— А на что похоже твое королевство? Элениель…
Лицо Элениель в момент посуровело.
— Я уже давно не восьмилетняя девчонка, Триша. Большую часть своей жизни я прожила здесь, и все равно не могу назвать Эттенберг своим королевством. — она снова помолчала. — Я все чаще думаю, что мне нет места в этом мире. В обоих мирах.
Триша хотела ее как-нибудь подбодрить, но решила сменить тему. Пожалуй, хватит на сегодня воспоминаний.
— Слушай, перед тем, какты… перенесла нас, я нарисовала кое-что. Ты пыталась скрыть это, но ты же испугалась того, что это может сбыться.
— Я, кажется, говорила, чтобы ты не забивала себе голову…
— Это как-то связано с этим человеком?
Триша протянула ей лист бумаги, лежавший до этого на журнальном столике. Перевернув его, Элениель безошибочно узнала изображенного на нем мужчину. Прошло столько времени с того дня, как она смотрела в эти глаза цвета темного шоколада, чей блеск не смог скрыть даже простой карандаш, и она вновь испытала весь волшебный магнетизм, который ранее приковал ее к этому человеку. Элениель откинулась на спинку кресла, рука с портретом Аргаса бессильно упала на колени. Все, что связывало их, пронеслось перед глазами с оглушительной ясностью, и накалило чувство горечи от того, что между ними теперь нет ничего, кроме чувства мести.
— Он для тебя многое значит?
Элениель подняла глаза. Видимо, ее эмоции снова отразились на лице, поэтому она не захотела тратить силы на увиливание, и просто кивнула.
— Да. Даже слишком…
Глава 33
Если бы Элениель следила за временем, она бы ужаснулась от того, что чистит зубы уже практически четверть часа, но она лишь бездумно водила щеткой по зубам, и невидящим взглядом уставилась в зеркало, пока ее мысли устроили в голове эстафету…
Что бы означал тот рисунок Триши? Тот портрет Аргаса, который она изобразила? Если бы ее попросили оценить подозрительность к своей новой знакомой по десяти бальной шкале, Лени, не задумываясь, назвала цифру "пятнадцать". Нет, шансов на то, что Триша как-то связана с ее бывшим парнем, практически нет, а вот ее удивительные способности не просто наталкивали на определенные мысли — они пугали.
Пожалуй, больше всего пугала эта странная потеря памяти, из-за которой сейчас нет ни единого шанса выяснить, что это было за "просвещение", и чего ей, Элениель, ждать от своего будущего… Ведь еще там, в Тэррене, Триша нарисовала — жуть, даже вспоминать неохота — ее с проткнутым горлом, а теперь и портрет того: кто способен на такой поступок…
А способен ли?
Элениель покачала головой и, сполоснув щетку, поставила ее на место, а пока умывалась думала о том, что так и не приняла до конца тот факт, что Аргас уже не принадлежит самому себе. Против ее воли в голове начали мелькать воспоминания о том недолгом времени, что они провели вместе. А ведь она так старательно прятала их в самый дальний и темный уголок души! Но портрет, нарисованный Тришей, все изменил, и теперь они выползали потихоньку на поверхность… А ведь с его стороны все было не так плохо, если не считать этих нездоровых замашек собственника. Но ведь… она тоже хороша…
Сколько раз, вместо того, чтобы где-то смолчать и попытаться любыми способами отвлечь его, она либо раздражалась, либо уходила от разговора… ну, либо они ругались, после чего бурно мирились… По сути, кроме дикого влечения их больше ничего и не объединяло, и грустная правда заключалась в том, что даже если бы не этот проклятый кинжал, которым он стал просто одержим, этот мужчина не принял бы ее… не принял бы правды о том, кем она является. Ей было бы тяжко, если бы она полюбила Аргаса, но даже тех чувств, что она к нему испытывала хватало для режущей боли в сердце…
Она не боялась дня, когда Аргас, наконец, нагонит ее, точнее не боялась его самого.
Ее пугали собственные противоречивые чувства… Она ведь, в конце концов, тоже не железная….
Возможно, стоит рассказать об этом Даррену, когда они в следующий раз встретятся во сне, хотя… Нет, ему это ни к чему. Судя по тому, что ей удается из него вытянуть при каждой их встрече, его жизнь постепенно входит в стабильное русло. Он во всю помогает отцу с их семейным делом, подрабатывает разнорабочим, делает ремонт в своем домике… Пусть так и остается. Лени видела, что Даррену неприятно об этом говорить, он словно чувствовал вину за то, что живет, в то время как она — скитается. Ну и дурак. Она всем сердцем радовалась за этого мужчину и в то же время понимала, что сейчас только она не дает ему полностью забыть прошлое. Как она и боялась. И она собиралась это исправить, полностью прервав их общение… хоть это и разобьет ей сердце. К сожалению, она недостаточно благородна, чтобы поступить так прямо сейчас, но однажды… ради его благополучия она заставит себя сделать это…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Не открывая глаз, Элениель сняла полотенце с крючка. Тщательно вытерев лицо, она посмотрела на свое отражение в зеркале как раз тот момент, когда в приоткрытую дверь ванной комнаты входил… полностью обнаженный Рэйген. Да что ж это за напасть-то такая?! Опять она наткнулась на голого мужика, хотя… в этот раз это он наткнулся на нее…
Рэйген, видимо, пребывал в таком же ступоре, потому как так и замер на пороге, и они так простояли, глядя друг на друга в отражении зеркала, пока Лени медленно не развернулась и, стараясь не смотреть, не запустила в него полотенцем пониже пупка.
— С добрым утром, блин, — пробурчала она, протискиваясь между ним и приоткрытой дверью, чтобы поскорее убраться подальше от этого нудиста.
***
— И все же, как-то неудобно, что ты стоишь у плиты. Ты ведь моя гостья!
— Всего лишь омлет, мне не сложно.
— Сколько я тебя помню, ты всегда была склонна к излишнему опекунству, всех жалела, а особенно тех, кто этой жалости не заслуживал… А твой омлет — лучший из тех, что мне довелось отведать.
— Спасибо, мне очень приятно, — пролепетала Триша, и ее щеки заалели.
— А твоя подруга, собирается вообще выходить или вечно проторчит в комнате?
— Я…
— А с чего это я должна сидеть в комнате? Случилось чего?
Лени изящно вплыла на кухню, и плавно опустилась на стул, снова выбрав место напротив Рэя. На ней было надето бежевое платье с черными кружевами, волосы заплетены в колосок. От одного только взгляда на парня внутри появилась неприятная пульсация, весь ее настрой грозился вскоре испариться. Она положила руки на стол, сжав их в замок и закусила губу.
— Итак…
Судя по всему, Рэй тоже был слегка смущен. Он почесал нос, бросил взгляд на Тришу, которая старательно делала вид, будто ей ничего не интересно, и посмотрел в упор на Лени.
— Согласен, неловко получилось.
— Мы это пережили, и не будем больше вспоминать об этом, верно? Мы договорились?
Рэйген кивнул.
— Именно, но это вовсе не значит, что тебе здесь рады.
Триша резко отвернулась от плиты: Лени вскинула брови. Нет, она конечно помнила, что он предвзято относится к элларам, и валит на нее все грехи ее народа, но это уже чересчур!
Триша понимала, что сейчас начнется буря, но прежде, чем смогла вставить хоть слово, Элениель расхохоталась. Тем самым смехом, от которого не веяло ничем хорошим.
— Естественно, не было бы меня — можно было бы направо и налево светить своими причиндалами! Я и сама не горю желанием оставаться в одном доме с больным извращенцем!
Лицо Рэя вспыхнуло. Он начал приподниматься со стула.
— И это называется "договорились"? Ты даже слов своих не держишь!
— Уверена, что здесь не с чего начинать конфликт, верно, ребята? — Триша сделала робкую попытку примирить их. — Рэйген, сядь!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Если ты не способна держать слово, то, естественно, не стоит удивляться твоему недержанию из других мест!
Лени от шока ахнула. Каков нахал! Она резко встала, схватила со стола вазу с цветами, выбросила букет, а воду выплеснула в лицо парня, после чего отвесила звонкую пощечину.
