– Вы, наверное, слышали, сэр, что миссис Ригли-то вернулась к своему законному хорьку?
– Нет! – воскликнул Маккол, внезапно проникаясь интересом. – Да неужели? Впрочем, этого следовало ожидать. Плохой был день для Клива, когда им позволили здесь поселиться.
– Ваша правда, сэр, – торжественно сказал мистер Джадд. – И попомните мои слова: дальше еще хуже будет. Я вот подстерег одного из их пащенков, извините на грубом слове, сэр, когда он моего Берта подбил отрясти яблоню полковника Смизерса. Схвати я их, оба у меня ремня попробовали бы. Ничего себе баловство для сына почтенного человека! Ну, да в следующий раз Берт прежде два раза подумает.
– А вы случайно не знаете, как и почему миссис Ригли вернулась домой? – спросил Маккол.
– Что же, сэр, я до сплетен не охотник, – объявил мистер Джадд, устраиваясь в кресле поудобнее с истинным удовольствием завзятого любителя сплетен. – Только, конечно, все мы в мире живем, и ушей себе не заткнешь, верно, сэр? Дело вроде бы так обстояло: после того, значит, как вы посмотрели фермера Ривза, он глаза лишился, и миссис Ригли слишком тяжко стало на него глядеть. А старая миссис Ривз, его супруга, все время ему письма слала, чтоб он домой возвратился, и две его дочки каждый божий день туда являлись и скандалы закатывали, а дети орут, а миссис Ригли ругается на чем свет стоит. Ну, сущий ад, одно слово, сэр. И поговаривают, сэр, – тут мистер Джадд понизил голос до трепетного шепота, каким только и повествовать о немыслимых безднах порока, – поговаривают, что она с Ригли втихомолку помирилась, а оставалась только, чтоб выжать у Ривза денег побольше. Одна, значит, видимость была, сэр. И по мне, оно так и было: мне мой Берт рассказывал, что у них много всякой новой музыки для граммофона, то есть в коттедже у Ригли, а я своими глазами видел одну из девчонок в новехонькой шляпе и юбке. Так откуда бы у них деньги взялись?
– Возможно, очень возможно, – сказал Маккол. – Скверная это семейка.
– Что верно, то верно, сэр, – согласился мистер Джадд и слегка подпрыгнул, потому что сверху донесся совсем уж мучительный стон. – Ну, так или не так, но она оставалась у Ривза, пока деньги не кончились. А может, он ей давать перестал. Ну, и два дня назад кого-то из детей, которые дома оставались, непонятная хворь одолела, то есть они такой слух пустили. Миссис Ригли шасть к преподобному Стирну и давай расписывать, как она, дескать, согрешила, а теперь кается, и совесть ей твердит, что место ее с больным дитяткой, так, может, он, преподобный Стирн, значит, потолкует с ее мужем, чтоб она к нему вернулась. Ну, и вернулась, сэр… – быстро докончил мистер Джадд, услышав стук торопливых шагов на лестнице, – вернулась, как ни в чем не бывало, только вдвое нахальнее!
Дверь распахнулась, и миссис Джадд произнесла голосом, от волнения переходившим в прерывистое блеяние:
– Простите, сэр, вы там требуетесь, сэр. Ох, побыстрее, сэр, уж так она мучается!
Маккол поднялся, очень неторопливо, очень спокойно, поискал в своем чемоданчике то, что ему вовсе не требовалось, и сказал с невозмутимостью, которая его негодующим слушателям представилась верхом черствости:
– Времени еще предостаточно, миссис Джадд, спешить некуда. Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы было побольше горячей воды, и принесите ее мне, когда я распоряжусь.
Мистер Джадд с Томом остались одни в комнате, которая казалась ужасно пустой и враждебной. Мистер Джадд покашлял, чтобы не утратить достоинства, а затем набил трубку довольно-таки дрожащими пальцами.
– А странно, что мисс Джорджи не заглянула справиться, – сказал он нетвердым голосом. – Ты не забыл сказать Нелли, Том, чтоб она ей сказала?
Сказал. И ей сказал, и почтальону, чтоб он сказад Мэгги: Лиззи просила ее оповестить. А Нелли сказала, что мисс Джорджи занята, потому как к ним гость приехал.
– А! – отозвался мистер Джадд. – Верно, тот джентльмен, которого я видел. В костюмчике с брючинами, как два пивных бочонка. Надо надеяться, что он возьмет за себя мисс Джорджи, пока она не пожелтела вся и не закисла. Только могла бы она и про Лиззи вспомнить! Ну, да чего от господ и ждать-то?
Ответить Тому было нечего, и некоторое время они молчали, прислушиваясь. Мистер Джадд заерзал в кресле.
– Жизнь, – произнес он, от волнения пускаясь в философствования, – жизнь странная штука, Том. Рождаемся, помираем, а больше-то никто ничего и не знает, даже ученые умники в Кембриджах да Оксфордах. Матерью девушку сделать труд невелик, а вот быть хорошим мужем и отцом не так-то просто. Любовь крутить можно, я против ничего не скажу. Природа она свое берет. Но это капля меда в чаше с отравой, Том. Ну, не то, чтобы семейная жизнь отравой была, но только она и не один только мед. Она на человека обязанности накладывает. Вот, Том, что ты чувствуешь, когда вот-вот станешь отцом своего первого сына?
– А почему вам втемяшилось, что обязательно будет мальчик? – спросил Том, старательно уклоняясь от отчета в своих чувствах.
– Мальчик, мальчик, а то кто же… ш-ш! – Мистер Джадд умолк и прислушался, но сверху доносилось лишь редкое пошаркивание да всхлипывания миссис Джадд на верхней ступеньке лестницы. Мистер Джадд продолжал: – Есть тут одно обстоятельство, так что ты не сомневайся.
Щадя Тома, мистер Джадд не стал уточнять, что это за обстоятельство, но когда миссис Джадд в начале недели спросила, откуда ему известно, что будет обязательно мальчик, мистер Джадд ответил с величавой категоричностью: «От двух отцов только мальчики родятся!»
Том встал и принялся нервно расхаживать по тесной комнатке. Мистер Джадд следил за ним с живым научным интересом.
– А сам ты схваток не чувствуешь, Том?
– Нет, – сухо ответил Том. – Не чувствую. Но раз вам так приспичило, я вроде как озноб чувствую и одно думаю: поскорее бы все кончилось, и благополучно.
– Говорят, – задумчиво произнес мистер Джадд, – что доподлинный отец всегда схватки чувствует, как роженица, где бы он ни находился.
– А я вот не чувствую, – почти огрызнулся Том.
– Сам-то я тоже никогда их не чувствовал, – великодушно сообщил мистер Джадд, – но знавал людей, которые говорили, что чувствовали. Но я-то на одном стою: когда дело до женщин доходит, мужчина и не разберет, на каком он свете. Послушаешь, как они языками мелют, ну и думаешь – решето, все наружу сыплется. А чуть у них секрет какой появился, так молчат что рыбы. Да проживи человек хоть тысячу лет и становись умней с каждым годом, пенни ставлю, первая же девка, которая захочет, его сразу облапошит и вокруг пальца обведет.
– Ага, – рассеянно отозвался Том, все еще тревожно меряя шагами пол.
– Ш-ш! – воскликнул мистер Джадд. Они прислушались, и Том возобновил свои метания.
– На твоем бы месте, Том, – благодушно посоветовал мистер Джадд, – я бы сел да успокоился. Ну, что толку восьмерки выписывать, будто ты полицейский и не туда смотришь.
– И я бы на вашем сидел да посиживал, – кисло отпарировал Том. – Да только я же на своем!
– Жаль, что твои папаша с мамашей сюда не пожаловали. Пора бы уж сменить гнев на милость, как-никак первый их внук рождается. Вот бы и посидели все вместе по-семейному. Не по-человечески это, на свою плоть и кровь зуб держать.
Том буркнул что-то невнятное. Ему не нравились напоминания, что его родители возражали против того, чтобы он женился на Лиззи – «на гулящей девчонке без царя в голове», как выразилась его мать, – хотя, скрепя сердце, кое-какую мебель они им и отдали.
– Придут еще, куда они денутся, – пробормотал он.
– Что же, – сказал мистер Джадд, опасаясь, не уронил ли он свое достоинство, обратив внимание на столь язвящее отсутствие, – потеря невелика, не при тебе будь сказано, малый.
– Да ничего, – ответил Том, сам не зная, что именно он имеет в виду, но смутно и тоскливо ощущая, будто все пошло вкривь и вкось. Стать мужем и отцом в двадцать один год, не видеть впереди ничего, кроме добродетельного однообразия, размеченного сменой лет, точно придорожными столбами, – перспектива не из самых, приятных. Да уверен ли он хотя бы, что младенец, который вот-вот сделает первый вдох, действительно его? Медлительный мозг Тома поздновато осознал, что с самого начала все думали только о Лиззи, о ее репутации и будущем, и никто не подумал о нем. Кроме его родителей, но от них он слышал только попреки. В конце-то концов больше ли он виноват, чем Лиззи? Это же она напросилась, и ничего слушать не желала, когда он ее предупреждал. И вот теперь они на всю жизнь угодили в ловушку… Может, лучше было бы махнуть рукой и не спешить подзакониваться?… Он спохватился, что мистер Джадд продолжает говорить.
– Да, – произнес мистер Джадд, словно размышляя вслух, – странно все это. Мы же не просили, чтоб нас родили, а вот родились, а как немножко осмотрелись да устроились, бац! – уже детьми обзаводимся, которые не просили, чтоб мы их рожали. Вот так и идет, день за днем, год за годом, а их у тебя все больше и больше. Иной раз хозяйка не точит тебя, а улыбается, только чаще у нее стирка, и она на каждое слово огрызается, как старый пес, которого глисты замучили. А ты все работаешь, все надеешься, что вот дети подрастут, будут твою старость покоить, а пока приносить по пятницам пару-другую шиллингов, все хозяйке помощь. И вдруг ты и ахнуть не успел, а они уже сами за то же взялись. Вроде бы нет тут никакой цели, что ты там ни говори! Том прямо-таки застонал. Мистер Джадд с мучительной точностью излагал его собственные мысли.
