Интересно, что генерал Хубе в своих соображениях обнаруживал полную солидарность с маршалом Жуковым. Он упорно не желал прорываться на запад, а предлагал прорыв в южном направлении через Днестр. К большому счастью для немцев, Манштейн был из тех людей, кто умел отстоять свое мнение. В противном случае все восемь дивизий генерала Хубе оказались бы раздавленными в лепешку советской 1-й гвардейской танковой армией. Это ясно видел его начальник: «Конечно, путь на юг через Днестр был вначале менее рискованным. Однако более детальный анализ показывал, что он вел армию к гибели… Противник вел наступление с востока уже южнее Днестра. Рано или поздно армия оказалась бы между этими наступающими силами противника и теми его двумя танковыми армиями, которые только что перерезали ее коммуникации и собрались форсировать в тылу армии Днестр в южном направлении»[179]. Так появилась идея обмануть русских: пока они продолжают наступать на юг, мы ударим на запад. В итоге план Ман-штейна полностью удался. Главную роль при этом сыграла достигнутая внезапность.
Между тем 1-я танковая армия имела все шансы на то, чтобы каменец-подольский котел стал ее могилой. Еще 15 марта командованию группы армий «Юг» было понятно, что войскам Хубе грозит окружение и их необходимо как можно скорее отводить. Но соответствующий приказ затормозили вышестоящие инстанции. Тем самым немецкие «верхи» фактически сыграли на руку противнику. Советские войска получили достаточно времени не только на завершение окружения, но и на ликвидацию котла.
Для начала следовало самым решительным образом пресечь деятельность вражеского «воздушного моста». Выше уже было сказано о том, что окруженные войска испытывали серьезные проблемы с горючим. Бензина не хватало настолько, что генерал Хубе отдал приказ бросать все машины, за исключением боевой техники. Запасов горючего в котле не было, они восполнялись исключительно за счет поставок по «воздушном мосту». А ведь немцы планировали крупную перегруппировку. С южного сектора котла им требовалось перебросить все свои силы в западный и далее около 150 километров пробиваться с боями через оборонительные порядки советских войск. Но без непрерывного восполнения запасов горючего ни перегруппировка, ни последующий прорыв были просто невозможны. В лучшем случае немцам пришлось бы бросить половину своих танков, чтобы заполнить топливные баки в остальных. В худшем — на прорыв они пошли бы пешком.
Однако по сложившейся традиции советское командование предоставило немцам полную свободу в налаживании «воздушного моста». Борьбу с немецкой транспортной авиацией по собственной инициативе вели отдельные советские летчики. Весьма показательны в этом смысле мемуары участника тех боев, прославленного аса, дважды Героя Советского Союза Арсения Ворожейкина: «К концу дня стало известно, что ночью и на рассвете над нами проходили фашистские транспортные самолеты. Они доставляли боеприпасы и горючее окруженным войскам. Если самолеты в эту ночь появятся, мы с Хохловым подготовились взлететь на перехват…
Серпик молодой луны сиял вовсю, и я хорошо разглядел, что летят трехмоторные «Юнкерс-52». Машины с малой скоростью, без брони, защитные пулеметы только сверху. Подходи снизу, сзади, и ты недосягаем.
После первой же очереди с левого борта «Юнкерса» высунулся огромный черно-красный язык… На очереди второй транспортник, а сзади — целая вереница. И нет истребителей противника. Вот здорово! Бей без оглядки, как по мишеням. К тому же лунный свет освещает цели. Да и сесть на землю поможет ночное светило»[180].
В ВВС 1-го Украинского фронта весной 1944 года было много других, таких же лихих и опытных воздушных бойцов, как Ворожейкин. В течение считаных дней они могли полностью очистить небо от немецкой транспортной авиации и сорвать снабжение котла. Но отчего-то командование не поставило перед ними такой задачи. В результате немецкие танки могли уверенно продолжать свое движение на запад.
Довольно странно выглядит и просчет в определении направления прорыва окруженных войск противника. Г.К. Жуков вспоминал: «Как потом выяснилось из трофейных документов, командование группы армий «Юг» собрало значительную группу войск, в том числе 9-ю и 10-ю танковые дивизии СС, и 4 апреля нанесло сильный удар по нашему внешнему фронту из района Подгайцы»[181]. Каким образом могло получиться, что советское командование не заметило сосредоточения значительной группы войск противника перед своим внешним фронтом? Куда смотрела разведка 1-й гвардейской армии? Фронтовая разведка? Агентурная разведка? Авиаразведка? Куда смотрели ГРУ и Генштаб? Ведь целый танковый корпус СС — не иголка в стоге сена. Его появление в непосредственной близости от западного сектора котла само по себе служило явным признаком подготовки операции по деблокированию, то есть предупреждением советскому командованию. Тем более что сосредоточение деблокирующих войск заняло у немцев почти две недели.
Но даже если Манштейну удалось сохранить в тайне прибытие эсэсовского корпуса, то перемещения немецких войск в котле не могли быть секретом для командования 1-м Украинским фронтом. К тому времени на территории Западной Украины было создано столь мощное партизанское движение, что немцы не знали покоя ни днем, ни ночью. Например, ветеран дивизии «Великая Германия» Ги Сайер в своей книге «Неизвестный солдат» писал о том, как много беспокойства доставляли партизаны немецким войскам, особенно весной 1944 года. Поэтому нетрудно предположить, что штаб фронта через командиров партизанских отрядов был хорошо осведомлен о передвижениях частей противника.
Далее оставалось принять отвечавшее обстановке решение. Прежде всего, следовало укрепить оборону 1-й гвардейской армии на участке предстоящего немецкого прорыва. Главным образом, противотанковую. Плотно прикрыть угрожающий участок с воздуха, благо превосходство советской авиации было подавляющим. В конце концов, командованию просто требовалось обратиться к опыту сталинградских боев в декабре 1942 года, так как в районе Бучача ситуация складывалась во многом схожая. Оставалось подождать, пока немцы полностью не вложатся в удары по нашей обороне и не бросят в бой все наличные силы. Вот тогда наступал момент для перехода к контрнаступательным действиям. Сил трех советских танковых армий хватило бы как раз для отражения атак эсэсовского корпуса, так и на разгром войск Хубе. Причем здесь существовали различные варианты, от нанесения одновременных ударов до уничтожения противника по частям — сначала снаружи котла, а затем внутри его. Вот и Г.К. Жуков сожалел об одной из таких упущенных возможностей: «Сейчас, анализируя всю эту операцию, считаю, что 1-ю танковую армию следовало бы повернуть из района Черткова — Толстое на восток для удара по окруженной группировке»[182]. Превосходное решение! В этом случае разгром войск Хубе мог быть завершен еще до того, как Манштейн успел полностью сосредоточить ударную группу Венка. Стало быть, вся операция по деблокированию теряла смысл, так как деблокировать было бы уже некого.
Обратимся вновь к воспоминаниям Манштейна: «Необходимо все же объяснить, почему на правом фланге, в полосе 8-й и 1-й танковой армий, наступило такое резкое ухудшение обстановки. Командование обеих армий в этом не было виновно. Подобное развитие событий объяснялось тем, что на этом фланге группы армий не хватало тех шести с половиной дивизий, которые после освобождения из черкасского котла были отведены на пополнение в генерал-губернаторство. Их теперь нечем было заменить»[183].
Интересно, каким образом и чем немцы могли бы компенсировать потерю всей 1-й танковой армии? Ее уничтожение в котле означало открытие для советских войск широких ворот в Европу, проникновение наших танковых армий в глубокие тылы противника, неумолимое приближение к сердцу гитлеровского рейха еще в 1944 году. Как в свое время Сталинград, так и каменец-подольский котел мог бы повлиять на судьбу всей войны в целом.
Глава 12
Линия «Пантера»
На завершающем этапе Великой Отечественной войны вопрос о деблокировании Ленинграда все еще оставался одним из важнейших на повестке дня в работе Ставки ВГК и Генерального штаба. Начиная с января 1942 года советское командование предпринимало неоднократные попытки прорвать блокаду и в полном объеме восстановить сообщение Северной столицы с Большой землей. Тем не менее части 18-й немецкой армии продолжали удерживать занимаемые позиции и парировали все удары Ленинградского и Волховского фронтов. Благоприятная обстановка на этом участке сложилась к осени 1943 года, когда стратегическая инициатива полностью перешла к Красной Армии.
