- Я тоже так думаю. Догадываюсь, что обладание этим выигрышным билетом вводит человека в искушение закрыть глаза на некоторые персональные недостатки Рамиреза.
- Особенно теперь, когда они только начали получать большие деньги. Альфа поддерживал Рамиреза еще, когда тот был шатающимся по улицам подростком. Сейчас у Рамиреза титул, и он подписал контракт на телевизионные бои. В буквальном смысле будет приносить Альфе миллионы в будущем.
- То есть твое мнение об Альфе потеряло блеск.
- Думаю, что в смысле закона Альфа не несет ответственности.
Он посмотрел на часы.
- Рамирез сначала с утра делает пробежку, потом завтракает в закусочной через дорогу от гимнастического клуба. После завтрака тренируется и обычно затягивает это до четырех.
- Много тренируется.
- На скорую руку. Если ему придется биться с кем-нибудь приличным, у него будут проблемы. Последние два его противника были отборные неудачники. У него бой через три недели с очередным бездельником. После этого он начнет серьезно готовиться к матчу с Лайонелом Ризи.
- Ты много знаешь о боксе.
- Бокс – спорт предельный. Мужик против мужика. Древний поединок. Как секс… ставит тебя на уровень животного.
Я подавилась.
Он выбрал апельсин из вазы для фруктов на стойке.
- Ты злишься, потому что не можешь вспомнить, когда в последний раз видела такое животное.
- Я наблюдаю достаточно животных, благодарю.
- Милая, ты совсем животных не видишь. Я поспрашивал. У тебя нет общественной жизни.
Я выставила ему средний палец.
- Неужели? Вот тебе лучшая общественная жизнь.
Морелли усмехнулся.
- Ты чертовски находчива, когда упрямишься. Как только захочешь, чтобы я спустил животное с привязи, дай мне знать.
Ну, все, с меня хватит. Я все-таки отравлю его газом. Может, не смогла бы его притащить и сдать, но с наслаждением бы понаблюдала, как он отрубится и сверзится на землю.
- Мне нужно сматываться, - объявил Морелли. - Один из твоих соседей меня застукал, когда я входил. Не хочу портить тебе репутацию слишком долгим визитом. Тебе следует заявиться на Старк Стрит примерно в полдень и пошататься там час или два. Нацепи микрофон. Буду следить и прослушивать.
Мне нужно было как-то убить утро, поэтому я вышла на пробежку. Было нисколько не легче, но, по крайней мере, не появился Эдди и не заявил, что я похожа на неостывший труп. Позавтракав, долго принимала душ и мысленно планировала, как потрачу деньги после того, как сграбастаю Морелли.
Я надела босоножки на ремешках, узкую черную трикотажную мини-юбку и обтягивающий красный топ с таким глубоким вырезом, что демонстрировал ложбинку настолько, насколько позволял размер моего бюстгальтера. Истратив непомерное количество мусса и спрея на волосы, я получила приличную копну на голове. Подвела глаза подводкой полночного синего цвета, нанесла тушь, накрасила губы красной шлюшной помадой и навесила самые огромные металлические серьги из тех, что у меня имелись. Я покрыла лаком в тон помаде ногти и проверила себя в зеркале.
Черт меня подери, если из меня не получилась знатная потаскушка.
Было одиннадцать часов. Немного рано, но мне нужно было где-то провести время до этого болтания на Старк Стрит, поэтому я могла бы навестить Лулу. После Лулы я поняла, что необходимо пострелять, а затем отправляться домой и ждать звонка.
Я оставила машину в квартале от гимнастического клуба и начала спускаться по улице с сумкой через плечо и с баллончиком «Шур Гарда» в руке. Я обнаружила, что микрофон виден под обтягивающим топом, потому спрятала его в нижнюю часть бикини. Обзавидуйся, Морелли.
Фургон стоял прямо напротив клуба. Между фургоном и мной торчала Джеки. Выглядела она еще более мрачно, чем обычно.
- Как Лула? - спросила я. - Видела ее сегодня?
- Утром у них нет часов для посещения. У меня не было времени навестить ее. Должна зарабатывать на жизнь, знаешь ли.
- В больнице сказали, ее состояние стабильное.
- Да. Перевели ее в палату. Побудет там немного из расчета, что она еще внутри кровоточит, но думаю, с ней все будет в порядке.
- Есть у нее безопасное убежище?
- Не найдет она безопасного места, если не поступит по-умному. Она собирается рассказать полиции, как какой-то белый ублюдок порезал ее.
Я взглянула в направлении фургона и на расстоянии почувствовала недовольное ворчание Морелли.
– Кто-то должен остановить Рамиреза.
- Только не Лула, - отозвалась Джеки. - Где она добудет свидетелей, как ты себе это представляешь? Думаешь, люди поверят проститутке? Скажут, что она это заслужила и, скорей всего, старик избил ее и оставил тебе полюбоваться. Может быть, заявят, что ты сама занималась проституцией и не заплатила сутенеру, а это тебе в назидание.
- Ты сегодня Рамиреза видела? Он в клубе?
- Не знаю. Эти глаза Рамиреза не видят. Для меня он невидимка.
Именно этого я и ожидала от Джеки. И она, наверно, права насчет Лулы. Рамирез наймет лучшего в штате адвоката, и ему не составит труда опровергнуть показания Лулы.
Я продвигалась по улице.
- Кто-нибудь видел Кармен Санчез? - спрашивала я. - Верно ли, что она виделась с Бенито Рамирезом в ночь, когда застрелили Зигги Кулешу?
Никто ее не видел. Никто ничего не знал о ней и Рамирезе.
Я демонстративно прогуливалась целый битый час и завершила свое путешествие, перейдя улицу с намерением посыпать немного соли на раны Джимми Альфе. На этот раз я не стала врываться в его кабинет. А терпеливо подождала, когда его секретарша пригласит меня.
Он, казалось, не был удивлен. Наверно, наблюдал из своего окна. Вокруг глаз у него были темные круги, как у человека, страдающего бессонницей от неразрешимых проблем. Я встала перед его столом, и с минуту мы таращились друг на друга в полном молчании.
- О Луле знаешь?
Альфа кивнул.
- Он ее почти укокошил, Джимми. Избил, порезал и подвесил на моей пожарной лестнице. Затем позвонил мне и осведомился, получила ли я подарок, и сообщил, что это мне в назидание на будущее, буду, де, знать, что меня ждет еще худшая участь.
Альфа снова покачал головой. В этот раз отрицательно.
- Я говорил с ним, - сказал Альфа. - Бенито признал, что провел какое-то время с Лулой, может, даже был немного груб с ней, но, по его словам, и только. Он предположил, что кто-то, должно быть, добрался до нее уже после. Уверяет, что кто-то выставляет его в черном свете.
- Я говорила с ним по телефону. И знаю, что слышала. У меня есть запись.
- Клянется, что это не он.
- И вы ему верите?
