Я в очередной раз тщательно оглядел улицу, но, как и прежде, не заметил никого, кроме припозднившихся редких прохожих, и вынужден был констатировать, что слежки или нет, или она ведется на профессиональном, недоступном мне уровне.
Я постучал в дверь и сам поморщился — стук вышел резкий, неуверенный. Постучал еще раз, сильно и громко. Дверь распахнулась так быстро, что я не успел даже отступить. Кто-то схватил меня за рукав и громко задышал в ухо:
— Ну, наконец-то! Мы тебя целый день ждем, подлец ты этакий!
Это, конечно, был Макс, и я почувствовал, как ледяная глыба, пристроившаяся рядом с сердцем, рассыпается колючим инеем. Вполне могло быть, что Макса здесь не окажется. Вполне могло быть, что вместо Макса тут сидел бы десяток жандармов с ружьями и парочка фойрмейстеров.
К моему удивлению Макс повлек меня не в прихожую, а к двери по-прежнему стоявшего у крыльца закрытого экипажа. Рассудив, что время для вопросов еще не настало, я послушно позволил себя вести. Макс открыл дверь, запихнул меня внутрь, в душную темноту большой скрипучей коробки, где пахло старой кожей и пылью, сам крикнул в сторону:
— Петер, полезай на козлы! Править сможешь? Эх, шляпа… Фуражку натяни на нос, чтоб лица видно не было. И подгонять не забывай! Горе-кучер… Ну доедем с Божьей помощью. Трогай!
Сам он сел рядом со мной и только тогда, закрыв дверь и проверив пистолеты за поясом, перевел дыхание, точно все это время бежал, как загнанный. Экипаж тронулся, резко, накренившись на одну сторону, заскрипели несмазанные оси, застучали подковы. В небольшом окошке впереди я видел макушку Петера, прикрытую чьей-то потрепанной фуражкой. Сидеть на жестком кожаном диванчике было неудобно, вдобавок экипаж немилосердно трясло. В обычной жизни я избегал пользоваться повозками, разве что экипажами Ордена, и то по серьезной нужде. Но те блестящие лакированные механизмы, легкие и бесшумные, не шли ни в какое сравнение с этой рухлядью. В моем положении выбирать, однако же, не приходилось; мне подумалось, что, возможно, сверкающий экипаж Ордена мог бы отвезти меня туда, где мне оказаться совсем бы не хотелось…
— Ну ты и герой… — пропыхтел Макс. — Молодец! Отыграл, как на клавишах. Блеск!
Мне не требовалось спрашивать, что он имеет в виду.
— Не моя вина.
— Конечно! Полицай-президиум весь город перетряс и на голову поставил. Жандармы на каждом углу! Пикеты у ворот! Шпионы шныряют всюду, как чумные крысы. Не твоя вина? Однако же! А знаешь, что сегодня приказом бургомистра подняты по тревоге казармы фойрмейстеров? А? Что две сотни этих проклятых ублюдков топают по улицам? Не твоя вина! Я такое видал только при осаде!
— Будет, — сказал я, дернувшись. — Это все проклятая запонка. Ума не приложу, как она могла попасть к жандармам.
— Запонка?
— Когда у мертвой экономки Блюмме делали обыск, жандармы нашли мою запонку.
— Растяпа!
— Я даже не был у нее!
— Как это?
— Так! — я раздраженно треснул кулаком по стенке, отчего, казалось, весь экипаж натужно заскрипел, а с потолка посыпалась какая-то мелкая труха. — Я лишь взял у Кречмера ее адрес, чтобы расспросить на следующий день. Потом визит к тебе, ну, ты помнишь… Я не был у нее дома, и о том, что ее нашли мертвой, узнал случайно у жандармов. Однако же запонка была моя, я узнал ее. И Кречмер узнал. И еще многие люди в полицай-президиуме, как оказалось. Положение скверное, как покойник, попавший в молотилку для льна.
— Подкинули? — уточнил Макс. Старый добрый Макс, он и мысли не допустил, что я ему лгу. — Ну и ну.
— Видимо, да. Не знаю, кто это сделал и каким образом ему удалось отыскать мою запонку — у меня их не больше десятка, и все дома. Однако же факт — теперь я беглый убийца, за которым охотится весь город. Кречмер предупреждал, а я, проклятый дуралей…
— Он говорил с тобой?
— Вчера, после визита к тебе. Явился домой и рассказал про запонку. Хотел предостеречь.
— Вот те на. Антон Кречмер является на дом к предполагаемому жестокому убийце, демонстрирует ему свежую улику и предупреждает об опасности? Ну уж скорее волчица выкормит молоком поросят, дружище Курт.
— Мы с Антоном долго работали вместе. И мне он верит больше, чем какой-нибудь запонке.
— Но действовать так — это нечто более серьезное, чем просто не верить в вину приятеля, — резонно заметил Макс. — Такой выходкой он поставил под удар себя, причем весьма крепко. Кречмер, насколько его помню, всегда был крайне осторожным и вдумчивым малым, а уж подобные жесты совсем ему не свойственны. Он жандарм, а у них дело крепко поставлено на ход — сперва в кутузку, на плесневелый хлеб и воду, а там уж будем разбираться, насколько ты не виноват… Надо было вчера же и бежать!
— Голова не сообразила.
— Говорю же — растяпа, — устало пробормотал Макс. Корить меня за упущения он, вроде бы, не собирался, напротив, выглядел уставшим, но удовлетворенным. Он вытащил из-под полы серебряную фляжку, откупорил, выпил из нее, не предложив мне. Я ощутил плотный и пряный коньячный запах. — Ну да вытащим тебя, я думаю.
— Куда мы едем? — наконец спросил я. Вопрос был запоздалый, мы успели отъехать достаточно далеко от дома. По бокам мелькали узкие проемы освещенных окон и оранжевые хвостатые звезды фонарей, копыта по-прежнему отбивали свой ритм по мостовой, и ритм этот, кажущийся рваным и немелодичным, отчего-то нагонял сон.
— За город, — ответил Макс.
— Это куда же?
— В Орден ехать бессмысленно, сам понимаешь. Около него целые кордоны, людей согнали столько, как будто Корсиканца на штурм ждут. Прорываться смысла нет, да и нужды тоже.
— И, как я понимаю, нужды во мне Орден тоже не испытывает? — осторожно, но со значением, спросил я.
Макс долго молчал, пристально глядя на свою фляжку. Мелькающие на ней отсветы фонарей, казалось, полностью привлекли его внимание.
— В тебе тоже. В Ордене сейчас полный бардак, Курт. Официального приказа от оберста еще нет, но ситуация страннейшая. С одной стороны, подлинный убийца на свободе, и его поимка нужна нам как никогда. С другой, обвинения против тебя слишком серьезны. Фон Хаккль вознамерился вцепиться в тебя всеми зубами, и в этот раз ни на какие сделки он не пойдет. Старый хитрый паук. Слишком много людей в курсе, бургомистр в том числе. Сам понимаешь… Укрывать тебя сейчас для Ордена — то же самое, что открывать дверь амбара птице с горящей паклей в лапах. Это будет открытым демаршем не только против полицай-президиума, нежная дружба с которым давно притча во языцех, но и против городских властей, да и самого императора тоже. Такими вещами играют осторожно, знаешь ли.
— Догадываюсь.
— Поэтому я получил приказ: схоронить тебя подальше от всего этого гама, пока несколько не прояснеет небо. Пользоваться укрытиями и казармами Ордена нам строжайше воспрещается. Также как схронами, информаторами, агентами и прочим полезным скарбом. Использовать только свои силы и рассчитывать на себя.
— У тебя дома тоже небезопасно?
— Представь себе. Еще с полудня у меня под окнами ошивались двое жандармов в штатском, верно, ожидали тебя, потом ушли… По счастью у меня есть этот экипаж, с ним спокойней.
— Колесить вечно по улицам? — я пожал плечами. — Хорошая же задумка. За ворота нас не выпустят, раз такое дело. Я уверен, что охрана получила распоряжение задерживать любого тоттмейстера, который попытается покинуть город, а уж с экипажем… Можно заранее написать краской на боку: «Тут укрывается беглый убийца и смертоед Курт Корф».
— Верно мыслишь, — подмигнул Макс, отхлебнув из фляжки. — Но и я не дурак. На восточных воротах сейчас стоит один мой знакомец, скажем так, обязанный мне некоторым образом. Он там офицером.
— Полезное знакомство, — только и нашел, что сказать я.
— Уверяю, совершенно случайное, — отмахнулся он. — Это вышло в прошлом году, и весьма нелепо. Проезжал я как раз этими воротами по какой-то служебной надобности, не помню уж… Смотрю, шум какой-то. Что ты думаешь? Оказалось, какой-то пришлый — не то поляк, не то мадьяр — буянит, скандал чинит. Пьяный, понятно… Не помню уже, из-за чего там шум поднялся, но разозлился на него офицер при воротах. Подошел, да как приложит палицей своей по шее… Кто ж знал, что тот слабоват окажется. Моментом дыхание вышло, хлопнулся и лежит. Крики, плач… Как назло, кто-то из важных жандармских инспекторов на проверку спешит, а тут на, пожалуйста — мертвец свеженький, да еще и, вроде как, безвинный. За такое известно что бывает, не только чин, но и голову в придачу потерять можно запросто. Ну и подскакивает ко мне этот жандарм-убивец, руку целует, плачет: «Защитите, господин тоттмейстер, век не забуду!». А мне и забавно стало. Поднатужился, поднял этого мертвого остолопа, не так уж и тяжело было. И пошел тот, шатаясь, да в проверяющего как раз и врезался! Тот в ор: «Что такое! Как смеете! Хауптман, а ну шомполов пьяному подлецу!». Жандармы и довольны, оттащили покойника в сторону, да где-то вечером во рву и прикопали. Такое дело.
