забыв угостить тигровую киску. Таким чудесным образом пришла в дом молодых Тарковских кошка Муська и прожила с ними какую-то часть своей короткой кошачьей жизни…
Сколько видимых и невидимых миру слез пролито детьми, жаждущими иметь собаку или кошку! Родители выкидывают за дверь притащенного с помойки котенка, выгоняют беспризорного щенка, принесенного со двора. Когда мы с Андреем подросли, то мама и бабушка не запрещали нам иметь в доме животных, хотя они порою и доставляли всем неприятности. В Юрьевце, в эвакуации, мы, конечно же, не могли обойтись без кошки. Эта наша подруга прославилась тем, что принесла в дом (вернее, в одну маленькую комнатку) массу блох, которые радостно переселились с кошки в наше желтое одеяло из верблюжьей шерсти, купленное еще до революции Николаем Матвеевичем. Приходилось время от времени вывешивать одеяла на мороз и вычищать их щеткой – скребком, которым некогда мыли корову Голубку…
Но самой любимой кошкой в нашей семье была кошка Капа, которая прожила на Щипке больше десяти лет.
Ранней весной 1945 года, гуляя на заднем дворе, мы с Андреем увидели большую пушистую кошку. Тогда в Москве почти не было ни собак, ни кошек, да и людей было немного, война опустошила город. Разве что только крыс развелось порядочно, давно известно, что они сопутствуют беде и разорению. И вдруг – кошка. Да еще пушистая. Мы ее приманили, поймали и принесли домой, абсолютно не думая о том, что она может быть чьей-то. Кошка осталась у нас, а летом в деревне, где мы жили «на даче», она родила котят. Как-то утром, проснувшись в деревенском доме в комнате с бревенчатыми стенами, вместо обычных кошкиных «подарков» – придушенных мышей и бурозубок – я обнаружила у себя на кровати двух маленьких котяток, детей пушистой кошки. Один был тигровый, другой – белый с пятнами. Кстати, вскоре выяснилось, что котята – девочки. Пушистая кошка оказалась дрянной матерью, и котят выпестовала я. Белую кошечку я назвала Ясой, а тигровую, за пятнышки-капочки на животе, – Капой. Капа осталась у нас, второго котенка отдали, как говорится, «в хорошие руки». Была Капа удивительно умной кошкой, узнавала шаги своих еще издали, в коридоре, и бежала к дверям встречать маму, Андрея или меня…
Капа жила с нами и тем голодным летом 1947 года, о котором я писала в рассказе «Шуба». Теперь я знаю точное название того места: станция Усад, деревня Молодино. Мы с Андреем выходили из дома бродить по окрестностям, а кошке строго-настрого наказывали сидеть дома и оставляли ее под замком. Но дом был весь худой, и Капке ничего не стоило выбраться наружу. Дорога наша шла вдоль капустного поля, и кошка, зная, что ей не велено с нами идти, бежала среди кочанов капусты, жалобно мяукая, но не показываясь на дороге. Мы долго делали вид, что не слышим кошачьих стенаний, но наконец снисходили, и я говорила тихим голосом: «Ну, Капочка, иди сюда». И она радостно выскакивала на дорогу, взбиралась на мое плечо, и дальнейшая прогулка совершалась уже втроем – Андрей, кошка и я…
Мы очень любили Капу, но, когда прошли годы и я выросла, у меня появились другие интересы и занятия. Я уже меньше интересовалась судьбой кошки… До сих пор я ощущаю вину перед памятью этого маленького существа, за которое должна была нести ответственность.
ВГЛК
Таким сокращением называлось учебное заведение, где учились родители. «Высшие Литературные Курсы при Всероссийском Союзе Поэтов, находящиеся при Москпрофобра». (Эта «Москпрофобра», чудовищная и безграмотная аббревиатура, обозначала «Московское профессиональное образование».)
Литературные курсы с правами высшего учебного заведения возникли на руинах Литературного института, созданного В.Я.Брюсовым и после его смерти в 1924 году закрытого. Многие преподаватели, приглашенные Брюсовым, стали работать и на курсах. Среди них были такие замечательные ученые, как пушкинист М.А.Цявловский, философ Г.Г.Шпет, литературовед И.Н.Розанов. Помещения у курсов не было, вечерние занятия проводились в классах московских школ.
Папа приехал в Москву учиться из маленького городка степной Украины, Елисаветграда, через который совсем недавно прокатились волны Гражданской войны. В 1924 году город был переименован в Зиновьевск, в честь родившегося там вождя, не отличавшегося, как видно, излишней скромностью. Стоит сразу сказать, что в 1934 году он стал Кирово-Украинским, а в 1936-м – Кировоградом, а теперь Кропивницким. К семнадцати годам Асик Тарковский, мальчик, обожаемый родителями, познал ужасы насилия. Видел избитых солдатами отца и брата, пережил смерть брата, лишился дома (семья перебралась в 1919 году в дом его тетки, О.Д.Гусевой, – вместе было легче пережить войну). Мальчиком папа был арестован патрульными атаманши Маруськи Никифоровой, а потом (согласно рассказу Татьяны Васильевны Никитиной-Станиславской) – органами ЧК. Он и его друзья напечатали в газете антиленинское стихотворение-акростих. По дороге в Николаев папа убежал из вагона, долго скитался по степной Украине «без копейки в кармане». Боясь вернуться в Елисаветград, он прибился к рыболовецкой артели на Азовском море, был подмастерьем у сапожника. (Возможно, Татьяна Васильевна ошибалась. У папы был свой рассказ о причине его скитаний по Приазовью…)
В Москву папа приехал с тетрадью юношеских стихов, он твердо знал, что станет поэтом.
В Зиновьевске остались папина мать, Мария Даниловна, родные могилы и женщина, которую он «горше всех любил».
Экзамены при поступлении на курсы заключались в чтении абитуриентами своих произведений и в собеседовании о литературе. У папы экзамен принимал поэт и теоретик поэзии Георгий Аркадьевич Шенгели, ставший его наставником и старшим другом.
Папа поступил на первый курс в 1925 году и учился вместе с Марией Сергеевной Петровых и Юлией Моисеевной Нейман, с которыми его связала на всю жизнь и человеческая, и творческая дружба. На их курсе были будущий муж Марии Петровых Виталий Головачев и сын писателя Даниил Андреев.
Мама в том же 1925 году поступила на подготовительное отделение курсов. Она окончила школу в городе Кинешме, что на Волге, где жила с матерью и с отчимом.
Слушатели курсов должны были изучать гуманитарные дисциплины, хотя на подготовительном отделении и на первом курсе в программу были включены экономическая география и биология. Изучались русская литература (преподаватели – профессора Орлов, Розанов, Шамбинаго, Цявловский), европейская литература (Верховский, Коган, Рачинский), греческая и римская литература (Ермилов, Грушка), история искусств (Сидоров), языковедение (Каринский), психология художественного творчества (Бережков), эстетика (Шпет), поэтика (Ярхо, Григорьев), прозология (Локс), стиховедение (Рукавишников), драматургия (Валькенштейн), клубоведение (Ребельский).
Обязательными предметами были также политэкономия, история ВКП(б), история классовой борьбы в России и история западноевропейского революционного движения.
Заведующим учебной частью был поэт Захаров-Мэнский, он читал также курс древнерусской литературы и фольклора. Это был большой оригинал, погибший
