мужа и родит ему наследницу, что сможет выносить Бессмертных и воссоздать Бессмертон на своей земле».
От таких новостей у меня даже голова закружилась.
Бессмертные женщины — это то, о чем мечтали мои предки, молились, но так и не смогли найти способа зачать девочку. Что ни делай, а избранная может родить только наследника, а Марта…
— Неужели она носит и сына, и дочь? — спрашиваю я очень тихо вслух, заставляя посуду самостоятельно разбираться с готовкой.
Нет, все же не сходится. У ее малышей слишком похожий жизненный ритм, словно они были совершенно одинаковыми.
— Как однояйцевые близнецы, — шепчу я свои мысли вслух, почти с ужасом понимая, что она ждет двоих дочерей… если книга не врет. Но моя книга не может врать!
Только в голове у меня это не укладывается. Я не успеваю понять, как так выходит, что детей двое. Никогда такого не случалось. Я даже верить не хочу, что их двое, а теперь это еще и девочки.
— Невозможно, — шепчу я, упираясь руками в стол, а мир при этом утешающе обнимает меня за плечи.
Ему, кажется, было стыдно, потому он пытается показать мне книгу, но почему-то у него это не выходит. Я видел, как ее листали, переписывали, передавали из рук в руки, а потом что-то с ней происходило, и я уже не мог ничего увидеть. Мне доставался только звон в голове.
— Я просто проверю дом ее бабки, если уж все так связано, — говорю я именно миру, и тот мгновенно соглашается, а Марина Николаевна тем временем клянет своего мужа, говоря, что это он во всем виноват.
Бедная женщина. Встретила человека, которого любила, и прогнала только потому, что ему вздумалось назвать дочь Мартой. Простые люди чаще всего становятся инструментами судьбы. Они даже не понимали, как такое возможно. Им мерещилось совпадение, а на самом деле мир свою волю вкладывал им в уши, руки и умы. Вот и отец Марты просто захотел именно так назвать свою дочь, а его за это — в изгнание.
Надо бы найти этого человека, сразу у кого-то стало бы поменьше глупого желания плести интриги.
— Ты, главное, поверь мне, — говорит Марина Николаевна, и я не выдерживаю, перемещаясь к двери.
— А может, поверить мне? — спрашиваю я, заглядывая к ним в комнату.
Они сразу смотрят на меня, словно я их на месте преступления застал. Ну точно что-то недоброе задумали.
Марина Николаевна сразу от Марты отсаживается. Та бросает на меня испуганный взгляд. Это особенно раздражает. У нас только отношения стали налаживаться, а тут эта… Наверняка, попытается меня сдать тем убийцам-недоучкам, но ничего, я ей это не позволю.
Главное, чтобы Марта в меня верила.
Она, судя по взгляду, скорее верила, хоть и немного сомневалась. Именно поэтому я не пытаюсь выяснять отношения, решаю просто побыть хитрее.
— Поверьте мне, лучше всего сейчас просто дружно покушать, а потом поехать в деревню за книгой, — говорю я и иду накрывать на стол.
— Бес, то что… то, о чем мы говорили, — начинает Марта, придя ко мне на кухню.
— А о чем вы говорили? — спрашиваю я, делая, вид, что ничего не понимаю.
Йети как раз возвращается уже в спальню, и его отсутствия никто и не заметит, ему я и вовсе велю пока исчезнуть вместе с кошкой, пригодится мне потом, а пока пусть охотники не знают ни о каких котах.
— Да ни о чем, это мамино личное. Она… смущается, — врет мне Марта, стыдливо отводя глаза.
Вроде ведьма, а даже врать толком не умеет.
— Я ничего и не слышал, — говорю я с улыбкой, обнимаю ее и целую в кончик носа. — Как ты? Голова больше не кружится?
— Начала немного, но ты меня обнял и мне уже лучше…
Марта сама крепко меня обнимает и прижимается ко мне, уткнувшись носом в грудь, как к любимой игрушке, а ее мать тут же пронзает меня настороженным взглядом.
— Из-за беременности Марта часто дурно себя чувствует. Ей нужна моя энергия для поддержания сил, — поясняю я ей, на самом деле сообщая простую истину: ваша дочь без меня умрет.
— Всем беременным бывает дурно, — говорит Марина Николаевна, даже не пытаясь сделать вид, что не знает о беременности.
«Я тебя уничтожу», — думает она, глядя мне в глаза, и проходит в глубь кухни. Только мне было от такой злобы просто смешно. Теща, что с нее взять?
*Марта*
Мне очень сложно поверить, что Бес ничего не видел и не слышал, вел он себя так, как будто и правда ничего не знает о моем разговоре с матерью, да и его прикосновения были как никогда мягкими. От этого мне становилось тепло и очень спокойно.
Я наверно начала к нему привыкать. Ощущения от его рук очень изменились. Еще совсем недавно я вспыхивала огнем от любого прикосновения, а теперь испытывала легкое тепло и никак не могла понять, это он больше не пытается меня околдовать, или я так изменилась. В любом случае мне не хотелось отпускать его.
Я, даже сев кушать, держу его за локоть.
Мама зло косится на меня, но говорит совсем о другом:
— Вы собираетесь в деревню?
— Да, — говорит Бес и кивает на копию книги, что так и лежала на столе. — Я ищу оригинал.
— А почему в деревне?
Мама от еды отказалась. Сказала, что перед приездом хорошо позавтракала, а я так уплетаю спагетти с курицей, что не сразу понимаю, как страшен этот разговор.
Я почти с ужасом смотрю на Беса, сжимая его руку сильнее. Мне очень не хочется, чтобы он говорил про книгу, казалось, что тогда будет что-то плохое. Мне вообще сейчас хочется отправить маму домой и поговорить с Бесом наедине. Меньше всего я хочу, чтобы они сейчас ссорились или воевали, но ощущение было такое, словно бой у них уже начался.
Бес меня как будто бы понял, левой рукой освободил свой локоть и крепко сжал мою руку.
