«Ну что ты, что ты, — послал ему Мордред свою мысль, едва не пуская слюни. — Мы в одной лодке, мой маленький дружок, оба сироты, оставшиеся без матери в этом суровом, жестоком мире. Сиди тихо и я утешу тебя».
Подчинить себе такое юное и простодушное существо оказалось практически также просто, как подчинить машины. Мордред заглянул в его разум и обнаружил узел, который контролировал волю. Потянулся к нему рукой, ментальной рукой, рукой своей воли, и схватил. Услышал робкую, полную надежды мысль
(«не причиняй мне зла пожалуйста не причиняй мне зла; пожалуйста сохрани мне жизнь; я хочу жить веселиться играть; не причиняй мне зла пожалуйста не причиняй мне зла пожалуйста сохрани мне жизнь»)
и ответил:
«Все хорошо, не волнуйся, малыш, все хорошо».
Ушастик-путаник, сидевший в мешке (Найджел нашел зверька в гараже, отрезанного от матери, братьев и сестер автоматически закрывшейся дверью), расслабился. Наверное, он не верил услышанному, но ему очень хотелось поверить.
6
В кабинете Найджела лампы горели в четверть накала. Джейк проснулся, едва Ыш заскулил. Остальные спали, пока.
«Что не так, Ыш?»
Ушастик-путаник не ответил, только из горла по-прежнему доносился скулеж. Его глаза с золотистыми ободками не отрывались от дальнего, темного угла кабинета, словно он там видел что-то ужасное. Джейк без труда вспомнил, что он точно также вглядывался в угол своей спальни, просыпаясь в предрассветные часы от кошмара, в котором сталкивался с Франкенштейном, или с Дракулой, или
(Тираннасорбетом Рексом)
с другим, Бог знает каким чудовищем. И теперь, решив, что ушастикам-путаникам, возможно, тоже сняться кошмары, он еще сильнее и настойчивее попытался прикоснуться к разуму Ыша. Сначала ничего не увидел, а потом возник какой-то далекий, смутный образ
(глаза, глаза смотрящие из темноты)
чего-то непонятного, возможно, ушастика-путаника в мешке.
— Ш-ш-ш-ш, — прошептал он на ухо Ышу и обнял своего друга. — Не буди их, им нужно выспаться.
— Аться, — тихонько ответил Ыш.
— Тебе просто приснился плохой сон, — шептал Джейк. — Иногда я тоже их вижу. Они не настоящие. Никто не сажал тебя в мешок. Засыпай.
— Пай, — Ыш положил мордочку на правую переднюю лапу. — Ыш бу ойным.
«Это правильно, — послал ему Джейк свою мысль. — Ыш будет спокойным».
Глаза с золотистыми ободками, из которых еще не ушла тревога, какое-то время оставались открытыми. Потом Ыш подмигнул Джейку одним и закрыл оба. А мгновением позже ушастик-путаник вновь спал. Где-то неподалеку только что умер другой ушастик-путаник… но смерть — обычное дело для здешнего мира. Это суровый мир, и всегда был таким.
Ышу снилось, что он и Джейк находятся под большущим оранжевым диском Мешочной луны. Джейк, который тоже заснул, подхватил этот сон, так что им обоим снилась луна Старьевщика.
«Ыш, кто умер?» — спросил Джейк, а Старьевщик подмигивал ему своим единственным глазом.
«Ыш, — ответил его друг. — Делах. Много».
Под пустым оранжевым взглядом Старьевщика Ыш больше ничего не сказал; дело в том, что ему снился сон во сне, и Джейк отправился туда вместе с Ышем. Этот сон был получше. Они оба играли под ярким солнечным светом. К ним прибежал другой ушастик-путаник: судя по виду, очень печальный. Он попытался заговорить с ними, но ни Джейк, ни Ыш не могли понять ни слова, потому что говорил он по-английски.
7
Мордреду не хватило был сил, чтобы достать ушастика-путаника из мешка, а Найджел то ли не хотел, то ли не мог ему помочь. Робот лишь стоял у двери Центра управления, считая вслух. Доносившееся из корпуса пощелкивание все усиливалось. Запахло горелым.
Мордреду удалось перевернуть мешок, и ушастик-путаник, максимум полугодовалый, вывалился ему на колени. Глаза его наполовину закрылись, желто-черные радужки потускнели и не двигались.
Мордред откинул голову назад, сосредоточился, младенческое личико перекосило от напряжения. Красный свет опять побежал по телу, волосы начали вставать дыбом. Но, едва они успели приподняться, как младенец, на голове которого они росли, исчез. Его место занял паук. Четыре из семи лапок вцепились в ушастика-путаника и без труда подтянули его к алчущей пасти. За двадцать секунд паук высосал зверька досуха. А потом пасть сместилась к мягкому животику и разорвала его, а лапки подняли тельце. Паук начал пожирать вываливающиеся из живота внутренности: восхитительное, придающее сил блюдо. Паук вгрызался в тело ушастика-путаника все глубже, издавая приглушенные звуки глубокого удовлетворения, отдаленно напоминающие мяуканье, переломил позвоночник, высосал костный мозг. Большая часть столь нужной ему энергии находилась в крови, да, всегда в крови, это хорошо знали Праотцы, но сила была и в мясе. В ипостаси человеческого младенца (гилеадский эквивалент — бей-бо) он бы не смог ни пить кровь, ни есть мясо. Скорее всего подавился бы и умер. Но, будучи пауком…
Он закончил трапезу и отшвырнул то, что осталось от ушастика-путаника, а осталось немного, на пол. Ранее он точно также поступил и с крысами. Найджел, помощник по дому, призванный следить за чистотой, убрал их останки. Мордред знал, что теперь робот подберет и останки зверька. Но Найджел стоял, не издавая ни звука, хотя Мордред снова и снова верещал: «Найджел, ты мне нужен». Идущий от робота запах горящего пластика настолько усилился, что включились потолочные вентиляторы. DNK 45932 стоял, повернув лишившееся глаз лицо влево. И создавалось впечатление, что на лице застыло любопытство, словно умер Найджел в тот самый момент, когда собрался задать важный вопрос: «В чем смысл жизни?» или, возможно, «Кто пописал в рыбный суп миссис Мерфи?» Так или иначе, но его короткая карьера ловца крыс и ушастиков-путаников завершилась.
На какое-то время Мордред запасся энергией, отлично закусил свежатинкой, но надолго энергии этой хватить не могло. И, останься он пауком, расходовалась бы она максимально быстро. А вновь превратившись в младенца, он не смог бы ни слезть со стула, на котором сидел, ни даже надеть подгузник, слетевший с него при превращении в паука. Но ему не оставалось ничего другого, как сменить ипостась, потому что паук не мог ясно мыслить. Какие уж там дедукция и индукция. Паукам такого не требовалось.
Белый нарост на спине закрыл человеческие глаза, а черное тело под ним полыхнуло красным. Лапки втянулись в тело и исчезли. Нарост начал расти, превращаясь в голову младенца, тело стало обретать человеческие очертания. Голубые глаза ребенка, глаза воина, глаза стрелка, сверкнули. Трансформация близилась к завершению, и он чувствовал, что сил у него по-прежнему много, спасибо крови и мясу ушастика-путаника, но немалая часть запасенной энергии уже растратилась (как пена опадает на кружке пива). И растратилась она не только на сам процесс превращения из одной ипостаси в другую. Мордред еще и рос с устрашающей скоростью. Такой рост требовал постоянного питания, а вот подходящей ему пищи на Экспериментальной станции Шестнадцатого квадрата дуги было чертовски мало. И в Федике, если уж на то пошло, тоже. Да, конечно, консервов, готовых блюд в вакуумной упаковке, напитков в банках и порошков для приготовления напитков хватало, то такие еда и питье ему не годились. Ему требовалось свежее мясо и, даже в большей степени, чем мясо, свежая кровь. Причем кровь животных могла поддерживать его лавинообразный рост лишь до определенной степени. Очень скоро ему потребовалась бы человеческая кровь, иначе его рост замедлился бы, а потом остановился. Пришла бы голодная боль, но боль эта, безжалостно буравящая внутренности, не смогла бы сравниться с душевной болью, которую он испытывал в тот момент, наблюдая за ними на различных экранах: все еще живыми, объединенными своей дружбой, единством цели.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
