Для таких людей всегда будет существовать шкала с плюсом и минусом, но ноль на ней всегда находится там, где застряло сознание этих людей. Как для приверженцев ислама, например, православные находятся в глубоком минусе, так для католиков мусульмане – вообще вне шкалы. А для таких людей, как Люда и Андрей, все эти «измы» зависли как дохлый компьютер, неспособный справиться с простой задачей – жить самому и не мешать жить другим.
Уверенным в своей правоте трудно жить, не мешая жить другим. Они будут навязывать свою «мораль», свои взгляды, чтобы постоянно убеждать самих себя в том, что когда-то было навязано им как «правило».
Человек, живущий в мире своего обмана, смотрящий на мир через призму своей тупой уверенности, видит мир искажённым, неправильным, но не знает об этом!
Он и детей своих воспитывает по тем же принципам, на которых основывалось воспитание его самого.
Я не помню, кто из писателей очень хорошо сказал по поводу отношения католической церкви к воспитанию детей, но звучало это примерно так: «Когда папа Римский воспитает своего ребёнка, тогда я послушаю, что он будет говорить о воспитании детей». За правильность цитаты не отвечаю, но суть её я не изменил.
Я смотрел на Люду. На эту грустную и весёлую девушку, которая расплатилась своим счастьем и жизнью самого дорогого человека! За что!? За то, что никому и никогда они с братом не сделали бы ничего плохого? За то, что кто-то умеет правильно манипулировать человеческим сознанием, вбивая с самого раннего возраста правила и догмы, фундаменты которых давно уже размыты водами тысячелетий? За что, спрашиваю я, люди, не умеющие быть счастливыми, лезут вон из кожи, отнимая счастье у того, кто, ничего не пропагандируя и не провозглашая, просто хочет быть счастливым человеком? Быть счастливым, это что – преступление?
А Люда всё равно будет счастлива! Такие люди, как она, не бьются за счастье, отнимая его у других. Они просто живут так, как велит им сердце.
Девушка шла рядом с нами и улыбалась. Улыбалась не потому, что так и не смогла осознать горечь потери. Она улыбалась потому, что мир пока ещё подавал надежды! Тот жестокий мир, в котором им с братом не нашлось места, жил и подавал надежды!
Она шла не спеша и гладила макушки высоких травинок, которые скончались ещё в прошлом году и стояли теперь высушенные весенним солнцем, как напоминание людям, что скоро здесь вырастет новая трава. И так будет всегда!
Всё так же улыбаясь, Люда сказала:
– Я не даю никаких обетов. Я никогда ни в чём не клянусь. Я просто – не лгу. Поэтому люди от меня шарахаются, как от чумы, заразившись которой, уже не сможешь жить в тюрьме из каких-то там правил… В тюрьме из ни на чём не основанных правил.
– Мила, но ведь были же когда-то основания…
– Да, когда-то были очень веские основания для того, чтобы отправить человека на костёр, и их сотнями тысяч отправляли на костёр. В основном, женщин. Во имя Господа, кстати…
– Но ведь это было…
– Давно? Вы это хотели сказать?
– Ну да!
– Хорошо. Вот вам день сегодняшний. Более чем в тридцати странах, где люди исповедуют ислам, в отношении женщин практикуется бесчеловечная операция…
– Клитородэктомия? Ты об этом?
– Да. Этот кошмар ещё называют женским обрезанием. Хотя, не обрезание, а удаление, или даже отрезание – вот единственное справедливое название для этой, с позволения сказать, операции… Это всё равно, что обезглавливание назвать, простите, бритьём головы.
– Я смотрю, современная молодёжь здорово обо всём этом осведомлена! Мне, например, об этой ужасной операции довелось узнать от девушки, африканки из Гвинеи, с которой я встречался, когда мне было столько же лет сколько сейчас тебе. Она рассказывала мне…
– Ого, Михаил! – с неподдельным удивлением в голосе перебила меня Люда. – А разве в те времена общественность не осуждала подобные… как бы это по мягче назвать-то…
– Знакомства, да? Осуждались. Ещё как осуждались!.. Только нельзя сказать, что осуждались они общественностью… Шушуканье за спиной, презрение – вот, наверное, и всё, в чём это осуждение заключалось.
– А эта девушка, она что, прошла через…
– Нет, что ты, Люда! Она была дочерью очень богатого человека – дочерью вождя. Она потому и училась в нашей стране… Ко всему прочему, её отец был цивилизованным человеком и, по её словам, спас дочку от рук матери и её сестёр, которые хотели её тайком от него оскопить…
Люда заметно погрустнела после моего короткого рассказа о средневековых зверствах современного мира.
– Да, это вы правильно сказали – «от рук матери и её сестёр»… Я видела в Интернете, на одном из сайтов жуткие фотографии. Там…
– Мила, может, мы как-нибудь сможем обойтись без этой темы? – вдруг спросила долго перед этим молчавшая Марина.
– Конечно, сможем. Только тему-то надо сначала закрыть, – спокойно ответила Люда.
– На тех фотографиях, – продолжила она, – шестилетних девочек крепко держат за руки и за ноги родные тётки во главе с матерью, а повитуха грязным ритуальным ножом калечит ребёнка…
– Мила!.. Это ужасная тема!
– Да, Марина, я привожу примеры крайностей, но из этих примеров видно, что большинство считает себя компетентным, когда речь идёт о том, разрешить ли будущим поколениям то, что до сегодняшнего дня было под необоснованным запретом. Это касается всех, абсолютно всех сторон жизни. Простите меня, Марина, но я прослеживаю чёткую взаимосвязь между узаконенным зверством, царящим в африканских странах и… нашей с братом невозможностью быть счастливыми…
Наконец, я решил разрядить накаляющуюся атмосферу.
– Я слышал, что причина всему этому безобразию – многоженство. Не все женщины, живущие в гареме, пользуются одинаковым вниманием со стороны мужа. А женщина, лишённая возможности испытывать сексуальное наслаждение, не будет сильно переживать, что не её, а другую жену часто приглашают в покои мужа.
– Да, Михаил, скорее всего, вы правы. Но какой смысл тогда в замужестве, если женщину просто используют, как грядку для выращивания детей?..
– А какой смысл ты вкладываешь в понятие «замужество»? – спросил я, заметив, что мне удаётся увести девушку от неприятной темы.
– Я не знаю… Мне вообще не нравится это слово…
– Замужество?
– Да. От него веет какой-то несамостоятельностью. Замужество… За мужем. За мужем – как за каменной стеной… Неужели люди просто не могут жить вместе и любить друг друга без всех этих замужеств.
– Но, Мила… Ведь институт семьи… – начал было я.
– Знаю, знаю, проходили…
«Ну, слава Богу, вроде отвлеклась», – подумал я.
Мне и самому не нравятся все эти современные зверства полудиких народов с полудикими нравами, а Люда, ко всему прочему, девушка очень эмоциональная.
«Похоже, действительно, отвлеклась. Вон, и настроение у неё заметно переменилось», – успокаивал я себя, наблюдая за Людой.
Вдруг, вспомнив кое о чём, я спросил:
– Люда, а ты не могла бы осветить один неясный момент? Один запомнившийся мне эпизод.
– Наверное… А если это связано с Андреем, то, скорее всего, да.
– Да, это связано именно с Андреем… Во время нашей с ним беседы, он, как мне показалось, в какой-то пренебрежительной форме высказался о Зигмунде Фрейде. Что это было, ты не подскажешь мне?..
Люда как-то загадочно улыбнулась и неуверенно начала:
– Дело в том… Михаил, а что вы знаете о Фрейде?
– Всё, что может и должен знать уважающий себя историк. Факты.
– Ну, ладно. Дело в том, что Андрей где-то прочитал о том, что Фрейд был заядлым кокаинистом.
– Да, я знаю об этом его пристрастии. Он даже называл кокаин «чудодейственным лекарством»!
– Даже так?!..
– И не только так, Мила. Отец психоанализа пичкал кокаином своих пациентов.
– Слава богу, что он хотя бы на себе опробовал это… «чудодейственное лекарство»!
– Да, конечно, но дело в том, что он сам страдал симптомами невроза, включая приступы депрессии, апатии и тревожности. И не надо забывать, что он в те времена не знал, какой жуткий вред наносит психике человека регулярное употребление кокаина. Эта практика продолжалась до тех пор, пока один из его пациентов не впал в страшнейший психоз, вызываемый непомерными дозами препарата.
– Теперь я поняла, почему Андрей называл работы Фрейда, простите, «бредом неврастеника».
– Знаешь, Мила, я сам во многом не согласен с Фрейдом, но его заслуга в том, что он заставил мир говорить открыто о вещах почти запрещённых и предложил называть эти вещи своими именами.
– Как же вы правы!
– Ты о чём, Люда?..
– Я? Да я о том, что нет ничего лучше, чем называть вещи своими именами! Вы так не думаете, Михаил?
– Да я всю жизнь пребываю в уверенности, что, если бы люди называли уродов – уродами, они бы не лезли…
