— Помилуйте-с! Никак нельзя-с, и без того все хорошо-с, — вынимая из-за обшлага шинели портсигар с папиросами, отозвался щеголявший новеньким орденом Святого Георгия, капитан «владимирцев» Градов.
— Но почему?
— Выйди мы в поле, — охотно пояснил младшему товарищу капитан, — тут же станем легкой добычей для французских и британских стрелков. Они на этакий кунштюк большие мастера-с!
— Неужто не примут схватки? — изумился никак не ожидавший подобной бесчестности от просвещенных европейцев Савельев.
— Неугодно ли? — проигнорировав глупый, по его мнению, вопрос, протянул ему папиросочницу капитан.
— Благодарю-с!
Тем временем чуть в стороне от своих офицеров, перипетии минувшей схватки обсуждали нижние чины.
— Ишь раздухарились турки! — отпихнул в сторону мешавшего ему присесть мертвого зуава унтер. — Думал ужо не сладим.
— Это, господин младший унтер-офицер, французы, а не турки! — поправил его отданный в солдаты за вольнодумство бывший студент по фамилии Волошин. — А одеты так, потому что…
— Ну что ты мелешь, дурень! — сердито прервал его непосредственный начальник. — Нешто я французов не видал? Маленькие, темненькие и смеются. И все поголовно бритые, разве что с усами. А эти вон бородатые, да в шароварах. Одно слово, басурмане!
— Хорош балаболить! — прервал дискуссию почему-то благоволивший вчерашнему студенту фельдфебель Пономаренко. — Сейчас снова атакуют, тогда и спросите хранцы они, али еще какого бога ироды?
— Хоть тех, хоть иных, все одно бить надо! — согласно кивнул унтер, бросив напоследок многообещающий знак «шибко умному» на его взгляд подчинённому.
Противник и впрямь не заставил себя ждать, но ни следующая, ни какая другая атака не заставила солдат Тимофеева дрогнуть и позволить противнику прорваться. Одна из главных ролей в отражении вражеского наступления, несомненно, принадлежала артиллерии, раз за разом сметавшей своим огнем идущих на штурм союзников.
Отказавшись от каких-либо наступательных действий, внимательно следивший за развитием событий Липранди, умело маневрировал резервами. Перебрасывая в случае надобности на угрожаемый участок черноморцев или приданные ему стрелковые батальоны.
Наступил полдень, когда Канробер вместе с Рагланом, наконец, осознали, что их дело проиграно и продолжать эту кровавую мясорубку нет никакого смысла. Не менее трети посланных в бой солдат остались на заснеженных полях Крыма. Остальные либо имели ранения, либо настолько утомились, что не смогли сделать и шага, даже если бы им приказали. Артиллерийские парки окончательно опустели. У большинства орудий было не более трех-пяти выстрелов на ствол, а некоторые и вовсе полностью исчерпали боезапас. Это была настоящая катастрофа!
— Где же, черт побери, Боске? — устало спросил генерал, но никто из штабных не сумел сказать ему ничего определенного.
Увы, события к юго-востоку от Балаклавы, развивались примерно по тому же сценарию. Решив развить первоначальный успех, взявший Камары начальник 1-й бригады 2-й дивизии генерал д’Отмар, повел своих зуавов и алжирских стрелков в тыл русского редута №1 на Канроберовой высоте. Где и был встречен фланкирующим огнем с люнетов.
Не подозревая, что наперерез ему уже движется батальон «аландцев» с миральезами, генерал продолжил атаку, лично возглавив одну из колонн. В чем в чем, а в личной храбрости этому военачальнику отказать было нельзя! В какой-то момент, у них почти получилось. Ворвавшись в не слишком надежные русские укрепления, французы сумели совершенно очистить один из них, и продолжали теснить отчаянно сопротивлявшихся русских в другом. Как вдруг на поле боя появились новые участники.
Заметив отчаянное положение, в котором оказались солдаты Минского полка, Лихачев распорядился отправить картечницы вперед, чтобы обстрелять левый фланг атакующих. Кони пошли галопом, орудийная прислуга бежала рядом, цепляясь за постромки и молясь лишь о том, чтобы успеть.
Буквально пролетев последнюю сотню саженей, оставшиеся без прикрытия расчеты принялись разворачивать свои орудия на врага. Разделяющее их с противником расстояние было настолько ничтожным, что можно было не тратить времени на определение дистанции и вести огонь прямой наводкой. На уже чувствующих вкус победы французов пролился настоящий свинцовый ливень.
Как только заканчивалась одна кассета, заряжающие тут же ставили другую и наводчики продолжали стрельбу, выкашивая очередями пытавшихся вести ответный огонь зуавов. Когда же, наконец снаряженные магазины подошли к концу, большая часть левофланговой колонны атакующих была уничтожена.
В другое время, эта самонадеянность дорого обошлась бы русским, но сейчас у противника не было никого, чтобы захватить оставшуюся беззащитной батарею. А затем к ним на помощь подошли морские пехотинцы, и открыли огонь из своих «шарпсов» по уже бегущему противнику.
Таким образом, была потеряна единственная возможность нанести поражение засевшей в укреплениях бригаде Хрущова.
— Мой генерал, д’Отмар смертельно ранен, его бригада разбита и отступает, — испуганно доложил подлетевший к Боске адъютант.
— Что ж, господа, — внимательно обведя членов своего штаба начал Боске. — Кажется, можно подвести первые итоги. Ни один из вражеских редутов, за исключением недостроенного так и не взят. Наши пушки с минуту на минуту замолчат, зарядов больше нет. Патроны тоже на исходе…
— Но мы еще можем драться, — еле слышно прошептал принесший дурную весть адъютант.
— А между тем с севера на нас надвигается 12-я Дивизия самого Липранди, — продолжал генерал, продолжая всматриваться в отводящих от него глаза офицеров. — Какие будут предложения?
Толпящиеся вокруг него штабные продолжали молчать, поскольку никто из них не хотел предлагать первым капитуляцию.
— Я умываю руки, господа, — решился, наконец, Боске. — Это уже не война, а бойня, которую пора заканчивать. Пошлите к русским парламентеров и передайте, если они накормят моих солдат и окажут им медицинскую помощь, я вручу им свою шпагу!
[1] Владимирский полк и в реальной истории отличался редкой стойкостью и боеспособностью. В Балаклавском сражении два батальона Владимирского полка встретили конных егерей сильным огнем. Французы были вынуждены остановиться, а затем, поражаемые меткими выстрелами пластунов и стрелков, отошли к Сапун-горе.
Глава 20
Получив согласие мистера Маршала, я приказал сначала перевести его корабль в Карантинную бухту, после чего ему наскоро отремонтировали корму и вооружив шестью пушками и карронадами 36-фунтового калибра. Затем американскую команду разбавили тремя офицерами и двумя десятками матросов. И новоиспеченный рейдер был готов. Хотелось, правда, еще изменить ему немного вычурное название, но хозяин, будучи ярым патриотом Юга, не согласился.
Однако, прежде чем отпустить «Стар оф Саут» или если угодно «Звезду Юга» в свободное плавание, я решил использовать его в качестве разведчика. Отправив перед своей эскадрой к Синопу. Появление уже знакомого союзникам американского парохода, не вызвало у адмирала Брюа ни малейших подозрений, зато мы смогли выяснить не только точное количество уцелевших английских и французских кораблей, но и их расположение.
В глубине бухты, чуть в стороне от остальных группировались английские корабли 82-пушечный «Венганс», 90-пушечные «Родней» и «Лондон», а также парусный фрегат «Линдер» (40 пушек) и три его паровых собрата «Террибл» (21), «Фуриос»(16) и «Инфлексибл»(6). Рядом с ними устроился пострадавшие сильнее других старички-французы «Алжир» (80) и «Маренго» (70).
Дальше на рейде выстроились в колонну большие 114-пушечные «Фридланд» и «Вальми», затем «Сюффрен» (90), «Юпитер» (80), «Жан Барр» (80) и винтовой фрегат «Помон» (40). Еще несколько пароходо-фрегатов обеих наций, очевидно получивших во время бури повреждения колес или машин, держались ближе к берегу. Что же касается гордости французского флота — винтовых «Наполеона» (90), «Шарлемань» (80) то они, как впоследствии выяснилось, еще до шторма были отправлены на ремонт в Константинополь. Там же на приколе стоял, дожидаясь восстановления боеспособности 120-пушечный «Монтебелло», получивший серьезные повреждения руля во время урагана.
