Ит злился. Злился сильно. Больше всего ему, конечно, не нравилась ситуация со второй группой. Конечно, они оба знали, что подобное время от времени случается – их самих за годы работы три раза тоже посылали на «проверку лояльности», но там все же были немного другие обстоятельства, да и настолько грубых действий они никогда себе не позволяли. И ко всему прочему они, проверяя кого-то на задании, никогда не выстраивали ситуацию так, чтобы подставить другую команду. Чтоб вот так явиться в чужую локацию с прямым вопросом и почти без маскировки – да где это видано?! Кто это может быть? Либо стажеры, ни черта не умеющие, либо (что гораздо хуже) эта вторая команда настолько в себе уверена, что действует не так, как положено, а вообще абы как. Если это второй вариант, то дела обстоят еще хуже. Ит в первую очередь подумал, что кто-то собирается подставить Эдри, и эта мысль ему очень не понравилась. Тут снова возможны несколько вариантов. Либо – смена руководства кластера. Либо – смещение с поста Эдри при сохранении руководства. Либо… либо происходит еще что-то, о чем они трое не знают вообще ничего.
Каида, столица одноименной субпрефектуры, находилась гораздо севернее Джовела. Сейчас в городе стояла зима, причем, как на собственной шкуре почувствовал Ит, самая что ни на есть настоящая. Немногочисленные открытые улицы заметены снегом, все остальные – с внешним силовым покрытием, защищающим от ненастья. Недешевое развлечение устанавливать такую технику. Город большой, но какой-то отталкивающий, неприятный – то, что оба они ощутили, впервые оказавшись в Джовеле, тут чувствовалось в несколько раз сильнее. За внешней благопристойностью, обустройством, удобством, яркими рекламами и внешним благополучием стояло все то же инферно, непонятно откуда идущее. Да еще и зимний мглистый день вносил в это ощущение свою лепту – пронзительная тоска, хоть и была, в принципе, ожидаема, резала по нервам, как лезвие ножа.
Когда Ит узнал, что Гоуби живет и работает в Каиде постоянно, он удивился. Насколько ему было известно, художнику для работы необходим хороший свет, а тут нормально работать можно только летом. Относительно светло тут было лишь три месяца, все остальное время город тонул в ледяной зимней мгле.
Однако, познакомившись с жилищем жены министра субпрефектуры, он понял, что для имеющих такие деньги людей проблемы света не существует – пентхаус, в котором обитала парочка, был оснащен по последнему слову техники, причем техники нездешней.
О необходимости для художника яркого освещения Ит знал от Фэба, первая жена которого, Гира, увлекалась рисованием. Давным-давно, разбирая вместе ее вещи, они со Скрипачом наткнулись на тетради с рыхлой, пожелтевшей от времени бумагой. Здесь было много рисунков. Наброски, этюды, натюрморты. Но больше всего рисунков с детьми. Гира, как, впрочем, практически все гермо, обожала детей, и было видно, что ей доставляло удовольствие рисовать именно их.
Ит и Скрипач тогда рассматривали эти рисунки с тихим восторгом. Под некоторыми из них Гира ставила названия. «Уйди» – девочка-рауф, сидящая на ступеньке и прижимающая к себе куклу. Буквально несколько штрихов, и получается совершенно живой взгляд ребенка, за игрой которого тайком подсматривают, и малышка не хочет, чтобы кто-то взрослый вмешивался в ее крошечную тайну. «Перед завтраком» – двое человеческих детей, девочка и мальчик, моют руки у высокого рукомойника. Мальчик поддерживает девочку, стоящую на скамеечке. «А ты знаешь?..» – трое детей о чем-то тихо разговаривают, а совсем крошечный малыш, подползший к ним, стоит на коленках, вцепившись рукой в курточку очень похожей на него сестренки, и внимательно слушает, ничего не понимая. «Плюшки!» – узнаваемая гостиная в доме, на заднем плане сидит в старом кресле более чем узнаваемый Фэб, но его фигура словно не в фокусе, чуть размыта, зато дети на переднем плане прорисованы на совесть – девочка-рауф, подняв палец вверх, изо всех сил принюхивается, а вокруг три человеческие девочки, выжидательно смотрящие на нее, и у каждой на лице – немой вопрос. Еще один рисунок назывался «Я» – Фэб говорил, что да, она очень похожа. Рисовала у зеркала, он сам попросил. Поворот головы – три четверти, ежик коротеньких волос, в глазах – застенчивое доброе лукавство, словно она хочет рассмеяться, да все не решается…
Фэб тогда предложил работы убрать, но Скрипачу они понравились настолько, что он уговорил Фэба устроить в доме комнату для них, благо, что комнат имелось в избытке. И Фэб в результате сдался. Одну из западных гостевых спален они освободили от мебели, оставив лишь низенькую узкую кушетку, и развесили рисунки по стенам. Стекло в окне пришлось сменить на миллиметровой толщины блок из специального геля, не пропускавшего ультрафиолет, а в самой комнате Ит установил хороший климатизатор, который защищал бумагу от старения. Экспозиций получилось в результате четыре – одну, основную, они решили не менять никогда, а остальные сменяли раз в три года. С четким условием – на работы, убранные временно в хранилище, не смотреть, даже если очень хочется. Чтобы успеть соскучиться по ним по-настоящему.
И чтобы радость от встречи тоже была настоящей.
«Ну, Фэб, – сердился сейчас Ит, сидя в крошечном закутке на ледяной крыше, – ну ты и подлец!.. И это все ты тоже хочешь разрушить, да? Дай мне только домой вернуться. Я найду, что тебе сказать, и на слова не поскуплюсь, так и знай».
Он чувствовал – вся жизнь его сейчас распадается на части. Ледяной ветер хлестал, как плетка, но мысли были намного хуже, чем самый злой ветер, чем самая холодная зима.
* * *
Жена министра субпрефектуры Каиды, мастер-кукольник и меценат международного масштаба Дэбора Гоуби и в самом деле ни в чем себе не отказывала.
«Правило, действительное для всех, – утверждал когда-то философ. – Чем выше живое существо поднимается по социальной лестнице, тем выше оно предпочитает жить и тем глубже оно хочет спрятать свои тайны».
Жилище семейства Гоуби лишний раз доказывало справедливость этого тезиса. Оно было расположено на трех верхних этажах одного из самых престижных домов Каиды и представляло собой целый комплекс, в котором имелось все: от бассейна до парковки флаера. И это при том, что на Онипрее частный воздушный транспорт был под запретом, существовал только экстренный, грузовой и общественный. Закуток, который выбрал себе Ит как место для наблюдения, находился рядом с контуром воздуховода, опоясывающего мастерскую и расположенного, чтобы не портить эстетику, в небольшой выемке. Осмотрев снаружи помещение мастерской, Ит понял, что проблемы света для Дэборы Гоуби действительно не существует – свет в мастерской был полной имитацией настоящего дневного, в том числе и по спектру. Сама мастерская тоже оказалась оборудованной так, что даже непосвященный в тонкости этого ремесла Ит понял, насколько тут все серьезно. Отдельное помещение, в котором стоят три муфеля для обжига фарфора. Линия для отливки эластомера, изолированная, тоже в специальном небольшом зале. Мастерская со стендами, на которых стоят модели-заготовки. Видимо, заготовки она делает не сама, сама только кастомизирует и дорабатывает – зачем ей, при таких деньгах, дышать токсичным эластомером? Отдельная большая комната, с приспособлениями для росписи и украшения кукол. Круглый зал, в нем выставлены готовые работы. Великолепно обустроенный кабинет, из которого открывается прекрасный вид на город…
Собственно, именно кабинет его и интересовал, вот только рисковать и соваться внутрь здания Ит не решился. Как потом выяснилось, правильно сделал. В здании имелась охрана в большом количестве и были предусмотрены ловушки для незваных гостей; кроме того, элитный дом оказался отлично защищенным от рауф. Именно от рауф. Нет, если бы рауф вошел в него в полной защите, он бы, конечно, уцелел – но во всех остальных случаях сработали бы ловушки, подобные той, с которой они уже познакомились на выставке кукол в Джовеле.
С десяток этих ловушек Ит обнаружил во время проверки выставочного зала. Молекулярный датчик плюс баллон с ядовитым газом. При желании и зная, что датчик там есть, его, конечно же, можно обмануть – но если не знаешь, где он, получишь дозу яда… с которым повторно общаться, даже при наличии защиты, совершенно не хочется. Впрочем, даже если защита сработает… Все датчики включены в общую систему, о срабатывании какого-то из них тут же узнает охрана. Считай, позвонил в дверь – я тут, дорогие хозяева.
Риск, конечно, дело благородное.
Но только в том случае, если он не мешает делать настоящее дело, причем не имеет значения, благородное или нет.
За те часы, которые Ит провел, знакомясь с этим архитектурным шедевром, он прикинул несколько вариантов развития событий и своих дальнейших действий, но, поразмыслив, последовательно отбросил их все. Ничего не подходило, кроме пассивного наблюдения. Все действия, кроме того, на котором он в результате остановился, были в той или иной степени «звонком в дверь».
