– Готовлюсь очернить репутацию мистера Николаса Булза – вашего музыканта.
Посыпав бумагу песком, Стаффорд стряхнул его.
– Умоляю вас немного набраться терпения.
Он выскользнул из библиотеки, пересек большой зал и открыл дверь музыкальной комнаты. Полковник Норрис дремал, его жена вышивала, кивая в такт музыке. Эта семейная сцена, однако, вызывала тоску у Синтии, и Стаффорда не удивило, что мелодия, струящаяся под ее пальцами, напоминала капающие слезы.
Музыка прекратилась. Синтия подняла взгляд с клавиатуры. В зеркале над головой она увидела мистера Стаффорда, как некогда Робина. Слезы выступили у нее на глазах, когда ее мысли вернулись к веселому улыбающемуся юноше, завладевшему в ту памятную минуту ее сердцем и отдавшему ей свое. Она быстро повернулась на стуле.
– Мисс Синтия, мы нуждаемся в вашей помощи! – заявил мистер Стаффорд, отвесив низкий поклон, и девушка закрыла глаза, словно ее оскорбили. Вместо грациозного поклона ее Персея, она увидела всего лишь карикатуру на него.
– Чем я могу вам помочь? – спросила Синтия?
– Нам нужны музыка и пение, достойные нашего праздника. На этом настаивает сэр Роберт. Англия – страна превосходных певцов. Все же нам, быть может есть чему поучиться у итальянцев.
– Ну что ж, – улыбнулась Синтия. – Только, хоть я польщена высокой оценкой сэром Робертом моих знаний области музыки, должна признаться, что музыкант сэра Роберта куда лучше объяснит вам разницу между английской полифонией и итальянским стилем.
– Сэр Роберт в этом сомневается, – возразил мистер Стаффорд. – Ему кажется, что мистер Николас Булз слишком долго прожил в этой глуши, чтобы быть знакомым с новыми веяниями в искусстве.
– Что же тогда говорить обо мне? – заметила Синтия.
– Вы, мисс, не так убеждены в собственном мастерстве, как мистер Булз. Мой друг прислал мне из Лондона имена некоторых итальянских певцов и музыкантов, заслуживших высокие отзывы критиков.
Синтия задумалась.
– Я слышала об одном из них – синьоре Эрколе Толентино.
Мистер Стаффорд посмотрел на список и издал возглас удовлетворения.
– Вот видите – он фигурирует здесь! – Он сделал пометку рядом с именем. Но это не было имя Эрколе Толентино, которое вообще отсутствовало в перечне. Однако, мистер Стаффорд не намеревался выпускать бумагу из рук, тем более, что имена были написаны его собственным почерком.
– Больше никого не могу припомнить, – призналась Синтия.
– Имена, обозначенные здесь, могут освежить вашу память.
– Послушай их, дорогая, – посоветовала миссис Норрис, не отрываясь от вышивки.
– Хорошо, мама.
Синтия приготовилась слушать. Мистер Стаффорд устремил взгляд на бумагу. Им овладело странное возбуждение, и он боялся, что не сумеет его скрыть. Слух его напряженно ожидал внезапного шелеста платья или подавленного вздоха девушки. Но пока что он слышал только хриплый кашель полковника Норриса, которого пробудило прекращение звуков музыки.
– Луиджи Савона, – начал читать мистер Стаффорд.
– Ха! Иностранец! – подметил полковник, тут же засыпая снова.
– Никогда о нем не слышала, – сказала Синтия.
– Он не певец, а известный лютнист.
– Очень может быть, – вздохнула девушка. – Меня не удивило бы, если бы вы назвали его приходским органистом.
– Томазо Валентини.
– Красивое имя, мистер Стаффорд, но не могу ручаться за столь же красивый голос его обладателя.
Тогда тем же тоном, но с легкой вопросительной интонацией в конце Стаффорд прочитал:
– Карло Мануччи?
Против всех его ожиданий трюк удался.
– Такого человека не существует вовсе! – удивленно воскликнула застигнутая врасплох Синтия. – Карло Мануччи – это слуга в пьесе. Кто-то подшутил над сэром Робертом… – Внезапно ее голос дрогнул. – О! Что я наделала! – в отчаянии прошептала девушка, догадавшись, что кто-то подшучивает над ней.
Подняв глаза к зеркалу, она поняла, что если не может назвать имена итальянских певцов, то с именем шутника проблемы не возникнет. На лице мистера Стаффорда было написано такое дикое возбуждение, какого ей никогда не приходилось видеть. Синтия подумала, что это лицо будет преследовать ее до конца дней, столько в нем было удовлетворенной мстительности и жестокости.
– Джино Муратори? – продолжал читать Стаффорд, тщетно стараясь говорить спокойно.
Синтия понимала, что каким-то таинственным образом предала своего возлюбленного, который где-то выдавал себя за Карло Мануччи. Его враги знали, где это место, но им нужно было вынудить ее сказать, кто такой Карло Мануччи. И она оказалась настолько глупа, что поддалась на их уловку!
– Джино Муратори? – повторил Стаффорд.
Синтия покачала головой и, тщетно пытаясь скрыть смущение, взяла на клавесине несколько аккордов.
– Ну, по крайней мере, мы уточнили одно имя – Эрколе Толентино. Его нам и следует постараться заполучить. Благодарю вас. – И мистер Стаффорд с поклоном вышел из комнаты. Послав стрелу наудачу, он попал в цель.
Пробежав через зал, Стаффорд ворвался в библиотеку с таким возбуждением на лице, что сэр Роберт и его сын с тревогой обернулись к нему.
– Что еще произошло? – осведомился сэр Роберт.
– Говорите, – добавил Хамфри.
Мистер Стаффорд плюхнулся в кресло, его дикий взгляд перебегал с одного на другого.
– Только подумать, что мы никак не могли догадаться! Ведь и вы и я, мистер Хамфри, отлично знали, кто такой Карло Мануччи! А вот мисс Синтия сразу же дала ответ! Правда, я уверен, что она позволила бы отрезать себе язык, лишь бы взять его назад. Я прочитал ей список имен итальянских певцов и музыкантов, которые могли бы почтить своим присутствием наш праздник, и спросил, знает ли она кого-либо из них. Эрколе Толентино, Луиджи Савона, Карло Мануччи? «Это не музыкант, – ответила девушка, – а слуга в пьесе». Вспомните, мистер Хамфри, тот день, когда мы в Итоне репетировали пьесу, а приход Френсиса Уолсингема прервал нашу репетицию.
Хамфри уставился на секретаря, как на сумасшедшего.
– Карло Мануччи! – повторил Стаффорд, пытаясь заставить юношу припомнить. – Кто может быть Карло Мануччи?
Наконец Хамфри Бэннет все понял.
– Разрази меня Бог! Робин Обри! – воскликнул он, вскочив на ноги и побледнев от злобы. – Неужели он вечно будет попадаться у нас на пути. Чтоб ему поскорее сгореть в аду!
Лицо Стаффорда исказила отвратительная усмешка, сделавшая его как никогда более похожим на гадюку.
– Думаю, мы можем позаботиться, чтобы он, подобно своему отцу, сгорел не в аду, а на земле. У инквизиции длинные руки и острый взгляд, хотя они и смотрят искоса из-под капюшона.
