живых».
Ицуки внимательно оглядывал стену, будто что-то выискивая, причмокивал губами и щупал камни, упорно двигаясь дальше. Остановившись у совершенно непримечательного участка, он приложил ладонь к стене, а после – просиял и, поклонившись, постучал.
Стены задрожали, застучали друг о друга кости, посыпались крошкой кристаллы, а в следующий миг в стене появилась дверь, такая большая, что Ицуки занимал меньше четверти её высоты. Поклонившись снова, он переступил порог.
Новый зал, те же кристальные колонны, округлые своды и круглое отверстие в высоком потолке, из которого лился яркий солнечный свет. Посреди зала лежало три огромных скелета, ещё больше тех, что Мико увидела раньше. Аккуратно, отдельно друг от друга, сохранив подобие позы, в которой когда-то лежали – на боку, подтянув колени к груди, а ладони подложив под голову. Жестом попросив Мико и Кёко опуститься в сейдза, Ицуки подошёл к скелетам, положил на пол дорожный мешок и развязал шнурок. Достал из деревянной коробочки фарфоровую пиалу, маленькую бутылочку саке, бережно сложил пирамидку из мандаринов. Налил саке в пиалу, поджёг пучок шалфея и, положив его перед собой, дважды хлопнул в ладоши, дважды поклонился, снова хлопнул и замер в молитве. Мико и Кёко, не сговариваясь, повторили за ним.
Они просидели так до тех пор, пока не догорел шалфей. Тогда Ицуки поклонился в третий раз, поднялся на ноги и повернулся к Мико.
– Говорит, что ему нельзя трогать кости. Предлагает тебе выбрать одну.
Мико кивнула, поднялась и постучала себя кулаками по бёдрам, разминая затёкшие ноги. Подошла к ближайшему скелету, примеряясь к кости, которую они смогли бы унести. Кёко предлагала мизинец – это звучало логично, и Мико направилась к черепу. Он лежал на боку и смотрел на неё провалами глазниц, один клык не уступал в длине всей её руке, и толщиной – ноге, а другой – был обломан у самого корня. Нижняя челюсть опрокинулась и смотрела в потолок двумя клыками поменьше. Мико остановилась у раскрытой, рассыпавшейся ладони и выбрала кость, которая легко поместилась в дорожный мешок. Это была верхняя фаланга указательного пальца.
Что ж, их путь и правда начался легко. Оставалось надеяться, что и дальше будет так же. Поклонившись скелету обезьяны, Мико побежала к выходу из зала, на пороге которого её уже ждали Ицуки и Кёко.
Снова задрожала земля и зазвенели кости – это закрывалась за ними огромная дверь. Но вот дверь закрылась, а дрожь никуда не исчезла, кости пошли волнами, подобно морю, зазвенели громче, закружились, отрываясь от земли. Кёко выругалась, Мико отпрянула назад, ударившись спиной о холодную стену. Сердце забилось чаще, а ладони похолодели, когда она поняла, что происходит.
Посреди костяного моря вырос невероятных размеров скелет обезьяны, в черных провалах глазниц которой горели зелёные огоньки. Медленно, словно боясь снова рассыпаться, скелет развернулся к ним и уставился на Мико. Челюсти угрожающе щёлкнули.
– Кажется, разрешения нам всё же не дали, – пискнула Кёко и схватила Мико за руку. – Бежим!
Они сорвались с места, а скелет в ответ оглушительно взревел. Мико зажала свободной ладонью ухо, рассеянно отмечая, что, вообще-то, скелетам реветь не положено, но их врага это нисколько не смущало. Подняв с земли огромную кость, скелет ударил ею по стене над головой Мико, сбивая кристаллы и засыпая её каменной крошкой. Они побежали быстрее настолько, насколько позволяла сила человеческих ног. Но до лестницы они так и не добрались – костяное море всколыхнулось и рухнуло, погребя под собой незваных гостей.
Воров в гробнице обезьян не любили.
Глава 23. За спиной демона
В тот день выпал первый в году снег. Семнадцатая зима в жизни Ханзо. По крайней мере, именно так утром сказал господин Хидэо. Императорская семья отбыла в храм, чтобы помолиться о благополучном завершении года. Шинокаге на священную землю не допускались, поэтому Ханзо оставили во дворце. Снег хрустел под ногами, когда Ханзо шагал в сад, а солнце светило так ярко, что сделалось больно глазам. На ровном белом ковре вилась одинокая цепочка маленьких следов. Ханзо коротко выдохнул – господин оказался прав. Несносная принцесса снова решила обвести всех вокруг пальца. Ханзо надеялся, что, когда ей подарят собственного Шинокаге, ему и господину Хидэо больше не придётся приглядывать за ней.
Ханзо остановился в тени гинкго, наблюдая, как Сацуки карабкается по изогнутому стволу сосны, намереваясь сбежать из дворца. Утром она жаловалась на боли в животе и слёзно просила разрешения остаться. Теперь ясно почему.
Сацуки кряхтела, перебираясь с ветки на ветку в неудобном кимоно. Ей пришлось подвернуть подол, и Ханзо мог видеть её тонкие белые лодыжки. Щёки под маской потеплели, и он отвернулся, недовольно нахмурившись. Вот глупая, замёрзнет ведь.
Когда Сацуки перебралась через стену и тихо выругалась, дав понять, что приземлилась не очень удачно, Ханзо выждал десять ударов сердца и перемахнул через стену следом. Они проделывали этот ритуал почти каждый месяц. Сацуки сбегала из дворца, полностью уверенная, что осталась незамеченной, а Ханзо тенью следовал за ней, приглядывая издалека. Сацуки было запрещено покидать дворец, но господин Хидэо обо всём позаботился. Ханзо не знал, как ему удалось договориться со стражей и держать происходящее в секрете от отца. Возможно, дело было в том, что господина все очень любили. В конце концов, Ханзо тоже его любил, поэтому выполнял даже те приказы, которые выполнять не стоило. Например, следовать за сбежавшей из дворца принцессой и не говорить об этом императору. Хотя он обязан докладывать ему о подобном. Император – превыше всего. Всегда. Для всех. Но не для Ханзо. Наверно, с Ханзо уже тогда что-то было не так.
Сацуки свернула в переулок и побежала вниз по узкой улочке – к рынку. Как всегда.
Длинная рыночная улица, украшенная фонарями и наполненная голосами, – любимое место Сацуки после разве что берега реки, куда она всегда шла, закупившись едой. Она смотрела на рыбацкие лодки, наблюдала за цаплями и кормила уток. Летом, когда над рекой загорались фейерверки, Сацуки пропадала там до поздней ночи.
Сацуки подлетела к прилавку с горячими пирожками и взяла сразу три штуки. Ела она много, совсем не как принцесса. По крайней мере, так всегда говорил господин Такаюки, когда им с господином Хидэо и Сацуки доводилось ужинать вместе. Сацуки его комментарии нисколько не смущали, напротив, она продолжала поглощать еду с ещё большим аппетитом.
После прилавка с пирожками Сацуки обчистила лоток с моти и остановилась у магазинчика тканей, чтобы полюбоваться на яркие
