— Влада рядом? — Поинтересовался я, ища дочкиной поддержки.
— Нет. У подруги в эти выходные.
— Лады. Привет передавай. Я завтра позвоню, как что-то выясню.
Ну не хотел же я на эти острова, а жена мечтала о них, грезила. Выпрашивала! Мечтала о пальмах, гамаках, белом песке, морской лазурной воде, в которой просвечивают кораллы и камешки. Желала поваляться, погреть косточки, размять мышцы, наплаваться до тошноты.
Когда искал путёвку, хотел взять что-нибудь подешевле. Но так как Мальдивы- мусульманская страна, в которой нельзя делать многие вещи, которые дают русским бодрое состояние духа, ощущение отдыха и праздника (что тождественно друг другу), то пришлось брать дорогущую путёвку на остров для богачей. Всё ради любимой, чтобы она имела право ходить в бикини, валяться топлес у бассейна, есть свинину, пить алкоголь, ходить голышом, да хоть, Хэллоуин праздновать с нечистью. Всё предусмотрел, дабы не нарушить законы этой страны. И на тебе! Откуда не ждали!
Когда Лика рассказала о страшном сне, накануне вылета, я решил, что это так шутит её расшатанная нервная система. Вспомнил цунами 2004 года, накрывшее острова и поглотившего жизни людей. Подумал о модных нынче нападениях террористов, приплывающих с моря, вооружённых до зубов, и убивающих невинных отдыхающих расслабленных людей. Подумал даже о том, что с кокосовой пальмы может орех упасть и наградить ЧМТ (черепно-мозговой травмой). Подумал о нападении на остров неизвестно вируса и дальнейшем заключении в карантине.
Я тогда подумал обо всём, вспомнил, что страховка куплена на все случаи жизни, и выбросил из головы весь этот хлам. Снаряд в одну и ту же воронку дважды не попадает. Всё будет хорошо! Зря я тогда так быстро успокоился. Глупец.
Вышел к бассейну. Свет в соседнем доме не горел. Странно. Ни музыки, ни мачо — вечного маяка перед глазами. Мерзкая темнота поглотила соседей. Может, выехали? Нужно физически устать, чтобы прочистить мозги. Я с громким плеском нырнул в бассейн.
Где-то в зияющей, поглощающей разум и надежду, темноте римлянка сквозь кляп попросила о помощи. Но никто её не услышал.
12.5 Порочные игры жизни
Лика
В маленькой комнатушке, куда меня затолкали охранники, царила темнота и запах смрада. Пахло мочой, потом, сигаретами. Я закашлялась и пошла на свет малюсенькой лампочки.
Четыре шконки с матрасом и подушкой, тоненькое одеяло, прикорнувшее в уголочке.
— Новенькая? — Спросили меня с нижней койки.
— Извините, я не понимаю, что вы говорите! — Ответила я вежливо на английском.
Два других одеяла тоже начали шевелиться. Вскоре из них выползли (нет не змеиные) заспанные растрёпанные головы зэчек, ожидающих приговоров.
Та, что на нижней койке привстала и хлопнула меня по заднице:
— Хорошенькая! Попка как орешек.
— Что Вы делаете? — Нежно спросила я, начиная трусить как заяц, был бы хвост, он бы у меня затрясся от ужаса.
— Ага, куколка, — процедила на непонятном мне языке вторая зэчка, выбравшаяся уже из постели и прикурившая сигарету, сидя за столом.
_-На, угощайся! — Мне протягивали сигарету.
Совсем не понимала, что они говорят, но протянула руку и вытащила сигарету. Вставила в рот, прикурила и закашляла. Дым пробрался через горло в лёгкие и перекрыл дыхание, горло разрывало. Я кашляла, глаза слезились, а сокамерницы ржали. Бросила сигарету в пепельницу, попыталась затушить. Меня ударили по руке:
— Добро переводишь! — Гакнула толстушка с третьей койки, уже подрулившая к столу.
Первая снова схватила меня, теперь за грудь. Я вся свернулась, скукожилась и попятилась назад.
— Да не бойся ты, дурёха! Спрашиваю, почему ты так одета? В офис собралась? — Жительница камеры спрашивал меня, почему я так одета? Блузка, светлая юбка карандаш, туфли на каблуке. — А я ни хрена не понимала, думала, что она ко мне пристаёт, и шарахалась от неё как чумная.
Наконец мне показали на верхнюю шконку, намекнули, что могу занять. Свободна. — И я, воспользовавшись добротой, ломанулась наверх, где быстро натянула на себя одеяло, и, стуча зубами, притихла. Женщины ещё долго о чём-то говорили, а затем легли спать.
— Роза, а что ты так с ней аккуратно? — Вопросила вторая зэчка.
— Малява пришла, не трогать цыпочку! — Грубо ответила первая зэчка.
— Лады! Усекла.
Утро началось сложно. Нет, ко мне никто не приставал, курить не предлагал, не лапал меня. Но я жутко хотела в туалет, и сделать это при всех никак не могла. О боги! Неужели я в мокрых, воняющих трусах буду ходить до конца своих дней? За что?! Наконец, одна из зэчек поняла мою проблему, распорядилась, и все разом отвернулись.
— Ооо! Теперь жизнь налаживается, — думала я, приглаживая волосы в маленьком зеркале.
После скудного завтрака меня забрали на допрос, где долго пытали. Но мне им нечего было сказать. На видео точно была не я. Не моя фигура!
12.6
Да, алое летнее платье, плохо обтягивающее худую попку. Декольте не оголяло плоскую грудь. А на высоком каблуке воровку то и дело заносило в стороны.
Я пыталась вскочить, показать полицейских свою задницу, тыкала себе в грудь. Смотрите, мы разные. Это подстава. О, боги! Кажется, до одного служаки дошло и он усомнился, что тело одно и тоже. Но ему нужно закрыть дело, висяк не нужен. Значит, он будет гнобить меня, заставляя подписать признательное. Всё плохо! Очень плохо!
Я сидела у стола в камере до вечера и тупо грызла ногти. От маникюра не осталось и следа. Сокамерницы пристали ко мне лишь один раз, заставив проглотить обед.
К вечеру, когда я поняла, что моя лебединая песня спета, и меня засадят в тюрьму в чужой стране, я обмякла и потянулась за сигаретой.
Сигаретный дым действовал на меня положительно. Мысли собирались в стройные ряды и маршировали под звуки похоронной музыки. Вспомнила о муже. Лишь бы его не тронули. Хотя вряд ли посмеют. С другой стороны, если за всем стоит Никлас с его больной фантазией и баснословными деньгами отца-психопата, то нам пришёл конец!
Дверь в камеру распахнулась. Соседка стучала мне по плечу, указывая на дверь. Я встала и, пошатываясь, поплелась к двери.
Я не понимала, что происходит, но мне показалось, что передо мной расшаркиваются, извиняются. Меня ведут к выходу из тюрьмы. Всё как в сказочном сне. Я выхожу из ворот, делаю глоток свежего воздуха. Ко мне на встречу идёт мужчина, но это не мой муж. Это красивый соседский мачо с синими галазами.
— Лика, — он берёт меня нежно за руку и прижимает крепко меня к себе. — Ммм. Тебе душ не помешает. Пойдём. — Он тянет меня за собой, и я послушно иду, поддаваясь его чарам и обаянию. Много лопочет, переходя с английского на итальянский, и сильно прижимает меня к себе, с отвращением, морща нос.
— Мы переночуем сегодня на этом острове, а завтра вернёмся на свой. Хорошо, милая, — мужчина гладит мою руку. Я протягиваю свой паспорт Мартину, и документ исчезает в ловких руках служащего отеля.
На лифте поднимаемся в номер. Сильные руки раздевают меня, я не сопротивляюсь. Мачо раздевается тоже. После ведёт меня по тёплому полу в ванную. Он не пристаёт ко мне. Нет! Нежно, скрупулёзно отмывает моё тело губкой, льёт шампунь на мои длиннющие тёмно-русые волосы. Через полчаса экзекуций, выносит меня в комнату, завёрнутую, как конфетку в обёртку, в мохнатое тёплое полотенце, и укладывает на большую кровать. Накрывает огромным одеялом. Сам ложится сверху на одеяло, рядышком со мной. Кладёт свою красивую голову мне на грудь и рассказывает, как вытаскивал меня из тюрьмы, сколько денег потратил, как нашёл ту дрянь, что обворовала честных граждан, как сдал её в полицию. И справедливость восторжествовала, теперь я — честная душа — на свободе.
Невольно мои руки погрузились в волосы мужчины. Я ощутила тепло по отношению к нему, захотела его отблагодарить. Приподняла его за волосы, он последовал моему зову. Я накрыла его губы своими, мой язык проник в его рот и недвусмысленно дал понять, что я готова ко всему.
