сны.
Евгений Калакин
Ольга
Входная дверь громко хлопнула, и я тут же подскочила с кровати, продолжая нервно сжимать в руках мобильный.
Дима вернулся достаточно быстро, значит не обманул — действительно решил проветриться, а не уехал, как я боялась, в город… к ней…
Зачем? Зачем я согласилась вернуться в Россию? Надо было любыми способами уговорить его остаться в Токио. Теперь каждый мой день превратился в ад. Я накручиваю себя, постоянно достаю Диму подозрениями, истериками, и это уже начало сказываться на наших отношениях.
Но иначе у меня не получается, ведь я боюсь, я до ужаса боюсь, что Дима сорвется, и все то, что мне пришлось пережить полтора года назад, начнется заново…
«Нет, нет, теперь все по-другому,» — уверяю себя, пытаясь не паниковать.
Он сделал мне предложение, и все у нас вроде бы пошло на лад…
Дима любит меня… любит, иначе зачем ему все это?
Я же его ангел-хранитель, он сам меня так называет. Он знает, на что мне пришлось пойти ради него, и не сделает мне больно…
Но что если Дима переоценил свои силы, и наваждение в виде этой женщины вновь накроет его с головой?
Каждый раз, думая об этом, я холодею от ужаса.
«Она замужем, замужем,» — повторяю, как заклинание.
Он не нужен ей. Не нужен был тогда, а уж тем более — сейчас.
О, пусть это будет правдой!
После того, как я столкнулась с ней лицом к лицу, моя уверенность пошатнулась.
Она оказалась красивой. Пусть ей уже около тридцати, но, даже несмотря на это, нельзя не отметить ее привлекательность: выразительные глаза и утонченные черты лица. Было в ее облике что-то такое… Схожее с Грейс Келли. Лишь одного взгляда хватило, чтобы понять: она притягивает к себе мужчин, но не кричаще-вульгарным образом, а скорее скрытой сексуальностью…
Если бы не фото, которое я еще год назад нашла в Диминых вещах, я бы и не узнала ее в студии, когда эта женщина имела наглость войти в Димин кабинет без приглашения.
Не хочу даже вспоминать, сколько боли я испытала, когда увидела фотографию в его письменном столе. Как потом проплакала всю ночь, понимая: в его сердце все еще осталось место для этой Юли.
О, как же мне хотелось разорвать в клочья проклятый снимок! От одной мысли, что Дима смотрит на него и вспоминает время, проведенное с ней, слезы вновь и вновь наворачивались на глаза.
Я долго всматривалась в изображение худощавой женщины со светлыми волосами, которая спала, подложив ладонь под бледную щеку, и пыталась понять, что в ней такого, чего нет во мне?
Почему она смогла так прочно засесть в мыслях моего мужчины, что даже время и моя любовь не могут до конца изгнать ее?
Проклятие!
Зачем наши родители настояли, чтобы мы вернулись в Россию? Зачем вся эта помолвка и шикарный подарок в виде дома, если в его столе, я уверена, все еще лежит та чертова фотография?!
Я не осмелилась спросить у Димы напрямик почему он не избавится от снимка. Не хотела говорить, что копалась в его вещах, а может быть, просто боялась его ответа? Скорее всего, второе…
Я слишком люблю его, чтобы потерять.
И он тоже любит меня — у меня нет повода сомневаться в этом.
А эта женщина — просто призрак из прошлого, болезнь, которой он должен переболеть, чтобы навсегда излечиться и двигаться дальше.
Ведь если бы у Димы все еще оставались к ней чувства, он бы не стал рассказывать, что она работает в той студии, куда устроил его отец Дэна.
Да, будь Юля все еще дорога его сердцу, он бы умолчал об этом. Но он выложил мне все, как на духу, и мы пришли к решению, что упускать такую должность было бы глупо.
Но, даже понимая, что Дима прав и что он должен избавится от своего наваждения, а не бежать от него, перестать бояться я уже не могла…
Каждый раз, провожая его на работу, я леденела от ужаса. От одной мысли, что там он встретит ее, меня прошибал холодный пот.
Слышу шаги на лестнице, и через мгновение Дима входит в спальню, скидывая пальто. Мне хватает одного взгляда, чтобы понять: что-то случилось.
Я уже давно не видела его таким…
Глаза горят, губы сжаты в тонкую линию, на скулах играют желваки.
Это не мой любящий жених, это другой совершенно незнакомый мужчина с колючим взглядом и угрюмым выражением лица.
— Что у тебя случилось? — выдыхает коротко, даже не глядя в мою сторону.
— Я… — замолкаю, не найдя, что ответить. Хочется заплакать, обнять его и попросить не разговаривать со мной в таком тоне, но я боюсь, до ужаса боюсь его реакции.
— Оля, ты сказала по телефону — у тебя что-то супер срочное. Я тут и слушаю тебя!
— Я… я просто волновалась… Ты сорвался с места так неожиданно… и… и тебя так долго не было… я не знала, что думать…
— Я же сказал, что скоро вернусь, я не ребенок, чтобы меня контролировать!
— Просто раньше… в Токио… ты никогда так не поступал, с тех пор как мы начали жить вместе.
— Это не Токио, и тут все по-другому, — смотрит в окно, будто желая побыстрее уйти, закончить этот разговор. Что же я сделала не так? Почему один мой звонок так разозлил его? Мне страшно, я чувствую, что теряю Диму, будто он ускользает от меня, и я уже никогда не сумею его вернуть.
— Димочка, не разговаривай со мной так, ты меня пугаешь. Я… я, правда, волновалась и испугалась. Сижу тут одна в этом огромном доме, а тебя так долго нет…
— Оля, не причитай, только этого сейчас не хватало! Мне нужно будет отъехать, но я вернусь, слышишь?
— Не уезжай… пожалуйста! — подойдя вплотную, обвиваю руками его шею, привстаю на цыпочки, желая коснуться губ поцелуем.
— Оля… — Дима отворачивается, пытаясь расцепить мои объятия, но я не отступаю.
— Ты меня любишь?
— Что за глупые вопросы?
— Обычные вопросы, — обиженно надуваю губы, желая разбудить в нем чувство вины.
— Оля, что за детский сад? Чего ты хочешь? — бросает раздраженно, глядя на меня сверху вниз.
— Тебя, — томно прикрываю глаза, зная, что Диме нравится, когда я так делаю. Но в этот раз маневр не срабатывает.
— Я же сказал: мне нужно уехать. Поговорим, когда вернусь, — все же размыкает объятия и подходит к окну, напряжено вглядываясь вдаль. Чувствую, что не должна его отпускать, что если он сейчас уедет, случится что-то плохое, и это повлияет на наши отношения. Я должна разбить эту непонятно откуда взявшуюся стену отчуждения, немедленно.
Выключаю в комнате свет и, вновь подойдя к Диме, касаюсь дрожащими пальцами пряжки его ремня.