– Я так хочу тебя сегодня.
Даже когда Джон произносил эти слова, его руки ласкали тело Лотти, заставляя ее извиваться под его ласками, он высвобождал ее страсть, пробуждая в ней чувственность. Он вдыхал ее запах и поражался свежести, дразнящему аромату, который так манил его. Он добивался ее осторожно, искусно руководя ею. Поцелуями, возносившими ее к вершинам блаженства, и ласками, приводящими ко все новым и новым ступеням наслаждения, он заставил ее тело искать его прикосновений. У Джона перехватило, дыхание, когда он услышал стоны Лотти. Он ощутил всплеск чувств, названия которым не знал. «Мне никогда еще не было так хорошо, я никогда не испытывал ничего подобного», – подумал он с изумлением. Его руки стали еще более нежными, губы ласкали ее тело, находя самые интимные уголки. Ее глубокий гортанный стон заставил его возликовать. Но напряженная пульсирующая плоть не позволяла больше ждать и требовала немедленного удовлетворения.
– Прими меня, Лотти, – с мольбой прошептал он ей в ухо.
Зачарованная новизной открытий, Лотти робко прикоснулась к его мужской плоти и попыталась подчиниться его желанию.
Джон навис над ней, накрывая своим телом, и Лотти приняла его с радостью, предлагая ему то, чего он так долго ждал. Она обвилась вокруг него, и они вдруг превратились в единое целое, двигающееся в неистовом ритме. Внешний мир перестал существовать для них.
Потом они лежали на своей импровизированной постели – в мягком сене, глубоко вобравшем в себя, их тела. Они вновь стали обыкновенными людьми, мужчиной и женщиной, мужем и женой, и Джон не мог поверить в то, что от этого можно быть таким счастливым.
Какое-то время они лежали молча и ждали, когда успокоятся их, бешено бьющиеся сердца и восстановится дыхание. Со стоном удовлетворения Джон оторвался от ее тела. Он закутал ее в одеяло и поднялся. Затем подошел к окну, которое все еще было открыто, и в которое врывался холодный ночной воздух, и легким движением руки захлопнул его.
В наступившей темноте он проделал обратный путь к Лотти. Она приподняла одеяло, приглашая его лечь рядом. Джон нежно прижался к ней и принялся гладить ее грудь.
– На западе собираются тучи, – пробормотал он ей на ухо, – к утру пойдет снег.
Немного поколебавшись, Лотти задала вопрос, уже давно не дававший ей покоя:
– А это может задержать Шерманов?
Он покачал головой:
– Нет, бури не будет. В это время года бурь не бывает. – И вздохнул. – Они уедут в полдень, Лотти. Я долго думал об этом, но, по-моему, сейчас ничего нельзя сделать. Когда Харлей Гаррисон вернется, я встречусь с ним и поговорю обо всем.
– Я не хочу, чтобы дети уезжали, – грустно прошептала она в темноту. – Это единственная семья в моей жизни, Джон. – Она повернула голову, пытаясь рассмотреть его лицо. – И мне так больно думать об их отъезде.
Он снова вздохнул и поцеловал ее в щеку.
– Ах Лотти… – Больше он ничего не мог сказать.
Глава 13
«Может, если я как следует, буду драить этот пол, то мне полегчает», – думала Лотти, выжимая тряпку в ведро, наполовину наполненное водой. В общем-то, в мытье пола нужды не было – об этом свидетельствовала совсем чистая вода в ведре. Но ей надо было чем-то заняться. Чем-то, что отвлекло бы от боли, притаившейся в груди.
Лотти понурившись, стояла на коленях, и никакие слезы не могли выразить ее печаль. «Я не знаю, я так к ним привязалась!» – тихо шептала она, убирая со лба непослушную прядь. Она присела на корточки и посмотрела покрасневшими, воспаленными глазами в окно, где зимнее солнце сверкало в морозных узорах. «Нет, снега еще недостаточно, чтоб экипаж завяз», – подумала она.
Элизабет Шерман пренебрежительно отнеслась к тому жалкому дюйму снега, который успел выпасть, несмотря на предположение Лотти, что после бури снега станет больше. А Джентри Шерман поспешил сообщить, что тучи рассеиваются, уходят на север и день обещает быть ясным.
– Мы не хотим задерживаться, мисс Лотти, – сказал он с любезной улыбкой. – Теперь, когда дети знают о наших планах, надо начинать приводить их в исполнение.
«Да уж, знают», – подумала Лотти. Сисси долго рыдала, пока Джон не приказал ей замолчать. А Томас все время был таким тихим, что Лотти даже начала побаиваться за него.
– Слишком уж много для маленького мальчика, – проворчала она, снова принимаясь за пол. – Даже престижная сент-луисская школа не заменит ему дяди.
Открылась дверь, и яркий луч солнечного света на мгновение ослепил ее; Лотти прищурилась.
– Не неси в дом грязь, пол чистый! – Наконец она нашла выход своим эмоциям, обрушив гнев на стоящего в нерешительности Джона.
– А зачем его мыть? Ведь он и так был чистый, – возразил Джон, почесывая в затылке.
Лотти снова уселась на корточки.
– Я думаю, что мне лучше судить, чистый пол или нет – ведь мою-то его я! – возразила она.
– Почему ты без ботинок? Глупо в такой холод ходить по дому босиком, – сказал Джон, пытаясь не сдаваться в этой перепалке.
Лотти свирепо посмотрела на него, но она уже успокаивалась, выплеснув гнев на мужа. Мытье пола не очень успокоило ее, а Джон еще подлил масла в огонь своими замечаниями.
– Я пол мою с известью и вовсе не хочу испортить свои ботинки, мистер Тиллмэн, – заявила Лотти.
– А зачем вообще пол с известью мыть? – спросил Джон таким тоном, словно специально хотел подразнить Лотти, сомневаясь в правильности ее методов уборки.
Она, стиснув зубы, проговорила:
– Потому что мы всегда в приюте мыли пол с известью.
Джон, наконец, закрыл за собой дверь.
– Ты больше не в приюте, Лотти, – заметил он, напоминая и без того очевидную вещь.
– Ну, кто знает? – высокомерно ответила она. – По-моему, мне скоро придется туда вернуться. Похоже, что здесь я никому не нужна.
Лотти неторопливыми движениями вытирала пол, собирая воду тряпкой и выжимая ее в ведро.
Джон сделал шаг вперед и остановился прямо перед ней. Бросив тряпку в ведро, Лотти выпрямилась и взялась обеими руками за ручку, собираясь отнести ведро к раковине.
– Дай сюда, – сказал Джон, пытаясь выхватить у нее ведро.
– Я никого не просила помогать мне, – заявила Лотти. – А если ты хочешь наследить по всему полу, то давай, вперед! Это, в конечном счете, твой дом, – проворчала она и направилась к раковине.
Джон молча наблюдал за тем, как она донесла ведро с грязной водой до раковины и оставила его там. Она выжала тряпку и повесила за раковиной. Движения ее были медленны, она всячески оттягивала момент, когда ей снова придется взглянуть на мужа.
– Ты хочешь уехать отсюда, Лотти? – спросил он тихим, мягким голосом – мягче, чем снег за окном.
