Не для того конунг Хельге эту землю собирал, не для того великий князь обратил ее взор ко Христу. Не для того храбр Илья Урманин отправился в греки скрадывать каких-то протостратигов.
Запомните, молодые, не для того!..
Набежали еще ловцы, рухнули без сил на берегу, пришлось их в ладью затаскивать. Илья подсчитал: отстали двое.
Пропал Касьян и с ним будто нарочно один из новгородских Михаилов, Онфимов сын. Только не это, подумал Илья, только не сейчас – пронеси, Господи!
Он представил, как двое ловцов катаются по земле, вцепившись друг другу в горло, и застонал от бессильной злобы.
– Время, дядя, – напомнил Микола. – Как раз ветерок поднялся.
– Ждать! – рыкнул Илья. – Погоди… Да вот они!
К ладье бежали, спотыкаясь, отставшие. Михаил почти волок Касьяна на себе – тот, видно, подвернул ногу.
Илья дал знак Миколе и полез в ладью. Гребцы начали потихоньку отпихиваться веслами. Двое забрели в воду – и всё, иссякли силы. Но тут появился Дионисий, схватил Касьяна, как младенца, на руки, легко донес до ладьи и подбросил вверх. Илья поймал Михаила за шиворот, дернул, помог забраться. Дионисия тоже ухватили и затащили.
Ладья уходила от берега.
* * *
Касьян, тяжело дыша, лежал на спине и улыбался.
– Решай, куда править, – сказал Илья. – Здесь ты главный. Ветерок слабый на закат дует. Может, туда и пойдем? Ближе к устью Днепра надежнее. А там вдоль закатного берега тишком до самого Константинополя.
– Да, – выдохнул Касьян. – Так. Эй, ставьте парус! Править по ветру!.. А ты много бывал в Константинополе… дядя Илья?
– Дважды. Я тебе все любопытное там покажу.
Парус надулся, ветер толкнул ладью, гребцы, ощутив подмогу, веселее налегли на весла. Потом можно будет отдохнуть, но пока надо грести. Уходить от Херсонеса быстрее. Пока не исчерпан запас удачи.
Илья оглядел ловцов, их изодранные окровавленные рясы, и усмехнулся.
– Поистрепались дорогой мои паломнички… Как и положено, в рубище доберетесь до святых мест! Верно, Денис? Живы будем – всем святыням поклонимся. Хоть митрополит и сменил кое-кому епитимью, нельзя православному упускать такой случай. Эй, ловцы! А то двинем из Константинополя в Иерусалим? Когда еще возможность представится.
– В самый Иерусалим?
– В самый-самый.
– Я в такую даль не ходок, – заявил Микола. – Вы раньше будущего лета не обернетесь, а у меня жена.
– Чего жена?
– Вроде родит к осени, вот чего. Не серчай, дядя.
– И я не пойду в Иерусалим, – сказал Денис. – Прости, друг Илья. Когда все закончим, мне надо вернуться к митрополиту и рассказать. Потому я не мог прятаться в монастыре. Еще раз прости.
– Понимаю. Значит, будет нас ровно сорок паломников со паломником, – высчитал Илья. – Скольким назначил отец Феофил идти в Иерусалим, столько опять и есть… Похоже, судьба.
Он пробрался на корму, ладонь приставил ко лбу, вгляделся, напрягая глаза до боли. Позади было чисто. Неужто ушли. Неужто.
– Ушли? – это пролез мимо гребцов Касьян.
– Не спеши радоваться. Скоро будет ясно.
– Ты не шутил про Иерусалим?
Илья посмотрел на ловца в упор.
– Братик мой уже в Киеве верно. Не пропадет, до дому вернется. А мне теперь в Святую землю очень надо, – сказал Касьян твердо. – Мне и Мишке. Грехи тяжкие на нас обоих. Помолиться бы Гробу Господню, вдруг знак будет, как жить дальше.
– Что за Мишка? Трое их тут.
– Гляди, Миша сын Онфимов, темноглазый, под мачтой сидит. Который меня на плече тащил. Мы в засаде бок о бок стояли. Ну, он и говорит – не ровен час убьют нынче, дай повинюсь, чтобы грех в могилу не тащить. И повинился. Это Мишка мой предатель.
Илья обернулся к мачте. Темноглазый Михаил сидел и улыбался. Да тут все лыбились, но у этого лицо было вовсе просветленное.
– Не ты ему теперь судья, – сказал Илья мягко. – Он такого натворил… Михаила твоего Добрыня судить будет.
– Просить за него стану. Виру соберу. Друг он мне с малолетства. Я сам Мишку на преступление толкнул. Он второй год замышлял, как бы меня извести.
– Хорош друг! – Илья покачал головой. – Давай я его в воду кину – вот и будет Михаилу полное отпущение грехов.
– Не шути так, дядя Илья, выслушай.
…Была у Касьяна слабость. В молодце рано проявилась чертовщинка, пришедшая небось от деда, любвеобильного Хакона Маленького. Очень нравился Касьян бабам, и сам не мог перед ними устоять. Нарочно не спешил жениться, справедливо полагая, что будет по молодости беспрестанно гулять от супруги и тем сделает ее несчастной.
– И ты, красавец, лучшему другу невесту испортил, – догадался Илья. – Хочешь, могу вас обоих в воду покидать. Не дали храбру подраться, руки зудят.
– Ну дядя Илья! Я не нарочно. Сам на ней жениться думал.
– А после вдруг передумал, верно?
…Случайно тайное стало явным. Михаил с Касьяном подрались крепко, насилу их растащили. Посоветовали друг другу ходить опасно, следить за спиной. Но тут Касьяна едва не прибил отец порченой девки, а после и собственный родитель, заплативший большущую виру за сыновние проказы. Хотели силой женить – и тут на выручку пришел Михаил. «Ладно, – сказал, – бес похотливый, я тебя прощаю, и ее прощаю. Девство порушенное того не стоит, чтобы купцы перегрызлись. Да и люба мне она. Но знай, еще к ней сунешься, пришибу обоих». И женился на порченой ко всеобщему удовольствию. И жил с ней в согласии. Но видать, девство порушенное стоило для Михаила больше, чем он предполагал, и вскоре его загрызла черная ревность. Лучшего пути облегчить душу, чем расправа над обидчиком, Михаил не придумал. И начал потихоньку, упиваясь будущей местью, выискивать способы. Все, что ни случалось с молодым купцом, он теперь рассматривал с одной стороны – можно ли это применить Касьяну во вред.
Серебряную чарку он украл, чтобы тайком подложить вожаку, а после как бы случайно найти. Представил себе это и разочаровался: выходило неубедительно. И тут будто нарочно Михаилу попался на глаза его должник, разбойный человек. Теперь дело было верное, Михаил возликовал. Ему мало казалось извести Касьяна, надо было унизить, втоптать в грязь, в землю живьем зарыть.
И зарыл.
А после жестоко раскаялся. Вышло, что Михаил ударил не по Касьяну, а по всем ловцам, и особенно больно сделал невинному своему тезке, обожавшему старшего брата. Касьяна-то закопали, а черная тень навечно упала на сорок душ. Пускай непутевые, поджигатели и выпивохи, не самые лучшие христиане, ловцы были Михаилу как кровные родичи. И они страдали. В засаде, перед ликом возможной гибели, Михаил не выдержал.
– Весело живете, ловцы, – заключил Илья.
Он снова из-под ладони вглядывался в даль моря. Ни одного суденышка. Очень хотелось воскликнуть – ликуйте, молодцы, нас не догонят! – но Илья боялся спугнуть удачу. Следует торопиться, грести, подгонять ладью, пока слаб ветер.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
