важно, чтобы сооружения соотносились с внешней средой: либо напрямую – через их архитектуру, либо косвенно – через их связь (или отсутствие связи) с окружением. Эти здания смело призывают обратить на них внимание и, как правило, достигают желаемого. Но есть риск слишком увлечься демонстративной уникальностью или применять этот подход без разбора. Это нормально, когда обычные здания – дома, банки и торговые центры – несколько сливаются друг с другом. Не всякое сооружение может или должно бросаться в глаза. Если наполнить мир зданиями, построенными ради того, чтобы выделяться, то в конечном счете ни одно из них выделяться не будет.
Наследие
Наши решения, связанные со строительством, отражают культурные приоритеты и ценности; так же происходит и тогда, когда мы решаем, стоит ли сохранять исторические сооружения, возведенные до нас. По мере того как города растут и меняются, перспективное развитие и ретроспективное сохранение часто конфликтуют между собой. То, что мы решаем сохранить, восстановить, реконструировать или укрепить, и то, чему позволяем прийти в упадок, оказывает невероятное влияние на характер наших городов.
Следы интерьеров снесенного дома на примыкающей стене
Языческие ворота
Пересечение времен
На берегу Дуная недалеко от Вены находятся остатки Карнунта – римского военного лагеря и города. Сюда приезжают со всего мира, чтобы исследовать музей под открытым небом и извлечь уроки из прошлого. Некоторые здания совсем разрушены, другие законсервированы и даже перестроены с использованием исторических методов и материалов.
Среди этих построек есть колоссальная Триумфальная арка, которая, как считается, была установлена императором Констанцием II в ознаменование его военных побед. В Средние века этот массивный тетрапилон[77] считался четырехсторонней гробницей какого-то гиганта-язычника, в результате чего монумент получил название Хайдентор, или Языческие ворота[78]. (По иронии судьбы Констанций II был христианином-арианином и прославился за преследование язычников.)
Этот монумент со временем частично разрушился. Восстанавливать постройку не стали, но посетители могут получить представление о его историческом виде простым и наглядным способом. Рядом с памятником на паре металлических опор установлена прозрачная панель (своего рода прозрачная мемориальная доска), на которой схематично нарисовано изображение постройки. Когда туристы совмещают рисунок с останками арки, они могут увидеть, как первоначальные формы тетрапилона накладываются на современные руины. По сути, наблюдатели могут увидеть одновременно прошлое и настоящее, мысленно совмещая развалины и контуры на панели. Это недорогой, не требующий высоких технологий, но весьма эффективный трюк.
Такие памятники истории и культуры привлекают немало внимания – от археологического до эстетического, но конкуренция интересов может усложнить принятие решений по их сохранению, консервации и реконструкции. Большинство людей согласится, что древние исторические места следует по возможности сохранять в текущем состоянии, но вопрос о том, где и как можно вмешиваться, вызывает споры. Реставрация здания может свести всю сложную историю здания к фиксации одного периода, не отражая всех особенностей его становления. Решение тонких вопросов об изменении или сохранении тех или иных памятников – это постоянная культурная, политическая и экономическая проблема для всех, кто заинтересован в сохранении исторических зданий для нас и для будущих поколений.
Управление достопримечательностями
Историческая консервация
Жители Нью-Йорка любят ненавидеть Пенсильванский вокзал, строительство которого было завершено в 1968 году. Это унылое темное многолюдное место резко отличается от своего предшественника, носившего то же название. Исходное сооружение, спроектированное фирмой McKim, Mead & White и построенное в 1910 году, было величественным шедевром стиля бозар, возвышавшимся над городским ландшафтом. Массивные дорические колонны приветствовали посетителей, которые затем спускались по огромной лестнице в открытое пространство с естественным светом, лившимся через арочные стеклянные потолки.
Грандиозная архитектура первого Пенсильванского вокзала сочетала элементы исторического строительства и современной промышленной эстетики, черпая вдохновение из античных источников и новых технологий. Его величие даже пристыдило Вандербильтов, богатейшее семейство Америки, и заставило их снести и перестроить их собственный Центральный вокзал, превратив его в то выдающееся историческое здание, которым он является сегодня.
Но по прошествии десятилетий Пенсильванский вокзал стал приходить в упадок. В эпоху послевоенного распространения реактивной авиации пассажиры стали меньше ездить на поездах, а после появления сети федеральных скоростных автомагистралей, связавшей штаты, железной дороге стало не хватать прибыли на обслуживание здания, требующее больших расходов. Голубиный помет накапливался быстрее, чем его успевали убирать, особенно в высоко расположенных труднодоступных местах. Окна ломались быстрее, чем их чинили.
Владельцам вокзала нужно было заработать денег, а в таких густонаселенных местах, как Манхэттен, где не хватает земли, всегда высоко ценятся права на воздушное пространство. Владельцы решили: если не окупается само здание, то можно попробовать продать разрешение строить над ним. Были предложения возвести огромную многоуровневую автостоянку, офисную башню или стадион, но в итоге была построена многоцелевая арена «Мэдисон-сквер-гарден»[79]. Железнодорожные пути продолжали функционировать, но здание пришлось снести, чтобы дать место новым владельцам. Яростных противников было немного – в частности, из-за состояния сооружения.
В начале 1960-х годов состоялась всего одна попытка спасти старое здание вокзала; акцию организовала Группа активистов за улучшение архитектуры Нью-Йорка. Они выкрикивали лозунги вроде: «Спаси, а не сноси!»[80] (надо сказать, что большого опыта в проведении таких акций у них не было). Но демонтаж здания уже было не остановить. В 1963 году вокзал стали разбирать. Детали из гранита и травертина снимали и выбрасывали в болота Нью-Джерси.
Проект нового вокзала вызвал крайне негативную реакцию общественности. В 1968 году историк архитектуры Винсент Скалли сетовал на то, что «раньше человек прибывал в город, как бог, а теперь ныряет, как крыса». Граждане и чиновники все яснее видели свою ошибку. Мэр Роберт Вагнер создал первую Комиссию по охране памятников, и появились законы, призванные охранять старинную архитектуру. Тем не менее в последующие годы были утрачены многие знаменитые здания, поскольку комиссия не спешила с рассмотрением запросов и присвоением постройкам статуса памятника.
В 1968 году на плахе оказался и Центральный вокзал. Он шел по пути Пенсильванского: нес убытки, но лелеял планы вертикальной застройки ради получения прибыли. Но в этом случае вмешались власти, которые сослались на новые законы и положили конец этой идее. Владельцы здания подали в суд, и дело затянулось. Сторону защитников здания заняла Жаклин Кеннеди Онассис, и судьба Центрального вокзала превратилась из местной проблемы в национальную. Судебное разбирательство также перешло на национальный уровень, дойдя в итоге до Верховного суда, который в 1978 году выступил на стороне закона об охране исторических памятников и позволил городу спасти вокзал.
Трудно сказать с уверенностью, какую роль в
