А мне даже не надо поворачиваться, чтобы четко знать, что он грубо трёт ладонями лицо, а потом взлохмачивает свои волосы пальцами. Я и так всеми клетками тела чувствую каждое движение Данила.
– Я виноват перед тобой. И так будет всегда. Сегодня, завтра, год, вечность…
– Данил…
– Альвина, я поступил с тобой, как конченая мразь, – он перебивает меня достаточно жёстко, повысив голос.
Его слова бьют меня наотмашь. Мне приходится впиться пальцами в свои же плечи до боли, чтобы сохранить равновесие. И наконец-то все, что это время сидело во мне, закопанное обидами, виной и желанием оправдать свое же решение, принятое в ту ночь, срывается с губ.
– А чем я лучше? Должна ли я была бросать тебя тогда? Один на один с собственной болезнью…
– Нет, Аль, – сипло выдыхает Данил. – Я благодарен тебе, что ты ушла именно тогда. Ты должна была уйти. Уверен, что это было одно из самых правильных решений в твоей жизни. Мне нужно было пройти через все одному. Твоё место было не рядом со мной.
Я прикрываю глаза и дышу. Медленно. Глубоко. Каждое сказанное им слово впивается в меня. Его голос рвёт и царапает изнутри.
– Как ты сейчас, Дань?
Он прочищает горло, а я снова чувствую, как его ладонь проходится по волосам.
– Нормально. Живу. Вроде как…
– Мне очень жаль. Я знаю о твоей маме, – почти не слышно шепчу я.
– Я утешаю себя лишь одной мыслью, что она больше не мучается. По крайней мере, отец постоянно меня этим успокаивает.
Такая спокойная и даже тёплая фраза про отца вызывает неподдельный шок, заставляя распахнуть взгляд и посмотреть на Данила через плечо. Я не ошиблась в своих ощущениях. Он действительно сидит, облокотившись о колени, и держит ладони в уже изрядно растрепанных волосах.
– Извини, что спрашиваю, но ты так говоришь про отца, словно…
– Я не про Вершинина, – не меняя позы, Данил качает головой. – Через месяц после смерти мамы меня нашёл родной отец. Одна из маминых подруг знала её тайну и была в курсе, кто и где он. Она и сообщила ему о том, что мамы больше нет, но есть я.
Я тихо ахаю, прижав ладонь к раскрытому рту, и слышу, как Даня усмехается:
– Да, моя реакция была примерно такой же, правда, через мат.
– И как прошла встреча? Вы общаетесь сейчас? – ошарашенно интересуюсь, гипнотизируя Данила, сидящего на моей кровати.
– Да. Он знает обо мне все до мелочей. Я честно сказал, что зависимый и прохожу лечение. Короче, – Даня переводит дух, – папа очень мне помог. Сейчас я живу и работаю у него.
«Зависимый». «Прохожу лечение». Это срабатывает, как триггер. Я дёргаюсь вперёд, но изо всех сил удерживаю себя на месте. Проглатываю вопрос, который изводил меня все эти два года. Я все ещё не уверена, что готова говорить об этом. И поэтому произношу не то, что хочу.
– Работаешь?
Даня снова потирает ладонями лицо:
– Я сам в шоке. У отца небольшая сеть автомастерских по городам. Вот в одной из них и тружусь. Правда, я там больше на должности принеси-подай, но, оказывается, работать руками не так уж и страшно. Хотя кто, как не ты, знаешь, что это такое, – тихо смеётся он и поднимает голову.
Я не успеваю спрятать глаза, и приходится столкнуться со взглядом Данила. Прямым и пронизывающим до самых вен.
– Аля, я безумно рад, что… Что ты смогла вернуть себя и исполнить мечту, – говоря это, он искренне улыбается.
А мне очень хочется разлиться слезами, потому что каждая черта его лица так и не стала чужой. Время лишь разместило нас по разным концам земли, но не вытравило из меня ни боль, ни чувства.
– Спасибо. – У меня нет сил улыбаться в ответ.
Я просто отворачиваюсь обратно к окну, крепко держа саму себя за плечи.
– Альвина, я хочу кое-что вернуть. Можно мне подойти к тебе? – Голос Данила резко садиться до хрипа.
Внутри все переворачивается. Неужели он действительно меня боится?
Не оборачиваясь, даю согласие кивком. Кожей ощущаю движение у себя за спиной. И с каждым сокращённым сантиметром между нами моё сердце тяжелеет в груди.
Данил останавливается за моей спиной. Очень близко. На секунду руки Дани мелькают передо мной, но я успеваю заметить на левом запястье небольшое тату. Три карты, три туза, перекрытые скрипичным ключом, от которого вверх по руке плавно идут тонкие линии. Их пять. Как в нотном стане.
Дыхание Данила теплом скользит по моей открытой шее, а через секунду на неё ложится что-то прохладное и тонкое. Оно струится вниз, и я ловлю какое-то сумасшедшее дежавю.
Опускаю глаза и взглядом нахожу то, отчего все расплывается передо мной от влаги. Дрожащими пальцами касаюсь той самой ноты с камушком.
– Откуда она у тебя? – тяжело выдыхаю вопрос, пока сердце набатом шарашит в груди.
Это невозможно… Тогда я облазила каждый угол гостиной в поисках этой подвески, но так её и не нашла.
– Нашёл. Она запуталась в шторе, когда устранял последствия погрома в квартире Крис. Она твоя по праву.
Данил замолкает, напряженно дышит мне в затылок. И все внутри меня буквально ноет и кричит от единственного желания.
Прикоснись ко мне… Пожалуйста. Мне ничего больше не нужно. Просто прикоснись.
Но чувствую, как Даня лишь кончиком носа задевает мои волосы, с тихим стоном вдыхая воздух.
– Береги себя, – его шепот горячими мурашками рассыпается по моей шее.
А через секунду у меня за спиной лишь пустота и боль.
Данил ушёл.
Сжимая в руке ноту, я просто опускаюсь на холодный пол перед окном. Закрываю глаза и мечтаю проснуться.
Глава 47
« …И я бы прыгнул в эту реку,
Если бы не было человека,
Который утонет,
если прыгнет за мной…»*
*слова из песни «Река» Алексея Кривдина и Pavluchenko
Данил
За мной закрытая дверь, которую хочется снести с петель. Разнести ко всем чертям, не оставив гребаной щепки.
Но есть силы сделать два шага вперёд к стене напротив. А потом я просто подпираю её спиной и стекаю по ней к полу.
И мне совершенно похуй, что я сижу прямо в коридоре гостиницы. Подтянув колени к груди, облокачиваюсь на них, запуская ладони в волосы.
Теперь дверь, которая должна быть вынесена, перед моими глазами. Дверь, за которой я оставил нечто большее, чем просто часть себя.
Я слабак? Трус? Или все-таки поступил правильно?
Но я знаю и уверен в одном. Альвина – мой открытый кровоток. Рана, которая никак не может затянуться. Да и затянется ли? Хочу ли я забыть эти огромные карие глаза? Алькин голос… Запах.
Хочу ли я забыть то, что случилось со мной после того, как она ушла?
Есть вещи, которые нельзя забывать. Определённые события и воспоминания должны выжигаться в памяти, оставляя шрамы. Потому что только так я напоминаю себе, из какого ада мне пришлось выползти.
И спустя столько времени это ещё в памяти. Я могу достать свои воспоминания до мелочей.
То, что она не вернется ко мне, я понял сразу. Её взгляд кричал от разочарования и обиды. Она выжгла им мне душу в пепел.
А вот я вернулся туда, где мои пороки оказались сильнее боли. И это было спасением. Но всего лишь на считанные мгновения. Я проиграл несколько миллионов за пару ночей. Спустил все до копейки, чудом успев оплатить этими деньгами всего несколько месяцев лечения матери.
А потом настал момент, когда, кроме дешёвого алкоголя и ненависти в моих венах, ничего не было. Я захлебывался от жалости к самому себе.
В разгромленной квартире в полуживом состоянии меня нашел Макс, отправленный туда перепуганными Никитой и Крис. Кто-то сверху упорно верил, что во мне есть что-то ещё помимо дерьма.
Ник и Максим поставили меня перед выбором. Или я начинаю свой путь по рехабам, или вся наша двадцатилетняя дружба становится лишь воспоминанием. Послать меня на хуй бесповоротно им уже ничего не мешало.
И перед тем как сделать свой выбор, я все-таки нашёл в себе совесть хотя бы постараться вернуть самому дорогому человеку то, что сам же и отнял. Мечту… Я нашел Граховского. И после откровенного разговора с ним мой выбор был сделан.
