– Чего одна, подруга? Трахнуться не с кем?
Анна не удостоила бритоголового хама с бычьей шеей ни ответом, ни взглядом.
Тот оглянулся на товарищей и хохотнул.
– Я добрый, – сказал он. – Все, что у меня в штанах – твое, малышка. Только попроси.
– А много ли у тебя в штанах, герой? – Анна насмешливо хмыкнула, по-прежнему не глядя на наглеца. – Я на корнишоны не западаю.
Товарищи бритоголового покатились со смеху. Он помрачнел, шагнул к Анне и цапнул ее за грудь под кожаной курткой.
– Сейчас я тебе покажу, телка, велик ли мой огурец…
Не успел он опомниться, как Анна левой рукой с силой сдавила его яички, а правой ударила в нос. После удара правая рука тут же полетела вниз, к кобуре под курткой. И дуло пистолета уперлось в прыщавую щеку бритоголового. Его товарищи остолбенело наблюдали за происходящим.
– Ну, бычья шея, не прошла охота трахнуться с глупой телкой? – с деланным кокетством сказала Анна почти в ухо бритоголовому, который сложился пополам от боли и унижения.
Парень испуганно таращился на нее: «Во налетел! Совершенно чокнутая баба!»
Анна повела дулом пистолета в сторону двух его застывших в растерянности товарищей:
– А вы, мальчики? Может, у вас есть желание перепихнуться по-быстрому?
«Мальчики» попятились, развернулись и пустились наутек. Анна пощекотала бритоголового дулом по щеке. Из его носа текла кровь.
Анна сделала обиженное личико.
– Никто не хочет вставить бедной девочке… – сказала она и добавила интимным шепотом: – Может, твоим корнишончиком воспользоваться?.. Или оторвать его к чертовой матери?
Бритоголовый энергично замотал головой.
Анна посерьезнела и, сузив глаза, отчеканила:
– Если я когда-либо узнаю, что ты снова приставал к женщине подобным хамским образом, я тебе лично яйца докручу. А узнавать я мастер. Где твое удостоверение личности?
Парень выхватил из кармана бумажник и вынул из него паспорт. Анна выпустила его полураздавленные яички.
– Ладно, Маркус Шлихтманн, адресок твой я запомнила. Будешь плохо себя вести – приду и еще поиграю с тобой. – Она наклонилась к его окровавленному лицу и прошипела: – А теперь проваливай!
Она бросила паспорт на асфальт. Парень, кряхтя и держа руку на пахе, поднял его и торопливо захромал прочь. Анна спокойно вложила пистолет в кобуру.
– А у тебя какие проблемы, любезный? – спросила она пузана за стойкой, навешивая на лицо невинную улыбку школьницы.
Тот замотал головой и примиряюще поднял руки:
– Все тип-топ, фрейлейн.
– Тогда давай еще чашку кофе.
Анна быстро посмотрела в сторону максвейновского дома. Свет в его квартире погас. Она выхватила рацию:
– Пауль! У Максвейна не горит свет. Я его, случайно, не зевнула?
– Нет, я не видел, чтобы он выходил или выезжал.
В этот момент из подземного гаража вынырнул серебристый «порше».
– Его машина!.. Пауль, подбирай меня! Шевелись!
Через несколько секунд она уже сидела в стареньком «мерседесе», который использовали группы наблюдения. Под обшарпанным капотом скрывался переделанный двигатель, дающий машине повышенную скорость и выносливость во время погони.
На простоватом лице Пауля играла насмешливая улыбка.
– Что тебя так забавляет? – настороженно спросила Анна.
– Опять устроила спектакль?
– Не понимаю, о чем ты. Лучше за дорогой следи. Не дай Бог упустим!
– Пока я стоял у обочины, по улице пробежали двое бритоголовых. Неслись, словно за ними черт гнался. Ты к этому не имеешь никакого отношения?
– Да отстань ты. Знать не знаю, кто там бежал и почему. Я спокойненько пила кофе и никого не трогала.
Они остановились перед светофором. От серебристого «порше» их отделяло две машины. Рядом прошел бритоголовый парень с разбитым носом. Анна помахала рукой. Он выпучился на нее и побежал со всех ног прочь. Анна послала ему вслед воздушный поцелуй.
Когда машина тронулась, Анна со смаком повторила:
– Я спокойненько пила кофе и никого не трогала.
– Пожалуйста, будь осторожней. Что за детские выходки!.. Рано или поздно налетишь на действительно крутых ребят!
– Я могу за себя постоять.
– И кончится тем, что кто-нибудь пожалуется на угрозы или грубое обращение. Вот тогда попляшешь! Сама знаешь, на чьей стороне закон.
Анна только рассмеялась и показала Паулю, что нужно сворачивать налево: у максвейновского «порше» мигал указатель поворота.
– Какой уважающий себя поганец-неонацист признается публично, что ему дала под зад какая-то жидовка! А если и осмелится, его в любом суде засмеют.
Пауль покачал головой. Он знал, что Анна из семьи чудом выживших гамбургских евреев, которых два последних года войны героически прятала в своем доме одна немецкая семья. И Анна выросла с убеждением, что добро должно быть с кулаками: еще школьницей освоила приемы карате, потом многому научилась за три года службы в израильской армии.
Небо стало еще темнее. «Порше» вывел их на Халлерштрассе. Здесь стояли ряды муниципальных многоэтажных домов с «социальными квартирами» для малоимущих. Такие же дома, построенные англичанами, можно увидеть в Лондоне, Бирмингеме или Глазго: после Второй мировой войны в них были казармы англо-канадских оккупационных войск. Потом эти здания отошли городу. В них живут в основном иммигранты, и именно здесь всяческим мафиям проще всего вербовать будущих «бойцов».
Максвейн миновал парк Штерншанцен и выехал на Шанценштрассе.
– Спешит в Санкт-Паули? – вслух подумала Анна.
– Где мы нашли вторую жертву, – заметил Пауль. – Но сегодня он едет скорее всего просто гульнуть.
Казалось, Санкт-Паули, дремавший весь день на солнце, аккумулировал его энергию и теперь щедро разбрасывался светом. Все горело, кипело, двигалось. Здесь мюзиклы, там торговля сексом. Десятки знаменитых на всю Европу ночных клубов, где развлекаются туристы и богатые бездельники со всех концов света. Даже в эту будничную ночь – со вторника на среду – в Санкт-Паули будут пить и танцевать до рассвета, приводя в бешенство трудолюбивых бюргеров.
Максвейн въехал в многоэтажную стоянку на площади Шпильбуден. Пока Пауль искал место для парковки на улице, Анна подкарауливала англичанина у выхода из здания. Когда тот направился в сторону Фридрихштрассе, Пауль подхватил Анну под руку, и, привычно изображая парочку, они последовали за ним.
На площади Ганса Альберса Максвейн нырнул в дверь дорогого клуба. Дюжие охранники приветливо кивнули ему и поздоровались.
– Проклятие! – воскликнула Анна. – Что делать?
– Даже не знаю… Внутри, наверное, черт знает сколько народу. Пока мы его там будем искать, он может запросто уйти. А если будем маячить на пустой площади, заинтересуются дуболомы у двери. Подождать вон в том скверике?.. Если там засидеться, тоже обратим на себя внимание. Вот что, рискнем зайти внутрь. Будем искать поодиночке. Встречаемся тут, на площади, через пятнадцать минут. Договорились?
Анна кивнула и пошла первой.
Но у двери на плечо ее кожаной куртки, вызвавшей кривые ухмылки охранников, легла могучая рука. Реакция Анны была мгновенной. Она схватила руку охранника и выломила его большой палец к запястью. Он громко ойкнул, удивленно глядя на собственный палец, который оказался таким поразительно гибким.
– Ручонки не распускай! – сказала Анна медовым голоском.
Второй охранник рванулся к ней, однако дорогу ему заступил Пауль с полицейской бляхой в вытянутой руке. Второй охранник досадливо крякнул и распахнул дверь перед Анной. Она отпустила большой палец первого охранника и спокойно прошествовала внутрь.
– Сердитая дамочка, – сказал Пауль охранникам, – но уже лечится и скоро будет совсем паинькой.
В одиночку посмеявшись над собственной шуткой, он последовал за Анной.
Слышная на улице глухая пульсация басов оказалась оглушающей музыкой, удары которой отзывались в животе. Бесновались огни цветомузыки и лазерные лучи. В огромном зале танцевали сотни людей. В конце недели толпа будет еще гуще; сегодня, пусть и медленно, все-таки можно было пересечь танцплощадку из конца в конец. А вот найти в этой массе определенного человека…
Анна в растерянности повернулась к Паулю.
– Что делают первым делом, когда заходят в ночной клуб? – спросил он.
– Берут что-нибудь выпить.
Пауль кивком показал на стойку в дальнем конце зала. Они разделились и, каждый вдоль своей стены, направились к подковообразному бару. По пути они высматривали Максвейна.
Пауль знал, что у него и в штатском деревянный вид. Таланта следить, не бросаясь в глаза, он был лишен начисто. А в ночном клубе, среди пестро и свободно одетых или полураздетых отвязных завсегдатаев, чопорный вид Пауля был занозой в любом глазу. Поэтому он по-умному сразу забился в самый темный угол бара и оттуда, с кружкой пива в руке, наблюдал за танцплощадкой.
