– А тут написано, что есть, – уперлась она. – Впрочем, какая разница – финиковая пальма или пальчиковая фига? Главное, что из ее спелых плодов производится поразительно эффективный препарат, замечательно уравновешивающий мысли и чувства, приводя человека с расстроенными нервами в наилучшее расположение духа.
– Не наркотик? – с подозрением спросила я, всматриваясь в бессмысленные кретинские физиономии гномов.
– Нет, что ты! Абсолютно безвредная пищевая добавка! – Лизавета замахала руками. – Не имеет никаких противопоказаний.
– А побочные эффекты есть?
– Незначительные, – уклончиво ответила Коробейница. – Ну, легкая дезориентация в пространстве и времени… Честно говоря, с часами враз дружить перестанешь, минуты считать разучишься, с «Пофигином» день да ночь – сутки прочь, мелочи не волнуют.
– Сколько стоит? – спросила я.
– Тебе первый флакон даром отдам, а придешь за вторым – тогда возьму деньги за оба, – предложила Лизавета.
– Идет.
Я сунула пузырек в карман и вернулась в редакторскую.
– Где ты бродишь? – сердито спросил Вадик, распластавшийся на диване. – Я тебя жду, жду с…
– С комфортом, – закончила я за него. – Что, пора за работу?
– Пора, брат, пора! – возвестил Вадик, откровенно неохотно принимая вертикальное положение. – Туда, где за тучей белеет гора!
– Гора денег, заплаченных кандидатами в депутаты за рекламное обслуживание? – предположила я.
Вадику понравилась моя мысль. Я в ответ сказала, что мне нравится его настроение. Тут в редакторскую заглянул Мамай, которому, по его собственному заявлению, ничто в этой жизни не нравилось, и жизнь отвечала ему взаимностью: видите ли, мы с Вадиком непозволительно медлили приступать к выполнению своих обязанностей. По этому поводу Роман Геннадьевич вновь извлек из широких штанин свой любимый хронометр и с крайне озабоченным видом наблюдал кружение секундной стрелки, рискуя перенапрячь приводящие мышцы глаз.
– Как же он мне надоел, проклятый Мамай, басурманская морда! – шепотом причитал Вадик, труся позади меня в студию. – Когда же кончится это издевательство над простым русским тружеником, это трехсотлетнее монголо-татарское иго!
– Скоро кончится, – пообещала я. – Гораздо раньше, чем через триста лет. У меня уже есть кое-какие идеи по этому поводу…
Но обсудить идею нейтрализации надоедливого Мамая мы с напарником не успели. Сначала были слишком заняты записью очередного кандидатского выступления, а потом мне пришлось отлучиться. Лазарчук, который и впрямь точно знал, где и когда меня искать, позвонил на редакционный телефон и настоятельно попросил прибыть к нему в кабинет для беседы.
Мне не очень понравилось, что запланированная капитаном беседа по времени точно совпала с моим обеденным перерывом, – это лишало меня законной трапезы. Я уже приготовилась высказать Сереге свое недовольство, но оказалось, что даже Лазарчуку ничто человеческое не чуждо и беседовать со мной он собрался в располагающей обстановке ближайшего буфета. К тому же организовал приятную компанию: по правую и левую руку от капитана устроились Колян и Моржик.
– Вы все сбежались послушать мой рассказ? – догадалась я. – Друзья мои, любопытство погубило кошку!
– Ничего, если это не ее окорочок лежит в моей тарелке, я не буду сокрушаться по данному поводу! – Мой супруг проявил благодушие, достойное гнома с многолетней лекарственной зависимостью от «Пофигина».
Я опустилась на свободный стул, придвинула свободную тарелку и, ожидая суп, который добрый Колян заказал специально для меня, выдала публике небольшую сенсацию:
– Я только что совершенно случайно узнала, что на совести нашего неверного друга Сергея Трофимова гибель еще одного человека – Вениамина Орлова по прозвищу Веник.
– Это кто такой? – спросил Колян.
– Это тот парень, который насмерть подорвался в среду утром, – Лазарчук ничуть не удивился. – Мы, в отличие от тебя, узнали об этом совершенно не случайно! Взрывное устройство, сработавшее в сумке Орлова, было идентично тому, которое вчера разворотило кафе-стекляшку в «Палаццо». Работа Трофимова, точно.
– А зачем Трофимов его взорвал? Кто он, этот Орлов? – повторил Колян, временно прекратив глодать окорочок сомнительного происхождения. – Я его не знаю!
– Можно подумать, Трофимов убивал только тех, кто тебе знаком! – поддела я.
– Мы пока не знаем, чем Орлов помешал Трофимову, но вскоре обязательно выясним, – заявил Лазарчук.
– Не трудитесь! – сказала я. – Я уже знаю, из-за чего погиб Венька. Выяснила путем дедуктивных размышлений.
Лазарчук фыркнул, как та кошка, окорочок которой предположительно ел Колян. Я не обратила внимания на эту демонстрацию и спросила мужа:
– Помнишь, наша соседка Матрена искала порты?
– Офигеновна! – обрадовался Колян. – Потрясающая женщина, как такую можно забыть!
– У нашей соседки Матрены Афиногеновны пропали с веревки розовые трикотажные портки с начесом, – объяснила я ничего не понимающим Сереге и Моржику. – Подштанники висели в одном ряду с вещичками Масяньки, поэтому Венька решил, что порты принадлежат мне, и украл их.
– Кыся! Хотел бы я посмотреть на тебя в розовых трикотажных портах с начесом! – заблестел глазами Колян.
Чувствовалось, что основательное ночное прощупывание не истощило его творческий потенциал.
– А этот Венька, он тоже хотел посмотреть на тебя в розовых портах? Или, наоборот, без портов? Зачем он их украл? – озадачился Моржик.
– Чтобы принудить меня согласиться на ведение программы с бэккорректоршей, – уверенно ответила я.
Тут мне принесли суп, и я с аппетитом принялась за него. Мужики некоторое время помалкивали, уважая мой аппетит, но потом не выдержали и потребовали объяснить им все по-человечески.
– По-человечески не получится, – ответила я, облизнув ложку и положив ее в пустую тарелку. – Нормальному человеку такого не понять!
– Считай, что мы условно ненормальные, – предложил Лазарчук.
– История на самом деле дурацкая, я бы сказала – трагикомическая, – продолжила я, с любезного разрешения капитана записав его в идиоты. – Есть у нас в городе такая предприимчивая дама, которая называет себя биокармоэнергокорректором.
– Ого! – сказал Моржик.
– Мои коллеги попросту называют ее бэккорректором. Что такое эта самая биокармоэнергокоррекция, не знает никто. По-моему, дикая смесь шаманства, астрологии и доморощенного психоанализа. Бэккорректорша нуждается в рекламе, поэтому спит и видит себя постоянной гостьей моей телевизионной программы. У нее хороший рейтинг, и зрители мне верят.
– Не позорься ты, Кыся, с корректоршей! – скривился Колян. – Шаманы – это не твой формат!
– Не хочу позориться, – кивнула я. – Потому и отказываюсь от этой сомнительной чести, хотя наш главный редактор Роман Геннадьевич прессует меня, как дорожный каток, уже два месяца. То есть два месяца он меня прессовал, а с неделю назад перестал и вроде как ожидает, что я вот-вот сама, по доброй воле, попрошусь в эфир с корректоршей. Теперь-то я понимаю, в чем тут дело! Наш хитромудрый шеф предложил клиенту самостоятельно решить вопрос со строптивой ведущей неофициальным путем. Вот корректорша со своим верным помощничком Веником Орловым и решили повлиять на меня собственными силами и оригинальными методами.
– Денег предложили? – с надеждой предположил Колян.
– Если бы! Впрочем, это был бы не оригинальный метод, – рассудила я. – Нет, они попытались войти со мной в ментальный контакт.
– Ментальный – это от слова «мент»? – с подозрением спросил Лазарчук.
– От слова «ментальность»! Или не ментальный, а астральный, инфернальный, космический контакт – не знаю, я в бэккорректорских штучках не спец. В общем, эти деятели решили установить со мной незримую связь, чтобы потом дергать меня за ниточки, как марионетку. Для этого Венька старался раздобыть побольше моих личных вещей. Видимо, по идее авторов проекта, предметы, с которыми я непосредственно контактировала, должны были способствовать созданию у затейников моего образа вроде куклы-прототипа, которую мастерят в подобных случаях колдуны диких племен.
– Абсолютно ненаучный эксперимент! – авторитетно сказал Колян.
– Но было бы интересно посмотреть на его результаты, – добавил Моржик.
– Мне тоже, – согласилась я. – Тем более что Венька по ошибке наворовал чужих вещей! Не знаю, какая кукла получилась бы из подштанников Матрены Набалдашкиной, Женькиной кружки со спирохетами, Дашкиного лака для волос и костяного брелочка Любови Андреевны! Определенно, это был бы собирательный образ.
– А твоего в этом наборе ничего не было? – спросил Лазарчук.
Коротким кивком я поблагодарила его за своевременный вопрос и ответила:
