Позже репортер, бравший на улице интервью у Кита, спросил, не считает ли тот, что «Роллинг Стоунз» повели себя бестактно, устраивая такой гигантский концерт, когда тело Брайана еще не предано земле. Кит сразу врезал ему в нос.
Марианна очень переживала из-за смерти Брайана. Учитывая ее общее слабое и угнетенное состояние, она восприняла трагедию как предзнаменование собственной гибели. Часами она плакала, лежа в кровати на Чейн-Уолк. Это Мик психологически сломал Брайана — точно так же, как сломал и ее саму. Он высасывает из людей душу и силу, лишает их собственной личности. Он лишил Брайана самоуважения и уверенности в своей музыке. И то же самое он сделал с Марианной, пытаясь доказать ей, что он как актер лучше, чем она. Теперь он собирается сыграть главную роль в «Неде Келли», где будет сниматься Фэйтфул. «Я поняла, что он хочет унизить меня перед всем миром», — говорила Марианна.
От обреченности она вновь начала нюхать героин, хотя собиралась перед фильмом отказаться от наркотиков. Джаггер терял терпение. Это из-за нее его обвинили в хранении наркотиков. Ему надоело постоянно слушать обвинения и слезы. И на концерт в Гайд-парке он пригласил чернокожую актрису Маршу Хант, одну из многих девушек, с которой был не прочь развить отношения.
Марша носила африканскую прическу. Она, как прекрасная индианка, оделась с головы до пят в светлую кожаную одежду и бродила вокруг сцены, радуясь тому, что теперь, после успешного дебюта в мюзикле «Волосы», ее все узнают.
Над сценой висели гигантские фотографии Брайана, выглядевшего таким здоровым и цветущим, каким я его даже в жизни не помнил. Сэм Катлер, ведущий, терпеливо повторял полумиллионной аудитории, что «Роллинг Стоунз» хотят перед началом выступления почтить память Брайана минутой молчания. Я сидел сбоку сцены с 85-миллиметровым «Никоном» наготове, ожидая, пока начнется действие.
«Господи, — думал я, — в жизни не видал столько народу».
Когда Мик вышел на сцену, в толпе прокатился восторженный рев. Мик был в великолепном белом костюме с высоким белым воротничком.
— Нет! — выкрикнул он в ответ на рев зрителей.
Казалось, он, как и собирался, будет просить слушателей о минуте молчания в память о Брайане. Но он понимал, что если попытается заставить их замолчать, то создаст такое мрачное настроение, что может сорваться весь концерт А здесь было так много людей, так много журналистов, поклонников и друзей, что концерт должен был обязательно пройти успешно. Кроме того, он вскоре уезжал в Австралию, и ему надо было успеть доказать, как неправы те, кто шептались, что «Роллинг Стоунз» без их чудесного белокурого соло-гитариста уже никогда не будут прежними.
— Да-а-а-а! — крикнул он тогда, возражая сам себе. — Мы здесь, чтобы хорошо провести время, правда?
— Да! — хором ответила толпа.
— Тогда успокойтесь на минутку, — театрально продолжил он. Ветер трепал полы его пиджака. — На самом деле, я хотел сказать кое-что о Брайане…
И толпа неожиданно притихла. Многие из них слышали или читали о Брайане, другие видели его на сцене и по телевизору очень часто — и в принципе могли считать, что знают его. И все они были так же искрение опечалены его безвременной смертью, как и я.
— «Мир, мир! Он не умер, но и не спит», — Мик начал декламировать начало «Адонаиса» Шелли.
Он читал его с неловкостью, бездушно и грубовато. Но тысячи слушательниц перед сценой начали плакать. И когда я смотрел, как слезы струятся по их лицам, то почувствовал, что и сам готов прослезиться, и быстро вытер платком глаза.
…Он пробудился от сна, которым была эта жизнь, —А мы потерялись в своих бурных мечтах,В бесплодной борьбе с призраками.В безумном оцепенении он поразит острием нашего духаНеуязвимое ничто. Мы гниём,Словно трупы в склепе. Нас день за днемТерзают и снедают страх и горе…
Фотографы с Флит-стрит и телевизионщики словно обезумели, бегая вокруг сцены и снимая этот исторический момент. Джаггер вновь инстинктивно играл и со слушателями и с масс-медиа.
Слушатели застыли неподвижно, словно под действием некоего заклинания, не догадываясь, что это просто пафосные строки Шелли.
И холодные надежды толпятся,Как черви, внутри нашей плоти.Он останется, другие изменятся и уйдут.Свет с небес будет идти всегда,Призраки земного преходящи.Жизнь, как многоцветный витражный купол,Пачкает белое сияние ВечностиДо тех пор, пока Смерть не растопчет его, — умри,Если ты нашел, что искал!Следуй туда, куда все ушли! —Лазурное небо Рима,Цветы, руины, статуи, музыка, слова — все блекнетПо сравнению с блаженством, о котором они говорятНевыразимыми истинами.
Дочитав, Джаггер, казалось, почувствовал облегчение. Когда он закончил, администраторы открыли огромные картонные ящики (из-под вареных бобов «Кросс энд Блэкуэлл», согласно надписям на них), стоявшие по бокам сцены, и выпустили в голубое небо несколько сотен порхающих белых бабочек. Предполагалось, что это будет символизировать, как душа Брайана отправляется на Небеса.
К несчастью, ящики слишком долго стояли на жаре под солнцем, и многие бабочки, пролетев всего несколько метров, умирали, падая крылатым конфетти на головы прослезившимся поклонникам. Но Кит уже играл вступительные аккорды «Lemon Squeezer».
Перед сценой стояло человек тридцать «Ангелов Ада» — молодых людей, затянутых в кожу и с интеллектом явно ниже среднего. Они отталкивали зрителей назад и, в общем, вели себя по-хамски. Поклонники были возмущены и расстроены, не понимая, что это делается по приказу Джаггера. К девушке, которая стучала по двум пустым жестянкам из-под пепси-колы во время исполнения «Honky Tonk Women», подошел один такой слабоумный в черной коже и грубо отобрал их.
Когда заиграли «Sympathy for the Devil», девушки, рыдая и плача, полезли вперед к сцене, поближе к Мику. «Ангелы» спихивали их с краев сцены, словно крыс с палубы корабля, а Мик старательно смотрел в противоположную сторону.
— Ну, все нормально, только звук был, конечно, мерзкий, — сказал он вечером, когда мы все вместе пошли на концерт Чака Берри в Альберт-холле. — По-моему, еще никто никогда не собирал такой огромной толпы. И мне понравилось смотреть, как «Ангелы» всех толкали.
Мик заявил, что слишком занят, чтобы прийти к Брайану на похороны. На следующее утро они с Марианной улетали в Австралию. Но он согласился дать интервью, чтобы объяснить, как воспринимает смерть Брайана, благодаря чему, кстати, немедленно оказался в центре внимания средств массовой информации. Перед концертом в Гайд-парке он говорил журналисту «Гранада Телевижн»: «Брайан сам будет на концерте. Будет здесь! Мы делаем все, во что он верил. По учению агностиков, он не умер. Когда днем мы начнем концерт, он будет там с нами. Я не верю, как принято на Западе, в то, что следует скорбеть о тяжелой утрате. Понимаете, я не собираюсь носить траур и скорбеть. Мы, конечно, расстроены. Но я хочу, чтобы Брайан, прощаясь с этим миром, унес отсюда как можно больше счастья и радости».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
