Малум, вытирая разбитый рот, подволакивая ноги, вернулся к своим бандитам и скрылся среди них. Как два враждебных племени, гвардейцы и бандиты глядели друг на друга с разных концов двора.
И вдруг где-то в цитадели тревожно забухал колокол. Бринд сразу понял, что означает этот набат.
Забыв о Малуме, он бегом повел своих людей назад, к казармам, через пустынные и холодные улицы города. На бегу к ним присоединись еще солдаты, драгуны, их было человек двадцать, и они тоже во весь дух неслись к докам.
Бринд нашел их офицера и потребовал доложить о происходящем.
– Небольшое нападение, сэр. Лодка направляется в порт Ностальжи. На борту не больше десяти голов.
– Окуны?
– Они, сэр.
Прокладывая себе путь через узкие холодные улицы, они на бегу доставали оружие. Тут Бринд понял, что потерял свой меч.
Ночные гвардейцы и словом не обмолвились о предшествующих событиях, хотя Нелум был теперь с ними и вел всю группу.
Со стороны порта Ностальжи и района Шантиз доносились крики. Снег перестал. Две минуты спустя они повернули за угол и увидели доки, где малочисленная группа солдат уже приняла бой. К счастью, свет одной из лун разорвал пелену облаков, и солдаты видели, с чем они имеют дело.
Люди умирали с громкими криками. Последний солдат пал, а из окунов в живых осталось лишь двое, они и стояли, сверкая в свете луны своими панцирями, темнея косами-клешнями.
Люпус наложил на тетиву стрелу и направил ее пришельцу в шею, где, как он знал, смыкались панцирные пластины. Когда первый окун, судорожно дергаясь, упал на землю и затих, лучник повторил то же с другим, но не попал. Попробовал еще, однако стрела только бесполезно скользнула по бронированной макушке.
Бринд построил своих людей для атаки. Трое рядовых гвардейцев выстроились в линию, сомкнули щиты и стали наступать под их прикрытием, сразу за ними – командир. Оставшийся в живых враг издал знакомый щелкающий звук, но не пошевелился, пока наконец нападающие не вынудили его защищаться, пустив в ход страшные клешни.
Один солдат упал с криком, но другие двое – недавно прошедшая инициацию Тиенди в их числе – ухитрились заставить тварь отступить, а потом зарубили ее. Миг спустя Бринд был уже на месте боя и смог оценить ситуацию. Упавший солдат оказался ранен в плечо, но рана была глубокая, и на ее лечение требовалось немало времени, несмотря на все усиление, которому подвергся солдатский организм.
Чуть дальше у берега виднелась лодка, в которой сидело несколько румелей и окун, но она удалялась, медленно прокладывая себе путь между суденышками, запрудившими гавань. Вот она обогнула скалу и скрылась.
Бринд подвел итог: двадцать три солдата погибли. Двое гражданских ранены. Десять окунов мертвы.
Вернувшиеся разведчики доложили, что никаких следов высадки где-либо дальше по берегу не наблюдается, и Бринд послал гаруду, чтобы подтвердить их информацию. Он распорядился усилить патрулирование побережья, а гарудам приказал найти скрывшуюся лодку.
Затем Бринд обратился к своим солдатам:
– Это был лишь маневр. Думаю, они хотели оценить нашу готовность. Они ведь почти ничего не знают о нас, как и мы о них.
– Ради этого маневра они с легкостью пожертвовали десятью своими солдатами, – заметил Нелум. – И к несчастью, в живых не осталось никого, кто мог бы сообщить нам об их методах ведения боя или о том, как они ухитрились подобраться так близко незамеченными. И зачем им вообще лодка? Раз уж они по большей части ракообразные, так почему бы им…
– Может быть, их доспехи слишком тяжелы, – предположил Бринд, который вдруг почувствовал, как холодно стало на улице. Драгуны и ночные гвардейцы бродили кругом. Они очищали гавань от тел, складывая их на телеги. Прибежали еще гражданские – посмотреть, что случилось, оцепление из драгун не пропустило их к месту боя, и вдруг завыла какая-то женщина в шарфе, узнав в одном из погибших своего мужа.
Скоро таких вдов станет еще больше.
Бринд обернулся и нашел Люпуса, который помогал грузить на телегу тяжелую тушу окуна.
– Рядовой, на одно слово.
– Сэр.
Они отошли подальше от суматохи и встали в тени закрытого на ночь магазина.
– Примите от меня личную благодарность за то, что вы сделали сегодня.
Люпус кивнул:
– Надеюсь, вы не возражаете, что мы за вам пошли. Нелум увидел, как вы выходите один, и решил последовать за вами на всякий случай. Со всеми этими исчезновениями осторожность не помешает.
– Вот как? Что ж, сегодня ночью мы узнали, что между солдатом империи и обыкновенным разбойником разница небольшая. Мы все должны поддерживать дисциплину, и вы двое помогли мне сегодня остаться на верном пути. За что я вам обоим глубоко благодарен.
– Хотя, по мне, лучше бы вы того мерзавца убили, – признался Люпус. – Сэр, я слышал, в чем он обвинял вас там, на ирене… что он говорил…
Неужели Нелум проболтался?
– Я его только подначивал. Иногда приходится подниматься над такими вещами и находить бреши в защите врага. Он психически нестабилен. Сначала я думал, что его заводит цвет моей кожи. Люди часто враждебно реагируют на него.
– Сэр, даже если то, о чем говорят, правда… я хочу, чтобы вы знали… вы все равно мой командир.
– Такая открытость всему новому похвальна, рядовой. Но в данном случае абсолютно избыточна.
Люпус вернулся к остальным, солдаты ждали новых распоряжений. В небе над ними встала вторая луна, и Бор и Астрид с удвоенной яркостью принялись освещать повреждения, нанесенные порту Ностальжи. Бринд отчетливо понимал, что это лишь начало.
Глава двадцать шестая
Отправляясь в храм, Нелум заметил рядового Люпуса, который, прикрыв капюшоном лицо, двинулся куда-то прочь от казармы.
– Поздняя прогулка, рядовой?
– Лейтенант, я, э-э… иду на патрулирование… хотя, вообще-то, по личному делу, но командующий в курсе, он разрешил.
Нелум кивнул и смотрел рядовому вслед, пока тот не затерялся на заснеженной улице. Количество патрулей еще увеличилось в последнее время, причем каждый был снабжен колокольчиком, чтобы поднять тревогу в случае нападения.
Нелум не первый год знал Люпуса и видел, что тот чем-то взволнован в последнее время. Ходили слухи, что он встречается с женщиной, вроде бы первой любовью, которая жила в городе. Вообще-то, Нелума это не касалось, лишь бы дела сердечные не мешали делам служебным. Хотя, с другой стороны, более неподходящее время для любовных романов и придумать трудно: какой смысл влюбляться сейчас, в обреченном городе?
Он подозвал фиакр, который, грохоча по мостовым, провез его через добрую половину города, а дальше пошел пешком. По пути ему попались двое бездомных; завернувшись в одеяла, они спали в подворотне. Потом он увидел целую семью, гревшуюся у костра, разведенного в металлическом барабане. Когда эти люди попросили у него немного мелочи, он просто прошел мимо.
Храм доминировал над улицей и ее окрестностями. Старое здание высилось над другими, придавая городу ощущение истории. Лучше здешних оконных рам и переплетов Нелуму, пожалуй, не доводилось видеть, а громадные ланцетовидные окна внушали благоговейный трепет. Нелум восхитился великолепием постройки. Над украшенным скульптурами входом в храм в стеклянном фонаре приветливо горел огонь, и на его теплый свет он и пошел, как на маяк.
Минуту спустя Нелум стоял у входа, вдыхая запах истории. При свечах он разглядывал бледные от времени росписи, которые покрывали стены от пола до потолка. В коробочку с надписью «Приношения» он положил монетку в один сота.
Все здесь было ему знакомо, все пробуждало воспоминания. Среди таких же росписей по коридорам и залам огромной частной школы в Виллджамуре он ходил в библиотеку. Он попал в этот мир после смерти матери, и долгие годы отец то и дело подталкивал его к академической деятельности, настаивая на совместных занятиях с эсхатологами или предсказателями судеб по гороскопам. В их строгом благочестивом доме не однажды обсуждалась мысль сделать из него священнослужителя, но он всегда отвергал ее с презрением, за что неизменно получал пощечины. Ирония крылась в том, что в молодости жрецом хотел стать его отец, но ему это не удалось, и Нелум прекрасно понимал, что его родитель просто пытается воплотить в сыне свои несбывшиеся мечты. Однако Нелуму был чужд академический мир, чуждо стремление к духовной карьере, и он в конце концов отверг более чем щедрое предложение отца потратить большие деньги на его учебу. Вместо этого он записался в армию.
Несмотря на болезненные воспоминания, пребывание в этих стенах вызывало в нем и чувство облегчения, и радость, оттого что даже в этом городе может существовать такая красота. Здесь, в этих стенах, схоронившихся в глубине Старого квартала, укрылась сама история. Образы богов-основателей, Бора и Астрид, двоих из древней расы дауниров, живших двести тысяч лет тому назад, чьими именами названы теперь две луны. Изображения румельских войн пятьдесят тысяч лет тому назад, до появления человеческой расы. Изображения цивилизаций Матем и Азимут тридцатитысячелетней давности, двух колоссальных государств, обладавших огромными богатствами, поклонявшихся математике и отличавшихся уровнем технического развития, который превосходил все мыслимое в те времена, но погибших в конечном итоге в результате простейшего неурожая зерновых, явив жестокий урок всем последующим цивилизациям не полагаться чрезмерно на технологии. И наконец, Джамурская империя, ныне известная как Уртиканская, частью великой традиции которой был и он сам. Он гордился этим фактом – как и все в Ночной Гвардии.
