Заставу Дола мы миновали незадолго до полудня, а ближе к обеду, прошагав три часа и не менее десяти миль, устроили привал там, где дорога начинала едва заметно подниматься в гору. Следующий отдых понадобился ещё примерно через два часа, когда меня вдруг закружило и повело. От воздуха, как пояснила защитница. Дышать и правда стало как-то иначе, резче, что ли, но, немного посидев на месте, а потом продолжив путь чуть менее быстрым шагом, я довольно легко привык делать вдохи не глубоко и редко, а коротко и часто. Слава Божу, выносливость осталась при мне, пусть и не в прежнем виде: к воротам форта мы в самом деле вышли ещё до заката, и я чувствовал себя усталым, однако не разбитым вдребезги, чего всерьёз опасался. Хотя чуть позже, когда часовой пропустил нас внутрь и мне было предложено сесть на скамью, я, расслабившись всего на минуту, понял, что сегодня больше не прошагаю и мили.
Форт Перевальный стоял прямо на уходящей в горы дороге и представлял собой две сторожевые башни по бокам низких ворот, под которые нельзя было въехать верхом, не согнувшись в три погибели. Левая башня упиралась в скалу и даже на неискушённый взгляд выглядела неприступной, от правой вниз, туда, где шумела река, уходил обрамлённый крепостными стенами коридор, перекрывая ближайшие возможные тропы из южных земель в северные. Конечно, при желании можно было вкарабкаться и по скале или обойти форт по другому берегу реки, но, как говорили в Блаженном Доле, добрые люди застав не чураются, а на злых всегда находится своя управа.
Гарнизон был маленький. За время ожидания коменданта я насчитал всего с дюжину солдат, шатавшихся по крохотному двору форта с делом и без дела. Сколько часовых скучало на башнях, угадать было трудно, но, скорее всего, не больше чем по двое, а то и вовсе по одному, потому что куда как сподручнее спать, ожидая своего дежурства, в защищённом от ветра углу, привалившись к нагретой солнцем стене. А солнце светило не по-весеннему жарко, и близость лета стала ощущаться ещё острее, когда форт накрыли промозглые сумерки.
— Скоро комендант-то вернётся? — спросил я у очередного солдата, проходящего через двор.
— Так порыбалит и придёт, куда ж денется?
Если учесть, что мы вошли в форт уже при заходящем солнце, а сейчас и вовсе почти стемнело, слова солдата выглядели насмешкой. Но ровно до той минуты, когда на залитый светом факелов двор шагнул из теней крепостного коридора комендант.
Невысокий, крепенький, такой, каких обычно называют «мужичками», рано и давно облысевший, как стало понятно, когда рыбацкая шляпа вместе с плащом были сданы на руки адъютанту, зато роскошно усатый. Таких длинных и пышных соломенно-светлых усов я не видел никогда: даже столичные модники, как ни пыжились, были способны соорудить на своей верхней губе лишь что-то прискорбно чахлое. Над усами горбился крупный нос, по обе стороны которого грозно щурились ничего не выражающие глаза. Даже странно было видеть столь яркую и красочную оболочку без наполнения. Правда, заметив меня, а вернее, глянцево блестящего жука на моей груди, комендант всё же удивился:
— Какими судьбами к нам, эрте Смотритель?
Впрочем, я удивился намного больше, увидев комендантский улов: двух здоровенных лососей, по серебристой шкуре которых весело прыгали факельные отблески.
— Рыбные места здесь?
— И ещё какие! Бывает, столько можно всего наловить, что и не снести. Так чему обязан?
Сбить моего собеседника с избранного пути оказалось невозможно, и я ответил так коротко, как только смог, чтобы избежать лишних вопросов:
— Ищу пропавшего человека.
Комендант оценил мою краткость тем самым образом, на который я и рассчитывал: не стал продолжать разговор на дворе, а пригласил пройти в башенную пристройку, походя распорядившись, чтобы свежевыловленную рыбу подали на стол сразу, как только сготовят.
Окна комнаты, служившей, судя по всему, и спальней, и кабинетом, и столовой, и залом для приёма гостей, были мало похожи на бойницы, но в сгустившихся сумерках источниками света служить уже не могли: им на смену пришли толстенные свечи из самого настоящего воска. Подобное роскошество выглядело неуместным даже во многих столичных домах, но здесь, как я быстро догадался, в цене были совсем иные вещи. А воск… Что воск? В ближних селениях наверняка есть многочисленные пасеки, ведь тут намного теплее, нежели в окрестностях Веенты, значит, и цветёт всё обильнее. К тому же прочих свидетельств зажиточности главного в форте человека я не заметил. Даже серебряные столовые приборы имели право на существование: многие лекари утверждают, что, если есть с серебра, будешь болеть куда как меньше.
— Эта женщина с вами? — уточнил комендант, не поворачивая головы. Наверное, краем глаза заметил, что Ньяна направилась следом за мной.
— Она мне помогает.
Он кивнул, опять-таки не выражая ни согласия, ни раздражения. Просто отметил указанный факт и прошёл на своё место во главе стола, прямо скажем, предназначенного вовсе не для еды, потому что посреди широкой столешницы громоздилась роскошная игрушка: уменьшенная копия самого форта, выполненная с заметной любовью и прилежанием. Даже деревца были расставлены именно там, где росли в действительности, и весьма походили на настоящие.
Я много раз видел подобные макеты в отцовском кабинете и довольно точно представлял, сколько может стоить столь искусная работа, да ещё порученная мастеру. В том, что игрушечный форт делал умелый человек, сомневаться не приходилось. А вот насчёт денежных возможностей коменданта, обзаведшегося дорогой забавой, возникали вполне закономерные сомнения: вряд ли казённые средства были рассчитаны на подобные траты.
— Нравится?
А он ведь гордится своей игрушкой. Хотя… Я бы тоже гордился макетом Блаженного Дола в своём доме. Мол, смотрите все и завидуйте моим владениям.
— Прекрасная работа. Очень похоже на мастерскую эрте Ессини, ту, что находится в Райме.
Взгляд коменданта на мгновение замер:
— А вы знаток. Не думал встретить в наших краях человека, не чуждого прекрасному.
— Скорее полезному. Это всё же деловой макет, а не услада взоров.
— И тут угадали! — Соломенные усы не смогли полностью спрятать улыбку. — А впрочем, что мы всё о мелочах да о мелочах? Позвольте представиться. Элбен Горт со-Маленна. Капитан.
Я раскрыл было рот, чтобы ответить той же любезностью, но осёкся, вспомнив окончание собственного имени. Не хватало ещё, чтобы начались расспросы о столичной жизни и о том, почему мы с ней вдруг решили расстаться по обоюдному согласию.
— Смотритель Блаженного Дола.
М-да, звучит не особенно гордо и громко, но к месту и времени подходит как нельзя лучше.
— Присядете?
— С удовольствием.
— Устали? Часовой сказал, что вы пришли пешком.
— Да. Нужно, знаете ли, иногда и жир растрясти.
Комендант посмотрел на Ньяну, скромно занявшую место на самом краю стола, несколько растерянно хмыкнул и больше в разговоре тему избыточной плоти не затрагивал.
— Итак, вы ищете человека?
— Совершенно верно.
— Именно здесь?
— Слишком много шансов, что он приходил сюда.
— Давно?
— Дня два назад, не раньше.
Комендант откинулся на спинку кресла и положил ладони на подлокотники.
— Каков он из себя?
Собственно, дальше можно было не продолжать. Если бы наш деревенский дурачок или кто-то ещё не появлялся у форта за последние дни, подобного вопроса не возникло бы. Теперь осталось только уточнить детали. Я кивнул защитнице, и та перечислила:
— Высокий, на голову выше вас, а то и на полторы. Сильный, но не жилистый. На правой щеке оспины глубокие: это он в детстве, когда болел, содрал, а родители не углядели.
— Вдобавок рыжий и… малость глуповат, — закончил я описание пропажи.
Комендант задумчиво всмотрелся в пламя ближайшей свечи, не спеша отвечать.
Есть много признаков, по которым можно понять, что человек лжёт. Но когда вместо лжи наступает тишина, это означает, что правда намного безопаснее. Нужно только терпеливо дождаться, когда она осмелеет и выйдет на свет. Или когда сообразит, о чём можно и нужно умолчать.
