— Нет. Нет. Я… благодарю за честь.
— Тогда в чем дело?
— Если я попрошу, чтобы Бедуир на этот раз поехал с вами, а я остался здесь, вы решите, что я зашел слишком далеко: ведь даже честолюбию принца есть пределы. Но я прошу об этом, милорд король.
Артур изумленно поднял глаза.
— Это еще что такое?
— Сегодня я пришел к вам сообщить, о чем говорится в среде «молодых кельтов». Нынче вечером они собрались у меня дома. Разговор шел главным образом о Бедуире. У него есть враги, безжалостные враги, которые станут плести интриги, дабы его уничтожить. — Принц замялся. Он знал, что придется нелегко, но насколько, даже не догадывался. — Сир, прошу вас, не оставляйте Бедуира здесь, в то время как сами покидаете страну. Не потому, что сам я мечтаю о регентстве. Но потому, что ходят слухи — про него и… — Мордред умолк. Облизнул губы. И неловко докончил: — У Бедуира есть враги. Разные ходят слухи.
Глаза Артура превратились в черный лед. Он встал. Мордред тоже поднялся на ноги. И, к вящему своему негодованию, понял, что дрожит. Он так и не узнал, что все, на кого обращался этот жесткий, ледяной взгляд до него, ныне мертвы.
Ровным, словно доносившимся с далекого расстояния голосом король проговорил:
— Слухи ходят всегда. Есть те, кто болтает, а есть и те, кто слушает. Мои люди не принадлежат ни к тем ни к другим. Нет, Мордред. Я отлично тебя понимаю. Я не глух, и я не слеп. За пересудами ровным счетом ничего не стоит. И обсуждать тут нечего.
Мордред сглотнул.
— Я ничего такого не сказал, милорд.
— А я ничего не слышал. Ступай.
Король отрывисто кивнул — еще более сухо, чем слуге, — давая понять, что аудиенция окончена. Мордред поклонился и направился к выходу.
Он уже коснулся двери, когда голос короля заставил его остановиться.
— Мордред.
Молодой человек обернулся.
— Милорд?
— Ничего не изменилось. Ты остаешься заместителем регента.
— Милорд.
Уже иным тоном король произнес:
— Мне следовало помнить, что именно я попросил тебя прислушаться к разговорам, так что я не вправе осуждать тебя ни за это, ни за то, что передаешь услышанное мне. Что до Бедуира, он знает об амбициях своих недругов.
Артур опустил взгляд: подушечки его пальцев чуть касались поверхности стола. Наступила пауза. Мордред выжидал. Не поднимая глаз, король добавил:
— Мордред, есть на свете веши, о которых лучше не поминать, о которых лучше вообще не знать. Ты меня понял?
— Думаю, да, — отозвался Мордред.
И в самом деле, неправильно истолковав слова короля, как тот, в свою очередь, неправильно судил о сыне, принц полагал, что и впрямь все понял. Артур со всей очевидностью знал о том, что говорится про Бедуира и королеву. Знал — и предпочел пропустить мимо ушей. А означает это только одно: правдивы слухи или нет, но Артур не желает принимать решительных мер. Стремится избежать смуты, что неминуемо начнется, если против королевского регента и королевы открыто выдвинут подобное обвинение. И до сих пор Мордред был прав. Но к выводам пришел ошибочным, ибо судил с позиций мужчины, а не принца: он решил, что Артуру все равно и он склонен закрыть глаза на происходящее из гордости, равно как и из соображений политики.
— Думаю, да, сир, — повторил принц.
Артур поднял взгляд, улыбнулся. Мрачные складки разгладились, но теперь в лице его отражалась бесконечная усталость.
— Тогда не теряй бдительности ради меня, сын мой, и служи королеве. И знай, что Бедуир — твой друг и мой преданный слуга. А теперь — доброй ночи.
Вскоре после этого король покинул Камелот. Мордред обнаружил, что обязанности заместителя регента включают в себя немало: череда дней, когда с утра до вечера приходилось выслушивать прошения в Круглом зале, сменялась выездами на войсковые маневры, а каждый вечер, после публичной трапезы в пиршественном зале (причем зачастую к столу на возвышении подносились новые петиции), заканчивался в королевском рабочем кабинете над горой бумаг и табличек.
На людях Бедуир, как и прежде, занимал место короля подле королевы, но насколько Мордред, мимоходом приглядываясь, имел возможность убедиться, регент не искал предлогов для частных бесед с Гвиневерой, и ни он, ни королева не пытались избавиться от присутствия Мордреда. Каждое утро регент беседовал с королевой, и Мордред неизменно находился рядом; за ужином Мордред усаживался по левую руку от королевы; Мордред держался слева от нее, когда королева прогуливалась в саду в обществе Бедуира, в окружении придворных дам.
Работать с Бедуиром оказалось на удивление легко. Старший годами изо всех сил старался дать своему заместителю больше свободы действий. Вскоре три разбирательства из пяти доставались на долю Мордреда, с одной-единственной оговоркой: приговоры обсуждались в частном порядке, а потом уже объявлялись во всеуслышание. Несогласия почти не возникали, и со временем Мордред обнаружил, что решения все чаше и чаще исходят от него. Заметно было и другое — теперь, когда до возвращения Артура оставались считанные дни, — работа, ожидающая короля по приезде, существенно сократилась в сравнении с предыдущими отлучками.
Заметно было также, что, несмотря на уменьшение нагрузки, Бедуир как-то притих и изнервничался. На лице резче обозначились морщины, взгляд потемнел. За ужином, с застывшей на губах улыбкой прислушиваясь к нежному голосу королевы, он почти не ел, но пил много. Позже, в рабочем кабинете он надолго забывался в молчании, глядя в огонь, пока Мордред или кто-нибудь из секретарей не обращался к нему с вопросом, напоминая о насущном деле.
Все это Мордред зорко подмечал про себя. Для него близость Гвиневеры означала и радость, и муку. Промелькни между нею и Бедуиром хоть один понимающий взгляд, касание, жест, Мордред непременно бы его заметил или просто почувствовал. Но ничего не было — только молчание Бедуира, да ощущение скованности, исходящее от него, да еще, может статься, чрезмерная веселость в болтовне и смехе королевы, когда она и ее дамы удостаивали своим присутствием придворную церемонию. И в том, и в другом случае все это можно было списать на треволнения и заботы, сопряженные с высоким саном, и напряженность, вызванную отсутствием Артура. В конце концов Мордред, памятуя о последней беседе с королем, выбросил из головы сплетни «молодых кельтов».
И вот однажды поздним вечером, спустя несколько часов после ужина, когда королевской печатью воспользовались в последний раз, секретарь вернул ее в ларец, пожелал двоим оставшимся доброй ночи и ушел, в дверь постучали и слуга объявил о прибытии гостя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
