Но каждый из этих детей, даже совсем маленьких, смутно чувствовал и верил, что где-то в мире должен быть его дом – с его кроваткой, столиком и стульчиком, его куклой или машинкой, которой можно играть сколько хочешь, и никто у тебя ее не отнимет и не стукнет еще этой машинкой по голове….
…А еще, когда заговорили с отцом про циников, – по ассоциации с близким, по мнению Жени, словом цинковый, вспомнила она, как в одном селе под Новосибирском, где Саня с Лешей останавливались часа на два, чтобы поколдовать с «Волгой», успела разговориться и почти подружиться с молодой матерью четверых детей. Той было всего двадцать шесть. Она говорила с Женей доверительно:
– Я никогда не хочу заранее знать, девочка или мальчик! Даже УЗИ делают, я врачей прошу – не говорите! Зачем?! Знаешь, это так интересно…
Увлекшись, Марина заговорила с Женей совсем как со взрослой женщиной, явно позабыв, что она еще девочка:
– Акушерка кричит: «Давай-давай, старайся, – уже головка показалась!» А еще неизвестно – кто там на свет просится, представляешь? И только когда уже всё, выскочит, – слышишь ее голос: «Мальчик!» Или – «Девочка!» И потом тебе в тазу таком цинковом его показывают: «Смотрите, мамаша!»
– Почему цинковом? – удивилась Женя. Она таких тазов в Москве вообще не видела – только на даче.
– Да вот в нашем роддоме почему-то все цинковые. Бабка моя говорит – раньше такие шайки в банях выдавали для мытья. Да не все равно, в каком! Он же там на пеленке чистенькой лежит, кулачки сжимает… Радуется, наверно, что белый свет видит. И вот – представляешь? – я смотрю первый раз на его личико… Не было, понимаешь, не было его на свете! Еще пять минут назад не было! И вот – появился! Мой! Собственный! Без меня – сразу пропадет!
А когда Женя рассказала ей в ярких красках про Дома младенца – она твердо решила усыновить одного. А может, и двух. И ее муж – веселый парень – сразу сказал:
– А чего там! Возьмем двух! Четыре или шесть – лично я особой разницы не вижу! Прокормим!
Женя в последний год стала собирать вырезки – необычные истории про матерей и детей. Бабушка с удовольствием отдала ей свои – очень давние. Был, например, такой случай в Америке. У одной матери сын находился в коме полгода. Врачи точно сказали ей, что мозг его уже не работает. Искусственно поддерживать жизнь дальше аппаратами – бессмысленно. Ее сын, можно сказать, уже мертв. Мать, все понимая, согласилась. Отключили всю аппаратуру. Мать упала на грудь сына, рыдая, – прощалась с ним. Он открыл глаза – впервые за полгода – и сказал: «Мама»… После этого пошел на поправку. Любовь матери оказалась сильнее всех объективных медицинских данных. Вот после этого и решайте научно – умер мозг или не умер!..
Еще были два листочка из «Огонька» – советского времени, уже про нас, а не про американцев. Там были фотографии – лежит на больничной кушетке молодая женщина, а метрах в полутора от нее – высокий операционный стол. На нем – девочка лет двенадцати. Девочке должны были делать операцию, во время которой ей необходимо переливать кровь – брать у матери. А у той – склонность к повышенному давлению. А от волнения давление просто неизбежно подскакивает. И вот мать предупредили – ни в коем случае нельзя, чтобы во время операции у нее повысилось давление: это будет для дочери губительно. Представляете? И вот мать неизвестно какими силами на протяжении двухчасовой операции делает так, что давление у нее не поднимается… Ради жизни дочери совершает то, что по всем биологическим законам вроде бы и невозможно. Женина бабушка, когда передавала Жене вырезки и рассказывала эту историю, не выдержала и прослезилась. Хотя совсем-совсем не была к такому склонна.
Глава 56
В чувствах своих мы не вольны
Примерно за полчаса до отъезда Женя пошла прощаться со Степой.
Ей предстояло довольно трудное прощание.
Дело в том, что в эти дни незаметно для самой Жени что-то произошло в ее душе. Она почувствовала, что ей очень трудно будет расстаться с этим серьезным, полностью погруженным в свое дело мальчиком.
В те несколько дней, которые Женя провела в Эликманаре, ей постепенно стало нравиться в нем все – например, коротко стриженные волосы, которых давным-давно она не наблюдала у своих приятелей в Москве: у всех было что-то вроде локонов или прямой, распущенной по плечам либо собранной резиночкой гривы. Вот интересно – в Москве ей Степина стрижка показалась бы старомодной. А здесь – она только видела с удовольствием, что это очень напоминает стрижку ее папы.
Жене нравилось его слушать. Многим ее знакомым девочкам Степина речь показалась бы книжной и даже не очень понятной. Но Женя, слушая его, только теперь понимала, что в Москве почти все ее знакомые говорят одними и теми же словами и почти что одно и то же. Нет, у Димы, конечно, словарь был побогаче других. Но Дима был молчун. Так что богатства его словаря обнаружить было трудно.
Женя шла быстро-быстро в сторону Степиного дома и чувствовала, помимо острой печали, еще и угрызения совести. Что ни говори, а эти ее переживания были изменой Диме. Да, именно изменой! Диме, который готов был для нее, она всегда это знала, луну с неба достать!
Она почти бежала по пыльной дорожке, посматривая на непомерно широкие листья подорожника по сторонам, и где-то вычитанные слова звучали на все лады в ее голове: «В чувствах своих мы не вольны… В чувствах своих мы не вольны…»
…А Степа стоял на крыльце своего дома. Он не признался Жене, что собирался идти ее разыскивать. Но она сразу увидела, как он обрадовался, увидев ее. И сразу так легко стало у нее на душе! Печально – и радостно. Одновременно.
Она подошла. Степа спустился с крыльца и стал рядом. Из дверей дома осторожно высунула свой носик смешная Дуня и тут же спряталась.
– Уезжаешь? – спросил он.
– Да… Все уезжаем…
Она смотрела не на Степу, а в землю. Изучала вьющийся стебель какого-то маленького цветочка, выбивавшегося из-под Степиного деревянного крыльца. И серую от дождей нижнюю его ступеньку…
– К нам, наверно, никогда уж больше не попадешь? – спросил вдруг Степа.
– Почему же никогда? – встрепенулась Женя. – Я хочу придумать, как вашему детскому туберкулезному санаторию как-нибудь помочь. Тут у вас самых маленьких совсем выживают… А потом… – Женя запнулась. – Ты в Москву не хочешь разве приехать? У нас же библиотеки самые лучшие. Не все же, наверно, что тебе нужно, в Интернете есть… И потом – я надеюсь, ты теперь будешь с нами, в нашем Братстве…
– Да, в Москву хорошо бы съездить…
Степа помолчал.
– Только у меня там нет никого.
– Почему же никого?..
И они оба замолчали, как будто и так сказали очень много.
Тут Степа решительно взял Женю за обе руки сразу.
– Женя… До свиданья!
– До свиданья, Степа, – сказала Женя тихо, не подымая глаз. Осторожно вынула свои руки из его, больших и, как оказалось, довольно сильных, привыкших к деревенской работе ладоней. Повернулась и побежала к калитке, не оглядываясь.
Глава 57
Прощайте, горы Алтая, или За все надо платить
…И опять быстро-быстро бежит дорога мимо колес, мимо окон «Волги». Привалившись боком к задней дверке, аккуратно, на замок, закрытой Саней, – который снова с ними и сейчас за рулем, – смотрит Женя, не отрываясь, на эту серую бегущую ленту. Слушает, как мелкий гравий время от времени негромко щелкает по дну машины. Она снова – в своем почти что доме, привычном и уютном. Тося блаженно лежит на полу кабины, занимая его весь, от левой дверцы до правой.
И, кажется, очень довольна, что Женины босые ноги утопают в ее загривке и она еще почесывает Тосю пальцами… За последнее дни Тося, кажется, значительно подросла – недаром Леша, когда ее только нашли, сказал, что она еще щенок. И потому Том едет в машине Шамиля, со своим другом Петром, а Женя на заднем сиденье – одна. Но это, конечно, временно.
В Эликманаре с ней прощалась целая толпа – Женя и не думала, что у нее столько новых знакомых и даже, пожалуй, друзей! Во двор Фединой тетки Пелагеи Ивановны пришли и Вадим Силантьевич Рыболовлев, и Игнат, и его прабаба, узнавшая от него Женину историю во всех подробностях… Заметим на полях, что здоровье прабабушки за последние дни неутомимой Игнатовой работы и, соответственно, ее смеха сильно получшело. Пришла и маленькая алтайка – мать спасенного Женей Коли, с ним самим и с его младшим братом, все таращившимся на Женю своими круглыми черными глазками. А также – с целым мешком всяких вкусностей на долгую дорогу. Но главным потрясением для многих – в том числе и для Жени – было появление во дворе главы Чемальской управы двухметрового Федота Мозгалева.
Правда, опытный Леша очень просто и ясно объяснил позже его появление:
– Вы что, ребята!.. На его территории – покушение на убийство с участием столичных киллеров! Задержание силами горно-алтайской милиции! При такой ситуации в кабинете отсиживаться не приходится…
