– Просто потрясающий идеализм. А вы не боитесь, что вас когда-нибудь ваши собственные люди и объегорят – вот таким же образом, как вы это проделываете сами?
– Нет.
– Интересно, почему.
– Потому что мои люди работают со мной только по одной причине. Они верят в меня и в то, что мы вместе делаем. И потом, я очень забочусь о тех, с кем вместе работаю. И речь не только о зарплате и премиях. Конечно, бывает всякое… – Майзель нахмурился и вздохнул. – Все равно. Мои люди любят меня. Как и я их. Я их никогда не предавал и не предам. И они это знают. Потому что невозможно предать тех, кого любишь.
Он умолк и снова подошел к окну. Сложив на груди руки, стал смотреть вниз.
– А если это случается… Ведь это все-таки случается, не так ли? – тихо спросила Елена.
– Гораздо реже, чем можно было бы предположить.
– Но случается. И что тогда?
– Вы уверены?
– Продолжайте, продолжайте, – подбодрила его Елена.
– Не хочется, – хрустнул пальцами Майзель, и Елену едва не передернуло от этого жуткого звука. – Я не хочу этого… На самом деле никогда не хочу. Но… Просто человек слаб. А это – как операция. Нужно. Или провал.
– Что?
– Здесь такое специальное ковровое покрытие, пани Елена. Великолепно чистится…
Он отвернулся и замолчал. Елена долго смотрела на его спину. Ах ты, дрянь, подумала она, ощущая в себе поднимающуюся волну ярости. Что ты тут изображаешь передо мной, а?! Она усмехнулась:
– Понятно. Вы же Дракон. Чудовище.
– Вы злитесь, – Майзель так горько, по-человечьи вздохнул, что Елена ушам своим не поверила. – Я в самом деле не знаю, как объяснить вам это, чтобы вы поняли. Что дело не в том, чудовище я или нет. Просто слишком многое поставлено на карту. И это война…
– Это детский сад, в котором оружие находится в свободном доступе. Вот что это такое.
– Весь мир таков, пани Елена. Кто-то должен покончить с этим.
– Можете быть уверены, что это будете не вы.
– Возможно. Но я постараюсь.
– Так нельзя, – тихо сказала Елена, потому что ей стало вдруг его жаль. – Вы – уже заложник своей сумасшедшей идеи. Это она управляет вами, а не вы ею. И это самое ужасное, что мне удалось понять, общаясь с вами. И вы никогда не отмоетесь от всего того, что творите. Потому что благими намерениями… Неужели вам это не известно?!
– Еще как известно, пани Елена, – он усмехнулся. – Мы поэтому и притворяемся стяжателями и злодеями, чтобы обмануть судьбу и логику, дорогая…
– Но у вас не получается обмануть.
– Получается. Хотя и не очень хорошо. Но мы учимся. И научимся, пани Елена. Обязательно…
– Нет. Этому нельзя научиться. Зло нельзя превратить в добро, как свинец нельзя превратить в золото…
– У вас устаревшие понятия о физике субатомных процессов, пани Елена, – Майзель усмехнулся.
– Возможно. Но поступки людей, люди вообще – это не субатомные процессы…
– Нет людей вообще. Есть те, кого я люблю, и те, кого ненавижу.
– Да. Разумеется. Без этих упрощений вы ничего не могли бы сделать. Но это упрощение реальности, а не сама реальность, вот в чем проблема.
– Вы меня удивляете. Никто никогда не может жить в самой реальности, пани Елена. Все пользуются моделями, более или менее приближенными к действительности. Вам не нравится моя модель? Так и скажите.
– Мне не нравится ваша модель. Я нахожу ее опасной. Опасной, в том числе, и для вас самого. Потому что…
– Почему?
– Потому что когда-нибудь вы устанете так же, как устала сейчас я, – сказала Елена.
Она сказала это, чтобы сказать что-то. Чтобы не сказать, почему ей так страшно на самом деле.
– Я хочу отдохнуть от вас, пан Данек, – Елена поднялась. – Мне это просто необходимо. Иначе…
– Хорошо, – кивнул Майзель. – Вы позвоните?
– Да. Я позвоню, – и Елена направилась к дверям.
Засчитать тебе это, как первую попытку, подумал Майзель, или все же погодить? Погожу, наверное. Пусть это будет разминкой…
ПРАГА. ИЮЛЬ.
Два дня она не могла заставить себя поехать к нему. Целых два дня. Но потом поехала. Елена не привыкла отступать, это было не в ее правилах. Ты сказал, что это война, зло подумала Елена, а я, если ты помнишь, в том числе и военный корреспондент. И уж кто-кто, а ты меня точно не напугаешь. Потому что…
Она не позвонила. Просто появилась у него на пороге, как ни в чем не бывало, без трех минут шесть. И, встретившись с ним взглядом, прочла в нем такую мальчишескую радость, что сердце у Елены подпрыгнуло и забилось, как будто она сама была девчонкой. Разумеется, она не подала виду. И молила Создателя, чтобы Майзель тоже не заметил. Потому что это было совершенно невозможно. Немыслимо.
И, чтобы не дать ему опомниться, – ему и себе, – спросила:
– Скажите, а кому вы все это собираетесь оставить? Все это… – Елена неопределенно развела в воздухе руками. – Все это невероятное, чудовищно сложное, функционирующее на грани сбоя непонятно как называющееся что-то? Где ваша «Golem Interworld» – всего лишь верхушка айсберга? Королевским наследникам? Но мальчики… При всем моем уважении…
– Да никому я не собираюсь это, как вы выразились, оставлять, – Майзель довольно точно повторил ее жест и усмехнулся. – Я превосходно отдаю себе отчет в том, что тянуть этот сумасшедший дом, кроме меня, никто не в состоянии. А коллективное руководство, обюрокрачивание просто обрушит все практически мгновенно. Мои способности и возможности – всего-навсего странная гримаса судьбы, ошибка природы.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ну, понимаете ли… Кибернетика учит, что даже очень хороший руководитель не может эффективно управляться больше, чем с семью непосредственными подчиненными. То есть полностью держать в голове их задачи и контролировать их выполнение. Это в теории. А на практике это число еще меньше. Это такой общеизвестный факт, что его никто вообще в голову не берет при планировании задач госаппарата или структуры управления компанией… Из этого вырастают иногда огромные, а иногда совершенно неразрешимые проблемы. Мы же этот принцип соблюдаем неукоснительно, в чем и заключается один из секретов наших невероятных успехов. С одним маленьким исключением в лице вашего покорного слуги. Я могу эффективно руководить не пятью или семью подчиненными, а несколькими сотнями. Разумеется, это отнимает у меня все время, которое в принципе есть. Для того, чтобы хотя бы пять минут поговорить с каждым из тех, кто находится в моем непосредственном подчинении, мне чисто физически нужна неделя. Разумеется, я ищу и нахожу людей, которые работают и мыслят вполне автономно. Это тоже немного экономит время. Но всей картины все равно нет в голове ни у кого, кроме меня. И это причина, по которой я столько внимания уделяю безопасности…
– А что, стрельба в мусульманском квартале Брюсселя – это мероприятие, связанное с безопасностью?!
– Обязательно. Я что, не могу пройти пешком по центру одного из красивейших городов Европы, чтобы не получить в спину порцию проклятий, – что ты шляешься тут по нашему району, неверный, собака?
– Вы понимаете по-арабски? Или по-турецки?
– Я отлично понимаю взгляд и интонацию, пани Елена. Я, в некотором смысле, существо довольно дикое. У меня рефлексы функционируют не отдельно от сознания, а в тесном взаимодействии с ним.
– Ну, наверное, я круглая идиотка. Поясните вашу мысль.
– Легко, дорогая. Некоторых фигурантов мирового исторического процесса необходимо держать в состоянии перманентного животного ужаса. Чтобы при звуке моего имени у них вместо желания мне помешать начинался кровавый понос от страха. Поскольку, когда человека несет от страха в сортире, у него нет ни сил, ни возможности строить козни. Поверьте, подобные выходки экономят нам массу средств и ресурсов…
– Замечательно. Просто гениально. Что вы там насчет ошибки природы хотели сказать?
– Вы же сами говорите, что я больной.
– Это метафора. Я вовсе не хотела вас оскорбить.
– Да Бог с вами, дорогая. Это на самом деле так. И повторение этого феномена в таком исчезающе-малом промежутке времени, как одна человеческая жизнь, настолько маловероятно, что я не собираюсь это даже сколько-нибудь серьезно обсуждать. И успехи клонирования не внушают никакой надежды, потому что все это что-то – результат случайным образом развившихся в моем больном мозгу нейронных цепочек, и воспроизвести их вряд ли возможно. Поэтому у меня несколько задач, помимо непосредственного руководства нашим делом. Во-первых, обеспечить свою физическую безопасность. С этим мы, в общем-то, справляемся. Во-вторых, прожить в здравом уме и твердой памяти некоторое продолжительное время, чтобы успеть хоть что-нибудь из задуманного. В-третьих, увидеть те точки бифуркации, по мере прохождения которых выстраиваемая система, как я только что говорил, приобретет некоторую направленную инерцию, позволяющую ей стабильно функционировать лет, скажем, сто – сто пятьдесят после нас с Вацлавом при ограниченно эффективном приложении административного ресурса. Если нам это удастся, то дальше зеленая сама пойдет. И человечество выйдет на совершенно новый уровень межличностных связей и общественно-экономических взаимодействий. И мы сможем сказать, что в некоторой степени осуществили наш план…
