— Направо — кусок тоннеля, идет под здание Всероссийского театрального общества. Сейчас называется Союз театральных деятелей. Там выход из колодца в котлован строящегося здания, в котором будет размещен театрально-культурный центр. А слева — выход через колодец прямо к парадному подъезду банка «Логотип».
— О, едри тебя в лепешку, пришли, — хохотнул Федор.
— А операция?
— А операция продолжается: ты, Федя, проверь вначале путь направо, если там все тихо, начнем сообща открывать колодец.
Вытянув перископный миноискатель, Федя, подсвечивая себе сильным карандашом-прожектором, ушел направо.
Через пару минут он вернулся и доложил:
— Все чисто, командир.
Затем Федор проверил подход к канализационному люку.
— Есть сюрприз, командир, — сказал он. — Пластиковая мина, очень, сука, хитроумно поставленная, с растяжками. Чуть в темноте заденешь, и в молекулы.
— Ну, ты очень-то не спеши, Федор. Аккуратно. Не задевай.
— Это мы понимаем, — протянул Федор, нащупывая пальцами тонкие проводки, идущие от куска пластита к закрепленным в стене тоннеля упорам.
И через несколько секунд довольный сообщил:
— Все путем, командир. Порядок.
— Ну, давай, лейтенант, вперед: тут, в узком колодце, только с твоей богатырской силой можно что-то сделать.
Хмурый коренастый лейтенант сделал шаг вперед, сбросил с себя вещмешок, поднялся по стальным ступеням колодца под самую крышку, вставил какие-то приспособления в ему одному видимые пазы, натянул проволочки, стянул их зажимами, крякнул и, надавливая одновременно двумя руками на систему, — захватом и плечом — на крышку, приподнял ее на пару сантиметров и отодвинул в сторону.
Однако свет, пусть даже вечерний, в окно колодца не проник, как можно было ожидать. Он посветил фонарем — над ним был еще один люк — в днище "банковской машины", поставленной над колодцем.
Он тихо постучал ручкой фонаря в дно люка, и тот открылся.
— Здорово, бойцы, — сказал лейтенант. — Все идет по плану.
— Был сигнал, сейчас мешки понесут.
Со стороны это выглядело так: мужики в камуфляже выносили из банка большие банковские брезентовые мешки и грузили их в специальную банковскую машину. Никого из прохожих эта процедура не насторожила.
Как обычно у входа в банк стояли охранники. Правда, глаза их были устремлены куда-то вдаль.
Между тем, если бы кто-нибудь понаблюдал за этой процедурой несколько минут, то наверняка удивился бы — как в такую, хоть и большую, банковскую машину могло вместиться столько мешков: она что, бездонная?
Вместительность же банковского броневичка объяснялась просто — парни в камуфляже грузили мешки с баксами в чрево машины, находившиеся там двое бойцов просовывали мешки в колодец, там их принимали бойцы «тоннельного» отряда и оттаскивали на площадку спецтоннеля. Когда все мешки оказались под землей, мужики в камуфляже вошли в броневик и через люк в нем спустились в колодец.
Люк в машине задраили. Люк в мостовой лейтенант поставил на место. Федя установил прежнюю сложную паутинку проводов и закрепил на месте пластиковую взрывчатку.
— Пусть будет как было, — сказал Федя.
— А ведь пластита-то в 1943 году не было? — вдруг заметил кто-то из бойцов «тоннельного» отряда.
— А кто сказал, что ловушку установили энкеведешники времен войны? Это «покупка» охранной структуры банка, — ухмыльнулся Бич, оглядев свое воинство. Он крепко обнял командира "тоннельного отряда" — без слов поблагодарил за отлично выполненную часть задания. — Взяли мешочки, и вперед, — скомандовал Бич.
Каждый взял по мешку. Впереди шел Митя, прокладывая маршрут, и Федя с миноискателем.
Они вышли через другой колодец в котлован строящегося культурного центра на углу Большой Дмитровки и Петровского бульвара, в заставленное щитами пространство между «бытовками» строителей, которые в этот день бастовали, требуя повышения зарплаты. Мешки с 6 миллиардами долларов бригада Бича погрузила в фургон с пропуском, разрешающим ему ездить внутри Садового кольца. Машина выехала со строительной площадки, свернула на Петровский бульвар, проехала к Трубной и затерялась в потоке машин, идущих от центра на северо-запад столицы.
Старший кассир банка «Логотип» выбежал на улицу и стал тормошить охранников, стоявших у входа.
— Где они? — орал он, но не услышал в ответ ни слова. Охранники стояли как каменные сфинксы и смотрели вдаль.
Вытащив из внутреннего кармана сотовый телефон, кассир торопливо набрал нужный номер и со злостью проговорил:
— Ну, вы что там, едрить вашу мать, спите? Я ж дал сигнал, что говорю под контролем!
— А пошел бы ты в задницу, — лениво ответил дежурный 234 отделения милиции ЦАО УВД Москвы старший прапорщик Демедяев Петр Харитонович, жуя яблоко. — Не было никакого сигнала. Был сигнал, Леха? Во, и Леха говорит, не было. Был отбой тревоги.
— Какой отбой? Банк ограбили! — вопил старший кассир.
Когда со стороны 234 отделения милиции к банку «Логотип», сквозь пробку машин рванулись «пешие» милиционеры из 234 отделения, броневичок ждал сигнала светофора в конце Большой Дмитровки. И, вполне возможно, поток, идущий по бульварному кольцу, тек бы и тек, и машины, скопившиеся перед светофором, заперли бы броневичок на углу, и милиционеры добежали бы до банковского броневичка, на который указывал дрожащими перстами старший кассир, но тут случилось непредвиденное.
Из Козицкого переулка с пением "Это есть наш последний и решительный бой" вышла группа демонстрантов числом около двухсот, сразу растекшаяся по улице так, что перекрыла дорогу и милиционерам, и пешеходам.
Лозунги были самые разнообразные:
— "Вернуть генерального прокурора на место".
— "Президент, а за сколько ты продал Россию?"
"Смерть коррупционерам и взяточникам!"
"Дать возможность генпрокурору сажать преступников".
"Ужесточить".
— "Устрожить".
— "Смерть…"
— "Конец…"
Группа взволнованных граждан шла к зданию Генеральной прокуратуры, чтобы поддержать уволенного за неделю до этого генерального прокурора. Вопрос как бы оставался открытым. До 15 марта. Генпрокурор, явно под давлением криминализированной чиновничьей верхушки, был вынужден подать заявление об уходе. И президент его подписал. А Совет Федерации не утвердил. И вот народ шел поддержать своего прокурора, пытающегося обуздать преступность.
Милиционеры махали руками, а кое-кто даже постреливал для острастки вверх. Водители автомобилей жали на клаксоны. Толпа же продолжала скандировать: "Прокурор, мы с тобой".
Тут в котловане возле здания Генпрокуратуры произошел взрыв, чем отвлек часть милиции как бы назад, а митингующих подбодрил.
Тем временем светофор дал зеленый свет, броневичок рванул вперед, свернул направо и ушел вниз, к Трубной площади.
Милиционеры же добрались до банка «Логотип» лишь минут через пять-десять.
Тут же, естественно, был организован перехват. Началась соответствующая, много раз отрепетированная службами УВД Москвы операция. И, конечно же, где-то на Сретенке машину перехватили. Или точнее захватили. Потому что она стояла у арки большого дома. И, конечно же, машина оказалась пуста. Ни водителя, ни людей, ни денег.
Естественно, были проверены все квартиры этого дома, все близлежащие дворы и улицы. Никаких следов.
Спустя десять минут все милицейское начальство уже знало, что ограблен банк «Логотип», оказывавший на протяжении пяти последних лет поддержку Фонду материальной помощи ветеранам МВД. Спустя пятнадцать минут раздался звонок в НИИ проблем мозга.
Трубку снял профессор А.Б. Моров. И услышал:
— Гриф? Блин. Общак! Сперли!..
ПРОФЕССОР МОРОВ. ОПЕРАЦИЯ "ДОПРОС ПОД ГИПНОЗОМ"
Проснулась Марина среди ночи. Снилось ей что-то страшное.
— Съела нехорошее, — подумала она.
На самом деле она, хотя и немного покуривала, вела образ жизни вполне здоровый. Если не считать того, что вот уже месяц у нее не было мужчины. Не какого-то отвлеченного, теоретического, а совершенно конкретного — Юры Князева.
Впервые она встретила в жизни мужика, в котором, кажется, все было гармонично.
Гармоничной была его фигура — высокий, мускулистый, с длинными ногами и мощным, накаченным торсом.
Гармоничной была его внешность — большие коричневато-зеленые глаза, густые черные брови, небольшой нос, красивые полные губы и волевой подбородок.
И была в его внешности одна особенность, которая придавала ему дополнительный шарм: в его довольно светлых волосах редкая седина почти "не читалась", но вот левый висок был совершенно белый.
Рассказывать, отчего у него поседел висок, он не любил. А Марина была не из тех женщин, что интересуются прошлой жизнью мужика после первой же проведенной с ним ночи.
