Значит, только один звонок. Тогда никакого справочного бюро — буду звонить в единственное место, номер которого я знал.
Я судорожно вспоминал инструкции Романа. Семь, гудок, семнадцать-ноль-три, гудок, сто тринадцать, восемнадцать, ноль, восемь…
Кнопки поддавались туго, а экран был слишком тусклым под ярким солнцем. Пошли длинные гудки — один, второй, пятый… Трубку снимать не спешили.
Шестой оборвался, и сквозь треск и помехи я услышал усталый женский голос.
— Слушаю.
— Здравствуйте… — я немного стушевался от неожиданности. Уже перестал верить, что ответят. — Мне нужна Евгения Ильинична из архива.
Пауза. Шелест бумаги и, кажется, клацанье ногтей по клавиатуре.
— Евгения Ильинична сейчас на совещании, — чуть более живым голосом ответила незнакомка. — Что ей передать?
— Х-хорошо. Передайте, что звонил Филимонов ее сосед из двенадцатой квартиры. — В этот момент подслушивавший разговор рыбак удивленно на меня вытаращился и потянулся было, чтобы забрать у меня трубку, но я вовремя шарахнулся в сторону.
— А ну отдай! Опять бредишь же…
— Тихо! — Прошипел я и вернулся к разговору. — Евгения Ильинична нас заливает… Вода… Вода уже течет прямо по стенам и скоро затопит персидский ковер!
Снова пауза. Долгое молчание, но я слышал, что девушка на том конце трубки взволнованно задышала. Стук по клавишам — торопливый. Ожидание…
— Вы в Леднево? — Наконец спросила незнакомка.
— Нет. Назия. Меня просили позвонить. Я от…
— Ожидайте, — отрезала она. — Ваша жалоба принята. Специалисты направятся к вам в ближайшее время. Держитесь.
И она отключилась. Звонок сбросился, и телефон превратился в кирпич. Тут же пришло сообщение об отрицательном балансе на счету.
— Прости, дядь Жора, — я вернул аппарат рыбаку. — Все потратил.
— Это что ты сейчас такое учинил?
— Так надо.
— Не, не верю я тебе, княжич. Слишком уж ты странный, — он взглянул поверх моей головы в сторону берега и замахал рукой. — Идут! Ничего, щас тебя осмотрят, найденыш.
Уже загорелый подросток, что для июня в наших широтах было редкостью, сопровождал пухленького мужчину с саквояжем. Добежав до нас, он широко улыбнулся, продемонстрировав здоровые, но кривоватые зубы.
— Живой, на слава богу!
— Разойдитесь, — велел человек с саквояжем. — Быстрый осмотр проведем здесь. Нужно убедиться, что его можно переносить или вести. Леня, сгоняй к Икко, приведи старших. Если нести придется, нужны руки.
Ленька кивнул и тут же понесся по берегу в сторону деревни.
— Я в порядке, доктор, — попытался отмазаться от осмотра я. — Сам пойду.
— Не слушай его, Василич, — проворчал рыбак. — Пацана о камни на Зеленцах побило. С башкой у него явно беда.
Тем временем врач уже сбросил куртку и принялся меня ощупывать. И, задрав мокрую майку, замер.
— В пункт его, быстро, — распорядился он, на всякий случай проверив рану на голове. — Не смертельно, но обрабатывать будем у меня.
Он аккуратно помог мне подняться, закинув одну мою руку на плечо, а вторую подхватил дядя Жора. Увязая в мокром песке, мы добрались до подъема к деревне — там нас перехватил Леня с двумя крепкими молодцами.
— Ведите ко мне, я пока все подготовлю, — распорядился фельдшер и убежал вперед.
Меня бережно дотащили до простого деревенского домика, в котором было трудно признать фельдшерский пункт. Лишь маленькая и почти незаметная табличка указывала на его предназначение. Рядом на этом же участке возвышался еще один домик — как я понял, хозяйское жилье.
По двору лениво бродили курицы, а свободно гулявший лохматый пес ткнулся мне в колено мокрым носом.
— Ну все, княжич, — улыбнулся дядя Жора. — Бывай. Дальше пусть тобой Васильич займется.
Двое молодцев проводили меня в дом и усадили на застеленную белоснежной простыней кушетку. Василич как раз переоделся — даже халат накинул — и обрабатывал руки.
— Как вас зовут?
— Владимир Оболенский. Предвосхищая вопросы, я плыл не в Назию. Видимо, снесло.
— Провалы в памяти заметили?
Ну как сказать… Я усмехнулся.
— С ней и до сегодняшних приключений была беда. Или вы газет не читали?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— У нас тут на газеты времени нет, — проворчал фельдшер. — Рыбакам не до этого, а на мне четыре деревни в округе висят. То инфекция, то травмы, то отравление, да и бабы круглый год рожают. Тяжелее только местному зоотехнику.
Я кивнул. Ладно, если он такой весь из себя занятой, сэкономлю ему время.
— Жалоб нет. Просто обработать бы рану на голове — и я пойду.
— И куда вы пойдете в таком виде? — фыркнул Василич. — Пешком до Петербурга? У нас здесь железной дороги нет.
— Телефон искать. Почта-то у вас должна быть.
— Почта есть. В Приладожье. Четыре километра вниз по реке.
— Переживу.
— Погодите вы, юноша! — шикнул фельдшер, осматривая рану. — Пока я вас не отпущу, никуда вы не пойдете. Так, сидим ровно, не дергаемся, сейчас будет печь…
Я вздрогнул, когда он принялся промывать рану. Судя по всему, перекись водорода. Терпимо, хотя и неприятно.
— Зашивать не надо, само зарастет, — предупредил я. — У меня дар такой.
— Дар-не дар, а забинтовать придется. Хотя погодите-ка… У вас в ране что-то есть, — удивленно сказал фельдшер. — Ну-ка… Твердый инородный предмет, нужно вытащить.
Он принялся ковыряться пинцетом. Я кривил лицо от боли, но старался не смущать и без того озадаченного эскулапа.
Вскоре я услышал маленький стук — вытащенный из раны предмет упал на маленькое стеклышко.
— Очень странно, — изрек фельдшер, разглядывая находку. Затем капнул немного раствора, чтобы смыть кровь, и приблизил находку к свету. — Ооочень странно…
— Что там? — оглянулся я.
— Ну такого в моей практике еще не было. Пальцы деревообрабатывающими станками рубили в избытке. Картечь из мягких тканей каждый сезон по пять раз точно вытаскиваю. От бешенства уколы делал, ла и прочие раны зашивал. Но еще ни разу я не находил в голове человека жемчужину. Жемчуг это, — он протянул мне стеклышко, и я разглядел на нем маленький перламутровый шарик неправильной формы. — Жемчуг пресноводный. Продукт деятельности моллюска Margaritifera margaritiferа, он же жемчужница пресноводная. Между прочим, в нынешние времена находится под угрозой исчезновения. А сам моллюск между прочим — долгожитель. Больше двух сотен лет живет…
Я удивленно вскинул брови.
— Весьма глубокие познания для простого деревенского фельдшера…
— Мои предки из Карелии. Занимались жемчужным промыслом. Есть даже семейная легенда, что жемчуг, добытый нашим пращуром, сам Иван Грозный в руках держал и первой царице своей дарил. А вам, молодой человек, в какой-то степени повезло. Находка символичная. — Он кивнул на жемчужину. — Забирайте. Голова ваша, рана ваша, значит, и жемчужина тоже ваша… Советую сделать из нее талисман. Потому что благодаря Жоре у вас сегодня второй день рождения.
Я терпеливо ждал, пока Василич бинтовал мне голову. Он явно не торопился — действовал обстоятельно, сопровождая процесс рассказами о местных легендах. А затем усадил на кушетку, сунул в руки кружку с горячим чаем и закутал в одеяло.
— Вы долго пробыли в воде. Переохлаждение у вас. Грейтесь, я пока подкину дров в котел.
— Вот что странно, — оторвавшись от повязки, проворчал он, снимая халат — В этих местах, насколько мне известно, жемчуг не находили уже лет тридцать…
От горячего крепкого и сладкого чая меня разморило. Допив, я поставил кружку, завернулся в одеяло и привалился к стене — может удастся немного покемарить, пока фельдшер не отпустит меня.
А там найду телефон, свяжусь с родными…
В полудреме я услышал, что Василич вернулся и, не став меня тревожить, принялся убирать мусор. Я провалился в долгожданный исцеляющий сон — голова начала нагреваться, дар Оболенских делал свою работу и стремительно меня чинил…
Но громкий стук двери заставил меня проснуться.
На пороге приемной комнатки стоял незнакомец средних лет в черном пальто и кожаных перчатках. На длинной цепочке болтался тяжелый серебряный кулон с каким-то причудливым символом.
