близко, он огляделся. Площадь была пуста. Только у врат храма стоял юноша в потрепанной рясе с прыщавым глупым лицом, выражающим крайнюю степень изумления. Казалось, что он впервые в своей жизни видел вертолет, да еще в Куличках. И нельзя было исключить вероятность того, что сначала он принял винтокрылую машину за ангела, спускающегося с небес. Юноша забыл вынуть палец из носа, в котором сосредоточенно ковырялся до прилета вертолета, и так и замер, глядя на приближающегося незнакомца.
– Как твое имя, отрок? – спросил, подойдя, седовласый мужчина.
– В-в-владимир, – чуть заикаясь от растерянности, ответил юноша. И не преминул с гордостью добавить: – Назван так был в честь Владимира Мономаха, благоверного князя в Соборе всех святых, в земле Русской просиявших.
– Значит, ты сможешь мне сказать, кто является настоятелем вашего храма и где мне его найти, – с удовлетворением констатировал мужчина.
Но для юноши эта фраза была слишком сложной. Он не понял ее смысла и продолжал молча смотреть на незнакомца с тупым выражением лица. Единственное, что изменилось – он, наконец, вынул палец из носа. Прождав какое-то время ответа и не получив его, мужчина понял свою ошибку. И приступил издалека.
– Это церковь святых мучеников Феодора Варяга и сына его Иоанна? – спросил он, пренебрежительно кивнув на храм.
– Да, – односложно ответил юноша, и его лицо расцвело благодарной улыбкой. Теперь он понял вопрос, и его не затруднил ответ.
– Судя по твоей рясе, ты служишь в ней?
– Да, – подтвердил Владимир. И с не меньшей, чем отвечая о своем имени, гордостью добавил: – Звонарем.
– Кто настоятель вашего храма?
– Отец Климент.
– Где я могу найти его? В храме?
– Нет, – отчаянно замотал головой юноша. И почти благоговейно произнес: – Батюшка отдыхает после службы.
– Где?
– У себя дома.
– И где же его дом?
– А вот он, – сказал Владимир, показав пальцем на небольшую деревянную постройку с окнами в форме креста, приютившуюся на заднем дворе храма. И сразу же перекрестился, сложив пальцы щепоткой.
Мужчина с облегчением вздохнул. Допрос юноши сильно утомил его. Ничего больше не сказав, он направился к дому отца Климента.
– Спаси тебя Господь, – раздалось ему в спину.
Но мужчина, вздрогнув, не обернулся и ничего не ответил.
А Владимир еще долго смотрел ему вслед, раздумывая, зачем таинственному незнакомцу понадобился батюшка. Но так ни до чего и не додумался. И юноша перевел свой взгляд на вертолет, а его лицо снова выразило изумление. Владимир очень хотел подойти к вертолету ближе, но отчаянно боролся с этим желанием. Он хорошо помнил слова отца Климента, что любопытство есть смертный грех, поскольку именно из-за него праматерь Ева погубила себя и Адама, своего мужа, а с ним – и весь род человеческий.
– Любопытство есть суть духовное воровство, – говорил отец Климент, угрожающе размахивая пальцем перед носом юноши. И устрашенный Владимир с тоской следил за этим пальцем, ожидая, когда тот больно щелкнет его по носу. – Его истоки – в самолюбии и гордыне человека, вместилище всех страстей, малых и больших. Враг рода человеческого внушает нам, что любопытство равносильно любви к знанию и любознательности, а по отношению к ближним своим – заботе о них. Но это ложное утверждение, поскольку мотивы этих благородных устремлений прямо противоположны по сути своей этому пороку.
Владимир ничего не понимал из сказанного, но послушно кивал. Он запомнил только одно – отец Климент ставит любопытство в один ряд с тягчайшими грехами, такими, как убийство, прелюбодеяние и воровство. И старался избегать любых его проявлений. Это было нелегко, и Владимир страдал каждый раз, когда проигрывал эту битву. Может быть, он не выдержал бы и сейчас, но намного больше, чем страх согрешить, его пугала стая разгневанных гусей, окруживших вертолет. Пробиться сквозь их боевой строй без ущерба для своих ног Владимир не смог бы. И юноша с сожалением уступил поле боя воинственным птицам, обладающим более сильным духом, чем он, продолжая рассматривать вертолет издали. Компенсацией ему послужила возможность снова начать ковыряться в носу, что было не меньшим удовольствием, чем удовлетворенное любопытство, но намного менее греховным.
Пока юноша переживал в своей душе эти страсти, незнакомец обошел храм и вошел в дом, не постучав в хлипкую дверь, словно опасаясь, что от этого она может окончательно сорваться с проржавевших петель. Эта дверь, да и сам дом, явно требующий ремонта, многое сказали ему. Либо отец Климент был бессребреник, либо его приход был из самых захудалых, принося мало дохода из-за малочисленности или скупости прихожан. Эту дилемму седовласый мужчина рассчитывал разрешить, встретившись с батюшкой.
В доме оказалась всего одна комната, которая являлась одновременно и спальней, и кухней, и гостиной, и всем остальным. Несмотря на это, мебели в ней было мало – кровать, шкаф, стол и несколько табуретов, все покосившееся и кривоногое. Единственное окно стыдливо прикрывали выцветшие ситцевые занавески, не мешающие проникать внутрь солнечному свету. Сильно пахло прокисшими щами и воском. Незнакомец брезгливо поморщился, вдохнув спертый воздух. И сурово посмотрел на отца Климента, который сидел за столом спиной к двери, увлеченный каким-то делом.
– Я хочу видеть настоятеля церкви святых мучеников Феодора Варяга и сына его Иоанна, – произнес мужчина. – Это вы?
Отец Климент, не вставая и не поворачивая головы, ответил:
– Аз есмь. Кому и зачем понадобился?
Мужчина внушительно представился:
– Меня зовут Иван Феодорович Долголетов. Я председатель общественной комиссии по вопросам патриотического и духовно-нравственного воспитания детей и молодежи при городской администрации.
Однако на отца Климента это не произвело впечатления, он продолжал сидеть спиной к гостю. Тот раздраженно спросил:
– Чем это вы так увлечены, батюшка, что не можете прерваться?
– Богоугодное дело делаю, – благодушно пророкотал отец Климент. – Свечечки для храма лью. Простите ради всего святого, но не могу прерваться – воск застынет. Бог даст, через минуту буду к вашим услугам, уважаемый Иван Феодорович.
Гость и сам уже увидел, что батюшка топил воск в железной миске на небольшой электрической печке и заливал его в специальные формочки, расставленные перед ним на столе. Формочки были разных размеров, от малых до крупных. Несколько десятков готовых свечей лежали здесь же, в отдельной посудине.
– Продаете в храме прихожанам? – поинтересовался мужчина. – И по сколько?
– Кто сколько может, – ответил отец Климент. – Страдающих избытком денег среди моих прихожан нет. И слава Богу! Ибо говорил Иисус ученикам Своим: трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие.
Гость поморщился и недовольно сказал:
– Суесловите, батюшка! Вы бы еще про верблюда вспомнили, которому легче пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие.
– Нет в Куличках верблюдов, – невозмутимо заметил
