— проверяется система оповещения и сигнализации;
— прекращается увольнение в запас;
— архивы готовятся к сдаче;
— оружие и боеприпасы выдаются офицерам и «сверхсрочникам».
В РККА тех лет при переводе с «постоянной боевой готовности» в «полную» должны были отрабатываться точно такие же мероприятия. Все эти действия в западных округах следовало отработать после получения Директив НКО и ГШ от 10–12 июня, первой фразой в которых стояло «Для повышения боевой готовности…». И уж тем более — после 18 июня, когда пришел приказ о приведении в боевую готовность оставшихся частей округов.
С получением Директивы «Для повышения боевой готовности…» Павлов просто обязан был отменить всякие «плановые занятия», «все виды сборов и отпуска». Павлов обязан был выполнить эти мероприятия, а потом начать выполнять и остальные задачи, предписанные Директивой от 10 июня и согласно Плана прикрытия округа. По этой Директиве «все подразделения возвращаются в расположение», в места дислокации, чтобы начать выходить в «районы, предусмотренные Планом прикрытия».
При повышении боевой готовности в войсках обязаны были установить аккумуляторы на технику, а технику снять с консервации и загрузить в нее вооружение и боеприпасы. И самое главное — вернуть в расположение с полигонов все подразделения. Но Павлов еще и после 15 июня дает команду отправить артиллерию из частей на полигоны к самой границе на стрельбы! Зенитную же артиллерию он «забыл» вернуть из-под Минска.
Но и это не все. Исследователь Д. Егоров пишет в своей книге «Июнь 1941. Разгром Западного фронта»: «…Дичайшая нелепая накладка случилась с 235-м гаубичным артполком 75-й дивизии 4-й армии. Как вспоминал бывший вычислитель В.Е. Козловский, в четверг, 19 июня, все имевшиеся оптические приборы были изъяты и увезены в Минск на поверку. Полк остался без панорам, буссолей, теодолитов и даже без стереотруб. По результатам зимних контрольных стрельб 235-й ГАП получил высокую оценку, но вследствие данного «мероприятия» эффективность его действий 22 июня представляется весьма сомнительной». (с.49) там же: «67-й ЛАП получил дивизионные пушки В.Г. Грабина Ф-22 или Ф-22 УСВ и 122-мм гаубицы. Однако как вспоминал П.Н. Черняев, служивший в этом полку, за несколько дней до войны было получено распоряжение: все полковое снаряжение сдать в обмен на новое. Он писал, что сдали упряжь и весь конский состав, но новых средств тяги не получили. Поэтому вся матчасть артиллерии была впоследствии потеряна, а командир полка майор Чумак погиб — ему оторвало обе ноги, и он истек кровью [76, письмо] (76. Воспоминания В.В. Свешникова, 164-й ЛАП 2-й СД)».
Интересные «накладки случились» в ЗапОВО… В эти же дни, 20 июня, в соседнем ПрибОВО в 270-м корпусном (гаубичном) артполку от командира полка некий генерал, замкомандующего округом, также требовал сдать прицелы на «поверку» в Ригу. Но дело в том, что оптика в артиллерии не сдается «на поверку» в принципе. Т. е. данные приказы преступны «по определению» (подробнее — в отдельном исследовании в следующей книге).
Кроме того, Павлов и Копец 21 июня после 18.00 дали команду с части истребителей округа, до этого находившихся в состоянии готовности № 1, с пилотами, дежурившими в кабинах сутками, слить топливо и снять вооружение с боеприпасами. Этот приказ упоминает С.Ф. Долгушин, в июне 1941-го летчик 122 ИАП. Возможно, этот приказ делался не для одного этого ИАП, а по всему округу, но не все его выполняли.
При повышении боевой готовности «учебно-боевая техника и вооружение загружаются боеприпасами». И в связи с этим стоит привести еще один факт, приводимый в ВИЖ № 3 за 1989 год: «… согласно докладу бывшего начальника штаба 22-й танковой дивизии полковника А.С. Кислицына, за две недели до войны были получены из штаба
4-й армии совершенно секретная инструкция и распоряжение об изъятии боекомплекта из танков и хранении его в складе «НЗ»». (ЦАМО СССР, Ф. 15, оп. 977 441, д. 2, л. 371). А ведь дивизия дислоцировалась в Бресте, т. е. непосредственно на границе.
Подобные факты «ослабления мобилизационной готовности» в округе Павлова историки наверняка могут назвать десятками. Но если бы все это произошло не в дни ожидания войны, то, возможно, данные факты деятельности Павлова и можно было бы попробовать списать на «извечное русское разгильдяйство». Но когда видишь, что делалось в соседних округах, возглавляемых обычными командирами (не Героями СССР к тому же), в которых подобных фактов «разгильдяйства» было намного меньше, трудно не прийти к мысли, что Павлов и его замы совершили именно измену. Тем более что действий одного Павлова в той ситуации вполне хватало для развала округа и фронта: достаточно было просто не исполнять приказы из Москвы, или только делать вид, что исполняешь.
После оглашения «обвинительного заключения» начался последний допрос Павлова и его замов на судебном заседании, после которого был вынесен окончательный приговор. Протокол суда достаточно объемен и состоит из протоколов допроса Павлова и его замов. Собранный вместе, текст показаний обвиняемых генералов дает представление о том, как развивались события в Белоруссии и какое отношение имеет ко всему этому «злодей и тиран» Сталин. Показания, относящиеся к исследуемому вопросу, я выделил.
«№ 5. Протокол закрытого судебного заседания Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР по делу Павлова Д.Г., Климовских В. Е., Григорьева А.Т. и Коробкова А. А.[3]
Москва 22
июля 1941 г.
Совершенно секретно
Отп. 1 экз.
Председательствующий — армвоенюрист В.В. Ульрих[4] Члены — диввоенюрист А.М. Орлов и диввоенюрист Д.Я. Кандыбин Секретарь — военный юрист А. С. Мазур.
В О часов 20 минут председательствующий открыл судебное заседание и объявил, что подлежит рассмотрению дело по обвинению бывшего командующего Западным фронтам генерала армии Павлова Дмитрия Григорьевича, бывшего начальника штаба Западного фронта генерал-майора Климовских Владимира Ефимовича, — обоих в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 63–2 и 76 УК БССР; бывшего начальника связи штаба Западного фронта генерал-майора Григорьева Андрея Терентьевича и бывшего командующего 4-й армией генерал-майора Коробкова Александра Андреевича, — обоих в преступлении, предусмотренном ст. 180 п. «б» УК БССР.
Удостоверившись в самоличности подсудимых, председательствующий спрашивает их, вручена ли им копия обвинительного заключения и ознакомились ли они с ним.
Подсудимые ответили утвердительно.
Оглашается состав суда и разъясняется подсудимым право отвода кого-либо из состава суда при наличии к тому оснований.
Отвода составу суда подсудимыми не заявлено.
Ходатайств до начала судебного следствия не поступило.
Судебное следствие:
Председательствующий оглашает обвинительное заключение и спрашивает подсудимых, понятно ли предъявленное им обвинение и признают ли они себя виновными.
1. Подсудимый Павлов. Предъявленное мне обвинение понятно. Виновным себя в участии в антисоветском военном заговоре не признаю. Участником антисоветской заговорщической организации я никогда не был.
Я признаю себя виновным в том, что не успел проверить выполнение командующим 4-й армией Коробковым моего приказа об эвакуации войск из Бреста. Еще в начале июня месяца я отдал приказ о выводе частей из Бреста в лагеря. Коробков же моего приказа не выполнил, в результате чего три дивизии при выходе из города были разгромлены противником.
Я признаю себя виновным в том, что директиву Генерального штаба РККА я понял по-своему и не ввел ее в действие заранее, то есть до наступления противника. Я знал, что противник вот-вот выступит, но из Москвы меня уверили, что все в порядке, и мне было приказано быть спокойным и не паниковать. Фамилию, кто мне это говорил, назвать не могу».
Павлов опять твердит о том, что он, оказывается, еще в начале июня «дал команду» о выводе трех дивизий из Бреста, а Коробков эту команду «не выполнил».
А дальше Павлов говорит нечто крайне важное для данного исследования — видимо, о «Директиве № 1», о приведении в боевую готовность войск округа в ночь на 22 июня. Павлов признает, что «Директиву № 1» он получил (около часа ночи). Вот только неясно, как командующий округом «понял по-своему» данную «директиву Генерального штаба РККА»? Павлов признает, что до наступления немцев не ввел ее в действие — не дал в войска приказ о приведении в боевую готовность, сигнал боевой тревоги. И приказ по ЗапОВО по «Директиве № 1» подписан был только в 2.30.
И чью фамилию «не может» назвать Павлов? Согласно прижившимся «байкам», ни кто иной как Сталин запрещал Павловым повышать боевую готовность вверенных им частей! Впрочем, еще в первом протоколе допроса от 7 июля Павлов прямо называл фамилию главного успокаивающего — маршала Тимошенко. Нарком обороны СССР, только что подписавший «Директиву № 1 от 21.06.41 г.», в которой командованию западных округов сообщается дата вероятного нападения Германии, звонил Павлову в час ночи 22 июня и «успокаивал», его предлагая: «Вы будьте поспокойнее и не паникуйте, штаб же соберите на всякий случай сегодня утром, может что-нибудь и случится неприятное, но смотрите, ни на какую провокацию не идите. Если будут отдельные провокации — позвоните». Это говорит нарком, дававший 10–18 июня приказы о приведении войск западных округов в повышенную боевую готовность! Тимошенко этой же ночью, получив от Сталина точную дату нападения, дает разрешение наркому ВМФ Кузнецову на приведение флота в полную боевую готовность. А Павлову предлагает не волноваться и собраться в штабе округа утром?!