Полковник не договорил: влетевший в открытое окно камешек шлепнулся прямо на стол, опрокинув пустой бокал. Тот, ударившись о край тарелки, жалобно зазвенел. Офицеры удивленно зашумели. Сокольский встал и, тяжело качнувшись, подошел к окну. У калитки смутно темнела женская фигура.
– Надин! Это, вероятно, к вам?
Но Дина уже сама вскочила с дивана и быстрым шагом пересекла комнату, выходя на балкон.
– Дина, тутэ мануша?[47] – негромко окликнули ее.
Узнав голос, Дина просияла улыбкой и, высунувшись с балкона, громко позвала:
– Меришка, проджя дро кхэр![48] – и, вернувшись в комнату, весело сказала: – Господа, простите, я на минуту. Пришла сестра из табора.
– Так пригласите ее к нам, сделайте одолжение! – послышались пьяные, но бодрые мужские голоса.
– Навряд ли, господа, она, верно, устала… Подождите, я скоро вернусь! – Последние слова Дина выкрикнула уже из-за двери.
Мери ждала на крыльце черного хода, прислонившись спиной к стене и тяжело дыша.
– Ты что, бежала? – удивленно спросила Дина, подавая ей руку. – Сумасшедшая, там ведь уже темно… Как это тебя бабка отпустила на ночь глядя? Что-то случилось в таборе? Идем, идем скорее в комнату! Ты голодная?
– Нет… Только попить дай, пожалуйста, я всю дорогу от табора бегом… – задыхаясь, попросила Мери.
Войдя в темную комнату, она сразу же ничком повалилась на застеленную кровать. Встревоженная Дина принесла кружку воды. Мери села и жадно, проливая воду на пол и на колени, принялась пить. Затем она бухнула пустую кружку на подоконник и выпалила:
– Ты знаешь, что Мардо вернулся?!
Дина кивнула. Встала, чтобы зажечь свечу, долго искала на полке спички. Наконец желтый огонек загорелся, разметав по стене тени и высветив изумленное лицо Мери.
– Знаешь?! Уже?! Но… откуда? Он ведь всего полчаса назад пришел в табор, когда же ты?..
– Мардо прежде был у меня. – Дина вставила свечу в горлышко бутылки и села рядом с подругой на кровать.
– Здесь?!
– В ресторане. – Дина, криво усмехнувшись, провела ладонью по лицу. – Представь себе, признавался мне в страстной любви.
– Дина, да ты шутишь или с ума сошла?! – взвилась Мери, воинственно взмахнув кулаком. – Вот что, мы с тобой немедленно возвращаемся в табор! Там он не посмеет, а здесь… – Неожиданно Мери умолкла, зажав ладонью рот, и ее глаза стали круглыми от ужаса. – Дина, милая, он… Он что-то сделал тебе?!
– Нет, не успел. – Дина продолжала странно улыбаться, глядя на мечущийся от сквозняка огонек свечи. – Я закричала, прибежали люди… Вообрази, Сокольский его чуть не застрелил!
– Почему – «чуть?» – сердито спросила Мери. – Он же боевой офицер! Как можно было промазать с двух шагов по крупной мишени?
– Да нет, он стрелял уже вдогонку, в темноте. – Дина, закрыв глаза, покачала головой. – Воистину, ничто вора не возьмет…
– Собирайся немедленно, идем в табор, – решительно объявила Мери.
Дина молчала. Молчала долго, не сводя глаз со свечи. Затем медленно выговорила:
– Ты не понимаешь… в таборе может быть еще хуже. Помнишь, как он пьяным стоял перед нашим шатром и пел какую-то воровскую мерзость? Еще чуть-чуть – и у него совсем язык бы развязался. Если Митька расскажет все как есть, что тогда со мной будет? Тем более Сеньки нет…
– Проклятый, бессовестный… – горько сказала Мери, обнимая руками колени. – Как он мог… как мог оставить тебя…
– Ты имеешь в виду – тебя? – усмехнулась Дина.
Мери изумленно посмотрела на подругу, и глаза ее начали наполняться слезами. Чтобы скрыть их, она отвернулась к окну.
Некоторое время подруги сидели молча. Из-за стены доносился громкий, пьяный мужской разговор, сбивчиво звенела гитара в неумелых руках, кто-то фальшиво напевал «Ямщик, не гони лошадей».
– Прости, – наконец глухо произнесла Дина. – Прости. Поверь, я сделала тогда что могла. Я сто раз повторила, что ты его любишь до смерти и без него от тоски засохнешь. Но он не поверил.
– Глупый, боже, какой глупый… – пробормотала Мери, закрыв лицо руками. – Дина, он ведь даже не простился со мной… Так и ушел, ни слова не сказав, будто я в чем-то виновата… Или он сам… Господи, почему?! Почему?!
– Почему… – Дина поднялась с кровати, прошлась по комнате, остановилась у окна спиной к подруге. – Мери, пойми, наш с тобой Сенька вовсе не дурак. И он, в отличие от тебя, знает, что каждый должен быть на своем месте. Ты – не таборная цыганка. Ты хорошая, красивая, образованная девочка. Ты умна, ты можешь устроить свою жизнь гораздо лучше, чем… Боже, Мери, ты в самом деле всерьез намереваешься до самой смерти проболтаться с торбой под чужими заборами?! У тебя гимназия окончена с медалью, фельдшерские курсы, а ты… Я понимаю – зимой, тогда, у красных, когда некуда было кинуться, негде больше спрятаться… Но сейчас! Здесь, в Крыму, у своих! А ты даже не хочешь помогать мне в госпитале, почему?!
– Я уже говорила! – отрезала Мери. – Я не хочу уходить из табора!
– Конечно! Правильно! До сих пор учишься быть цыганкой! Но зачем, зачем?! Посмотри, даже Сенька все понял раньше тебя! Понял, что, как ни любил бы тебя, он не имеет права…
– Имеет! – вспылила Мери. – Я сама дала ему это право! И если б не Мардо, я бы уже давно была Сенькиной женой!
– О да, разумеется! Это все очень романтично! И ты побиралась бы для него по дворам, чудно! А потом бы он как-нибудь напился пьяным и избил бы тебя кнутом! Как все цыгане! Ты уже сто раз такое видела! Помнишь, как ты ринулась Машку спасать и как мы с бабкой тебя еле удержали?!
– Неправда, Сенька никогда бы!..
– Да что ты говоришь, милая моя!.. – со злой издевкой всплеснула руками Дина.
Мери вытерла слезы и, как-то разом потухнув, глухо сказала:
– Твой дед никогда не бил твою бабку. Весь табор это знает. И, слава богу, живут уже много лет. А ты… Я знаю, почему Сенька тебе не поверил. Потому что ты сама не веришь… Но, Дина, Дина! – Она вскочила с кровати, кинулась к подруге, с силой обхватила ее за плечи. – Вспомни, как ты любила Зурико! Ведь ты бы пошла за ним куда угодно! Куда угодно! На войну, в плен, на расстрел!
– Да… Да, да… – как в бреду, закрыв глаза, шептала Дина. Из-под ее опущенных ресниц, невидимые, бежали слезы. – Куда угодно, да… Мери, милая, я до сих пор его жду! Молчи, я сама знаю, что это глупость… О, как я все хорошо понимаю… Но… Но почему-то ничего не проходит. День за днем идет, а все остается как было.
– Бедная моя, бедная… – Мери прижалась к ней. – Ну так пойми же и меня… У меня еще есть надежда. Я знаю, да, знаю, что сейчас творится повсюду. Но… Но я жду каждый день, каждый вечер. Утром, едва открываю глаза – и сразу начинаю ждать. Я не могу уйти из табора, потому что Сенька придет туда. Он должен найти меня только там. И тебе тоже пора возвращаться.
