— Я знаю, кто отец ребенка.
Глаза девушки потемнели от страха.
— Не будь дураком, ты и есть отец.
— Нет, Терстан.
— Я не спала с ним! — Дочь посмотрела на отца. — Честно, не спала.
— Она не врет, — нахмурился Элфрик.
Из кухни выглянула Алиса:
— Это правда.
— Я спал с Гризельдой в воскресенье ярмарки — пятнадцать дней назад. Гризельда на третьем месяце.
— Нет!
Мерфин жестко посмотрел на Алису.
— Ты это знала, правда? — Та отвернулась. — И все-таки солгала. Даже родной сестре.
— Ты не можешь знать, на каком она месяце, — покачал головой Элфрик.
— Да посмотрите же на нее! — воскликнул Фитцджеральд. — Не видите, как округлился живот? Не сильно, но заметно же.
— Что ты в этом понимаешь? Мал еще.
— Ага, именно на это вы и рассчитывали, правда? И почти сработало. Элфрик погрозил подмастерью пальцем.
— Ты спал с Гризельдой и женишься на ней.
— Нет, не женюсь. Она меня не любит. Терстан сбежал, и ваша дочь переспала со мной, чтобы у ребенка был отец. Я знаю, что поступил неправильно, но не собираюсь наказывать себя на всю оставшуюся жизнь.
Элфрик встал.
— Ты женишься — и знаешь это.
— Нет.
— Придется.
— Нет.
Мастер побагровел и закричал:
— Ты женишься на ней!
— Сколько раз повторять? Нет!
Элфрик понял, что дело серьезно.
— В таком случае вон из моего дома и чтоб ноги твоей здесь не было.
Мерфин ждал этого и испытал облегчение. Значит, больше аргументов у мастера нет.
— Ладно.
Подмастерье двинулся на кухню, но хозяин загородил ему дорогу:
— Ты куда это?
— На кухню, за вещами.
— За инструментами, ты хочешь сказать.
— Да.
— Они не твои. Их покупал я.
— Подмастерью всегда выдают его инструменты в конце… — Мерфин осекся.
— Ты не отбыл положенный срок, поэтому никаких инструментов не получишь.
А вот этого юноша не ожидал.
— Я работал шесть с половиной лет!
— А должен был семь.
Без инструментов нечего делать.
— Это нечестно. Без них не вступить в гильдию плотников.
— А уж об этом я позабочусь, — злорадно усмехнулся Элфрик. — Интересно, как ты объяснишь, почему это подмастерью, вышвырнутому за то, что переспал с дочерью хозяина, причитаются бесплатные инструменты. Все плотники гильдии были подмастерьями, и у большинства есть дочери. Приземлишься на мягкое место.
Молодой человек понял, что хозяин прав. Алиса добавила:
— Вот ты и влип, дружок.
— Да, влип, — кивнул Мерфин. — Но что бы там ни случилось, это лучше, чем жизнь с Гризельдой и ее родственничками.
Этим же утром Фитцджеральд отправился в церковь Святого Марка на похороны Хауэлла Тайлера, надеясь найти нового хозяина. Разглядывая расписанный деревянный потолок — в церкви не было каменных сводов, — он увидел дыру в форме человеческого тела, мрачное свидетельство того, как погиб Хауэлл. Там все прогнило, со знанием дела говорили строители на похоронах, но прозрели они слишком поздно — Тайлера уже не было в живых. Стало ясно, что крыша слишком непрочная, чинить ее нет смысла, надо сносить и класть новую. А значит, церковь придется закрыть.
Приход Святого Марка располагался в самой бедной, северной части города. Он получал средства от одного-единственного и далеко не богатого хозяйства в десяти милях, которое держал брат священника. Кроме того, отцу Жофруа причиталась десятина, выплачиваемая примерно тысячей прихожан. Но даже имевшие что-то за душой обычно уверяли, что у них в домах шаром покати, и десятина эта составляла очень скромную сумму. Жофруа, на котором сегодня была совсем старенькая ряса, крестил, венчал, хоронил, запрашивая намного меньше, чем аббатство. Его прихожане рано женились, часто рожали и быстро умирали, так что работы священнику хватало и концы с концами сводить удавалось. Но если он закроет церковь, заработков не будет и платить строителям станет нечем. Следовательно, работа по восстановлению крыши встанет.
На похороны пришли все строители города, включая Элфрика. Мерфин пытался делать вид, что ничего не случилось, но давалось это ему с трудом: большинство уже знали о том, что Элфрик выгнал подмастерье. С ним поступили несправедливо, но, увы, он не совсем без вины. Керис, дружившая с молодой женой Хауэлла, стояла вместе с родными покойного. Фитцджеральд подошел к ней и все рассказал.
Затем бывший подмастерье стал думать про крышу. Должен существовать способ снять ее, не закрывая церкви. Обычно, когда работы оттягивали слишком долго и дерево прогнивало до такой степени, что уже не держало рабочих, вокруг церкви ставили леса и сбрасывали бревна внутрь. Таким образом, до настила новой крыши храм стоял под открытым небом. Но наверняка можно построить вращающуюся лебедку, с опорой на стену, с ее помощью по одному снять бревна крыши и не бросать их вниз, а сразу перекидывать через стену. Тогда деревянный потолок можно убирать, когда уже будет постелена крыша.
На кладбище Мерфин всматривался в людей и думал, кто из них возьмет его на работу. Он решил подойти к Биллу Уоткину, второму после Элфрика строителю в городе, с которым тот был на ножах. На голове у Билла блестела лысина в обрамлении черных волос — вроде природной монашеской тонзуры. Уоткин поставил почти все жилые дома в Кингсбридже. Как и Элфрик, он держал каменщика, плотника, нескольких рабочих и пару подмастерьев.
Хауэлл был бедным, и его похоронили не в гробу, а в саване. Когда отец Жофруа ушел, Мерфин подошел к Биллу.
— Здравствуйте, мастер Уоткин, — по-деловому поздоровался он.
Тот ответил не особенно тепло:
— Чего тебе, маленький Мерфин?
— Я ушел от Элфрика.
— Знаю. И знаю почему.
— Вы узнали эту историю от Элфрика.
— Узнал то, что нужно.
Мерфин понял, что будущий хозяин даром времени не терял, до и по ходу поминальной службы излагая всем свою версию случившегося. Фитцджеральд был уверен, что мастер никому не рассказал, как Гризельда пыталась приспособить на роль отца Мерфина вместо Терстана. Но понимал также, что оправдываться неправильно. Лучше признать ошибку.
— Понимаю, что поступил дурно, и мне очень жаль, но я хороший плотник.
Билл кивнул:
— Новый паром говорит сам за себя.
Юноша воспрянул духом:
— Вы возьмете меня?
— Кем?
— Плотником. Вы же сами сказали, что я умею работать.
— А у тебя есть инструменты?
— Элфрик не отдал.
— И был прав, потому что ты не закончил ученичество.
— Тогда возьмите меня подмастерьем на шесть месяцев.
— И отдать тебе потом ни за что ни про что набор инструментов? Мне это не по карману.
Инструменты были дорогими, потому что больших денег стоили железо и сталь.
— Тогда возьмите на жалованье — я накоплю на свой инструмент.
Это займет очень много времени, но Мерфином двигало отчаяние.
— Нет.
— Почему?
— Потому что у меня тоже есть дочь.
Это уже оскорбительно.
— Вы же знаете, что я не гроза девушек.
— А пример другим подмастерьям? Если тебе сойдет это с рук, почему бы остальным не попытать счастья?
— Но это же несправедливо!
Билл пожал плечами.
— Может, ты по-своему и прав. Но спроси у любого плотника в городе. Думаю, все скажут то же самое.
— Что же мне делать?
— Не знаю. Думать надо было, перед тем как ее тискать.
— И вам все равно, что вы теряете хорошего плотника?
Билл опять пожал плечами.
— Нам больше работы останется.
Мерфин отвернулся. Вот этим-то гильдии и плохи, с горечью подумал он, там с радостью гонят людей — и за дело, и под надуманными предлогами. Нехватка рук лишь увеличивает их заработок. К чему порядочность?
Вдова Хауэлла ушла со своей матерью. Керис, выполнив долг, подошла к возлюбленному:
— Чего ты такой мрачный? Ты ведь почти не знал Хауэлла.
— Мне, наверно, придется уехать из Кингсбриджа, — ответил юноша.
Девушка побледнела.
— Это еще почему?
Фитцджеральд передал ей разговор с Биллом Уоткином.
— Вот так, никто в Кингсбридже меня не возьмет, а без инструмента какая самостоятельная работа? К родителям? Но я не могу лишать их куска хлеба. Так что придется искать работу там, где не знают про Гризельду. Со временем, может, накоплю денег, куплю молоток, резец, перееду в другой город и попытаюсь вступить в гильдию плотников.
Излагая Керис этот план, Мерфин начал осознавать весь ужас положения. Он словно впервые увидел знакомое лицо и опять был очарован сияющими зелеными глазами, аккуратным носиком и решительным подбородком. Рот не вполне гармонировал с остальным лицом: слишком большой, слишком полные губы. Лишил лицо правильности: чувственная природа брала верх над деятельным умом. Рот, созданный для любви, и мысль о том, что придется уехать от этих вишневых губ, наполнила Мерфина отчаянием. Суконщица пришла в бешенство:
