Я сказала, что у меня несколько свободных часов в среду после полудня, если только не случится чего-нибудь вроде недомогания другой учительницы: в таком случае я должна буду заменить ее.
— Тогда скажем, в среду? Я буду в восторге, если вы сможете прийти.
Я приняла приглашение — должна признаться, с готовностью, ибо горела желанием узнать о ней больше. Я пыталась обмануть себя, делая вид, что ее отношения с Джейсоном Веррингером меня не интересуют, но что я должна ей объяснить, какие обстоятельства вынудили меня обедать с мистером Веррингером в тот вечер, который столь очевидно ее огорчил.
И я пошла на чай к Марсии Мартиндейл.
Это был необычно проведенный день. Дверь отворила маленькая женщина с острым темным лицом, напоминающим лицо умной обезьяны. У нее были почти черные волосы, густые и жесткие, как щетка, маленькие и очень темные глаза: казалось, они рыщут повсюду и ничего не пропускают.
Она сказала:
— Входите. Мы ждем вас.
И улыбнулась, показав большие белые зубы, словно мой приход был остроумной шуткой.
Она провела меня в гостиную, чрезвычайно изящно обставленную мебелью периода королевы Анны, которая гармонировала с обликом дома.
С дивана встала Марсия Мартиндейл, протягивая мне обе руки. Она была одета в шелковый пеньюар синего павлиньего цвета. Ее волосы были распущены, лоб охватывала бархатная лента с несколькими сверкающими на ней камнями, которые могли быть бриллиантами. Подобная лента была у нее и на шее. Она выглядела так, словно собиралась играть какую-нибудь трагическую роль вроде леди Макбет или герцогини Мальфи. И снова она была совсем не похожа на женщину, которую я недавно встретила в лавке торговца полотном.
— Так вы пришли, — сказала она тихим голосом; затем несколько его повысив:— Садитесь же. Мы выпьем чаю сейчас, Мейзи. Вы не скажете миссис Гиттингс?
— Ладно, — сказала скорее с готовностью, чем с почтительностью женщина, которая встретила меня. В ее интонациях был намек на равенство. Она поразительно контрастировала с Марсией Мартиндейл. Вышла она с таким видом, словно с трудом сдерживала смех.
— Мои друзья со временем привыкают к Мейзи, — сказала Марсия. — Она была моей костюмершей. Они становятся очень фамильярными.
— Вашей костюмершей?
— Да. Я ведь прежде чем приехать сюда играла в театре, знаете ли.
— Понимаю.
— Мейзи помнит старые дни. Очень мило с вашей стороны, что вы пришли. Особенно, когда у вас так мало свободного времени.
— В настоящий момент мы очень заняты. Мы ставим к Рождеству пантомиму.
— Пантомиму?
Ее глаза засверкали, потом выразили презрение.
— Я начинала с нее, — продолжала она. — Это бесперспективное занятие.
— Я считаю, чрезвычайно интересным, что вы были актрисой.
— Полагаю, жизнь актрисы сильно отличается от жизни учительницы.
— Действительно, они на разных полюсах, — согласилась я.
Она улыбнулась.
— Должно быть, вы скучаете по театру, — продолжала я. Она кивнула.
— Никак не привыкну к тому, что больше не работать. Особенно когда…
Она пожала плечами, в этот момент раздался стук в дверь, и приземистая пожилая женщина вкатила чайный столик, на котором стояли сэндвичи и пирожные и все, что могло нам понадобиться для чая.
— Сюда, миссис Гиттингс, — сказала Марсия довольно громким звенящим голосом. А затем более спокойно: — Хорошо. Спасибо.
Миссис Гиттингс взглянула на меня, кивнула и вышла. Марсия разглядывала чайный столик, словно это была голова Иоанна Крестителя на блюде. Не знаю, почему мне в голову все время приходили такие сравнения. Видимо потому что все здесь не было вполне естественным. Я пожалела, что со мной нет Эйлин Экклз: уверена, мы очень весело провели бы время, смеясь над всем этим.
— Вы должны сказать мне, какой чай вы любите. Я ведь и правда думаю, что это очень мило с вашей стороны, что вы пришли. Вы не представляете себе, какое это удовольствие — иметь возможность с кем-то поговорить.
Я ответила, что чай люблю слабый, добавляю немного молока, но без сахара; встала и приняла у нее чашку; затем села. Рядом со мной был маленький столик, на который я поставила чашку.
— Возьмите же один из этих сэндвичей. Казалось, она скользит ко мне с тарелкой в руке, наполняя драматизмом даже это обыкновенное действие.
— Миссис Гиттингс очень хорошая. Но я действительно скучаю по театру.
— Я могу это понять.
— Я знала, что вы поймете. Полагаю, вы гадаете, почему я похоронила себя в деревне. Что ж, существует малышка. Вы должны до ухода повидаться с Мирандой.
— Вашей маленькой девочкой? Да, с удовольствием.
— В сущности, я сделала это для нее, — жестом покорности она откинула голову назад. — Иначе меня здесь не было бы. Дети врываются в вашу карьеру. Приходится выбирать.
Я хотела задать много вопросов, но, полагаю, все они были слишком личными. Я устремила внимание на помешивание чая.
— Вы должны мне все о себе рассказать, — сказала она.
Я коротко рассказала ей, что живу со своей тетей и что это моя первая работа; но я видела, что на самом деле она не слушает.
— Вы очень молоды, — сказала она в конце концов. — Не то, чтобы я была намного старше вас… по годам. — Она вздохнула, и я решила, что она намекает на свой богатый жизненный опыт. Я чувствовала, что в этом она, вероятно, права. — И, — сказала она, переходя к тому — я была уверена — что и было причиной, почему она так настойчиво хотела, чтобы я посетила ее, — вы уже подружились с Джейсоном Веррингером.
— Ну, вряд ли это можно назвать дружбой. Был этот несчастный случай, и мне пришлось остаться в Холле вместе с девушкой, которую сбросила лошадь. Помните, вы пришли, когда я была там.
Она спокойно смотрела на меня.
— Ода. Джейсон очень старался объяснить. Он очень извинялся. Но я сказала ему, что в данных обстоятельствах он был обязан вас принимать.
— Дело было не в приеме. Я была бы совершенно довольна подносом в комнате больной.
— Он действительно сказал, что об этом не может быть и речи… Гость в его доме и все такое.
— Создается впечатление, что он довольно щепетилен в этих вопросах.
— Конечно, ваше общество должно было доставить ему удовольствие. Он любит умных женщин… если они к тому же и хорошенькие, какой вы, несомненно, являетесь, мисс Грант.
— Спасибо.
— Я хорошо понимаю Джейсона. На самом деле, когда он вернется… Мы договорились, видите ли. Конечно, есть ребенок… его бедная жена… Теперь это кончилось…
Я поняла, что она предупреждает, чтобы я не принимала всерьез внимание, которым Джейсон меня одарил. Мне хотелось сказать ей, чтобы она не беспокоилась. Я, уж конечно, не стану пытаться стать для нее угрозой и в действительности была совершенно равнодушна к планам, которые они строили с этим одиозным человеком.
