— Кстати, вас с новой прической и не узнать, Любовь Александровна, — замечает владелец «семейных» плавок.
— Варягин! — громко ахает Люба. — Владимир Иванович Варягин!
И тут до нее, наконец, доходит и другое. Она вспоминает две фотографии в рамках, портрет рыжеволосой пухленькой женщины, матери Олега.
— «Синяя Борода»!
— Ну и где милиция? Далеко? Или вы ведете частное расследование?
— Я…
— Вы хоть соображаете, во что вляпались? Отсюда вас теперь живой не выпустят.
— Я…
— В чем дело? — интересуется толстый мужик, выплывший из мужской раздевалки. -Мы там все даму ждем, а она уже кого-то развлекает!
— Эта дама из милиции, — усмехается Владимир Иванович.
— Из… О, черт!
— Сауна с девочками отменяется. Скажи, чтобы разъезжались. Не стоит светиться.
— Да хрен их сюда кто пустит! Милицию!
— Сами войдут. Проблемы нужны?
— Как войдут, так и выйдут, — морщится толстый мужик. — Сейчас позвоню, кому надо, и…
— Сюда приедет моя подруга, она телеведущая. Хочет сделать программу про эту сауну и про ее клиентов, — соображает вдруг Люба, что надо сказать.
— О, ё-мое! Вот этого нам не надо. Не люблю журналистов! Черт! В такую даль тащился! И что? Развлекся, называется! С ментами!
— Мы с Любовью Александровной сейчас поговорим и все выясним. Как получилось, что она здесь, и что за этим последует, — напряженно говорит Варягин. — Как там в сауне? Жарко?
— Парок, что надо!
Толстый мужик поспешно скрывается в мужской раздевалке.
— Прошу! — Владимир Иванович Варягин предлагает Любе пройти туда же.
— Нет!
— Стесняетесь?
— Послушайте, я никому не скажу.
— О чем?
— О вас. О ваших… Зачем вам его квартира?
— Кого? — напряженно спрашивает Варягин.
— Племянника. Вы знаете, что Антон погиб?
— Вот об этом мы тоже поговорим.
— Вы сами дали ему пистолет?
— Проходите, — и он довольно грубо подтолкнул ее в спину.
Пока они препирались, в мужской раздевалке остался только толстый мужик, поспешно застегивающий на огромном животе молнию брюк.
— Волшебник Изумрудного города, — вдруг вырвалось у Любы. — Откуда? С Урала?
— Они за нами давно уже следят! — по-бабьи взвизгнул «Волшебник». — У меня ж выборы скоро!
— Ничего, изберешься, — неприятно усмехнулся Варягин.
— Да мне любая огласка, это во! — толстый полоснул ребром ладони по горлу. — Если эта дамочка притащила свою подружку — телеведущую…
— Дамочка никому ничего не скажет, а ты успеешь уехать.
— Послушай…
— Пять секунд. Это ключи от сауны?
— Вроде.
Варягин взял со стола связку ключей. Люба почувствовала толчок в спину.
— Прошу.
— Куда?
— Вам надо погреться. Здесь слишком прохладно.
Она открывает дверь помещения, из которого тянет ароматным дымком. В небольшой, отделанной янтарным деревом комнате отдыха накрыт роскошный стол. Напитки, закуска, самовар с целым набором расписных глиняных чашек. Словно гостеприимный хозяин, Владимир Иванович распахивает перед ней дверь жарко натопленной сауны:
— Нам с этим господином просто необходимо остаться наедине. А потом займемся вами.
Для женщины, на которой нет ничего, кроме простыни, обращение даже любезное. Может обойдется?
Люба шагнула через порог прямо в туфлях. Дверь за ней захлопнулась, в замке повернулся ключ. Первым делом надо оглядеться. И что это? Никогда раньше не парилась в сауне, не любительница. Небольшое помещение, пахнет нагретым деревом, три ступеньки, на самой верхней из которых самый настоящий ад. Жара. Отвратительная, пахнущая смолой жара. Она осторожно присаживается на первую ступеньку. Ему всего-то надо закрыть за ней дверь на ключ. И все. Через несколько часов можно умереть, задохнувшись в этом аду.
Туфли мокрые, ноги пока еще находятся в приятном холодке. Надолго ли хватит? В целом, пока терпимо, только на шее что-то больно жжется, и, сообразив, Люба снимает золотую цепочку. Через некоторое время ее тело покрывает обильный пот. Сколько можно так выдержать? Душно. Откроется эта дверь когда-нибудь или нет? Откроется, или…
— Выходите.
Он в раздевалке один. Оделся, а она все так же в простыне. Хочется сбросить и ее, так невыносимо жарко.
— Хотите холодный душ?
— Хочу.
— Расскажите, что вам известно.
— Кому это вам?
— Милиции.
— Я не…
— Бросьте. Мой племянник достаточно ясно тогда выразился. Так что?
— Вы обмениваетесь информацией в чате. На сайте «Досуг в сауне». Ваш псевдоним — Синяя Борода. Скажите, вы что, любили его мать?
— Да вам-то, какое дело?! — неожиданно срывается Варягин. — Я мог все изменить, понимаете, все! Но родился Олег. Она еще могла уйти от моего брата и выйти замуж за меня. Но когда поняла, что беременна… Все было кончено. Этот ребенок просто убил меня. Просто убил. У меня тогда ничего не было, ничего. Если бы тогда свалился этот огромный выигрыш… Деньги, за деньги можно купить все. Но я опоздал. Она теперь погибла. А этого ребенка я с самого начала возненавидел.
— Но ведь к Антону вы относились нормально. Он же тоже не ваш сын.
— Не мой. Антон — это уже не то. Все было давно решено. Я ненавижу Олега. Я всегда хотел, чтобы он умер.
— Но убить вы его решили не из-за этого.
— Убить? Я убить?
— Вы сказали Антону, что смертельно больны, а завещание написано на его брата, потому что он старший. Антон не мог этого пережить. Он очень рассчитывал на ваши деньги. А ненависть к брату вы воспитывали в нем с детства. Вы хотели, чтобы Антон сел в тюрьму, да? Снотворное, которым пытались отравить Олега, тоже вы ему дали? Как и пистолет? А потом сказали бы, что он сам взял, да?
— Замолчите!
— Вы хотели, чтобы Антон сел в тюрьму, чтобы не мешался под ногами. Его руками убрать старшего племянника.
— Хватит.
— Снежана была здесь, в этой сауне. Все на ваших глазах. Она может сделать для вас что угодно, лишь бы никто не узнал. Ни ее муж, ни мать, ни жители маленького города, где каждый человек на виду. Так ради чего все? Что вы от нее хотели? Чтобы не появлялась больше в Москве? Чтобы исчезла? Или держать в постоянном страхе? Довести в итоге до самоубийства? Так?
— Вы никуда отсюда не уйдете! Никуда!
— Я догадываюсь, зачем все это. Деньги, огромные деньги. Неужели же вам мало?
— Кто… — хрипло выдавил он. — Кто еще знает?
— Разве вы бедный человек?
— Это мои деньги. Понимаете? Мои… Я знал, что судьба еще раз подарит мне шанс. Если упорно добиваться. Это мое. Только мое… Почему он до сих пор жив?
— Ирония судьбы. Ну не хочет она, чтобы умер хороший человек Олег Варягин.
— Хороший? Ха-ха! Хороший! Кто еще знает? Этот ваш… Знает?
— Знает, — уверенно соврала Люба.
— Убью… Его тоже.
— Ну, это с женщиной справиться легко. Тем более, вы привыкли убивать чужими руками…
— Вперед!
Он снова толкнул ее к двери в сауну.
— Я еще не все сказала.
— Туда! Иди!
Люба боялась отпустить руку, придерживающую простыню. Он сильнее, к тому, же всегда может позвать охранника. Была бы одетой, можно было бы еще сопротивляться. А в одной простыне… И, зажмурившись, она переступает порог. Снова жара.
Кто придумал эти проклятые сауны? Самые настоящие садисты! Сколько можно выдержать в таком аду? И смерть не из приятных. Медленная, мучительная смерть. Может быть, она зацепила его своими последними словами? Захочет узнать о том, что ей еще известно и выпустит. Надо было сказать, что Стас знает про все. Так она же так и сказала! Мысли уже путаются в голове. Что говорила, а что нет, уже не важно. Воздуха, не хватает свежего воздуха. Свежего, а, главное, прохладного… Воздуха…
— Жива?!
— Стас?
— Как ты? Выходи отсюда! Скорее!
— Я… не могу.
Он выносит Любу на руках, и через мгновение она уже изо всей силы вдыхает воздух, прохладный воздух. Уф! Стас, придерживая Любу за спину правой рукой, чтобы не упала, левой включает душ и, прямо в простыне сует ее под холодную воду.
— Моя… Одежда моя…
— Где?
— Там. В женской раздевалке.
— Сейчас принесу. Ты стоишь на ногах?
— Да, кажется, да. Стою. А…
— Не переживай, я дверь закрою. Никто не войдет.
Минут через десять он с трудом вытаскивает Любу из-под душа.
— Не надо. Я лучше здесь.
— Ты простудишься.
— Знаешь, я летом никогда больше не поеду на юг.
— Люба.
— И не буду загорать. Это ужасно!
— Люба.
— Оставь меня здесь. Водичка такая холодная-холодная.
— Да приди ты в себя! В конце концов, сама виновата! Надо было все рассказать.
— А где… Где твоя бывшая жена? Что-то не вижу ее здесь. Эльвира? Ты где? Почему я сегодня здесь одна?
— Быть может, оденешься, — хмуро говорит он. — Простыня вся мокрая.