Я перевел взгляд на снимок. Фотоаппарат запечатлел запущенную, заросшую сорной травой могилу. Из нее торчала табличка с облупившейся надписью «Сухова Людмила Александровна». Годы жизни нельзя было разглядеть.
Я тщательно сложил бульварный листок. Да уж, хорошо «Треп» отблагодарил Алину Брин за участие в концерте! Хотя, может, чадящая звезда и борзописцы договорились между собой? Черный пиар – это замечательный рекламный ход. Читатели с бульшим интересом проглядывают статьи с хулой, нежели панегирики! Правда, могила ребенка выглядит настолько запущенной, что простые люди возмутятся. Организаторы рекламной кампании Брин явно перегнули палку.
Я встал и пошел к выходу. Бог с ней, с Алиной, меня она волнует лишь как человек, который боится Ивана Павловича Подушкина. Надо подумать, как подобраться к даме и что ей сказать, дабы услышать в ответ нужные мне сведения? Почему Алина потеряла самообладание, услышав про сына писателя? Что ее так напугало? Может, предложить ей постоянное сотрудничество с Морелли?
Внезапно я разозлился. Надо прямо сейчас позвонить в «Треп», отыскать этого барана с псевдонимом Неподкупный и объяснить ему, что он перепутал фамилии. Мы – Морелли, а не Гаделли! И номер у парней замечательный! Только ничего не понимающий в цирковом искусстве человек мог написать про «неуклюжих акробатов на толстых палках». Энди, Мара и Антонио великолепны! Мы непременно пробьемся! Тот же «Треп» будет осыпать Морелли дождем комплиментов! Хотя, следует признать, если бы перш вдруг стал невидимым, это бы сильно украсило номер.
И тут мне в голову пришла гениальная идея. Химик Леня! Вот кто может мне помочь! Мы встречались с ним накануне Первого мая. Леонид, как всегда, занудно и обстоятельно вещал о своей новой разработке. Тогда мне его слова показались скучными, но сейчас я изменил свое мнение. Я схватил телефон и набрал номер из единиц и нулей.
– Простите, в данный момент все операторы заняты…
От нетерпения я чуть было не стал подпрыгивать на месте: ну же, Слон, снимай трубку!
– Слушаю, – прогнусавил Володя.
– Это Ваня Подушкин.
– О, привет! Хочешь получить мое извинение? Готов полакомиться эксклюзивным тортом?
– У тебя же есть телефон Лени?
– Ага, – пробубнил Слон, – я испек его жене свадебный десерт.
– В смысле? – удивился я.
– Катька ушла от Леньки, выскочила замуж за Осю, а торт заказала у меня, – пояснил Слон, – я ей, как жене Леньки, хорошую скидку сделал.
Мои извилины завязались узлом. То, что Катерина покинула Леню, неудивительно, странно, что она раньше не удрала от увлеченного только своей работой химика. А вот позиция Слона меня поражает: если Катя ныне супруга незнакомого мне Оси, то она потеряла право на скидку как жена Лени. Или я не прав?
– Так чего тебе надо? – спросил Слон.
– Телефон Лени.
– Записывай, – деловито заявил приятель. – А куда доставить тебе торт?
– Домой, – машинально ответил я.
– Сегодня же привезу, – пообещал Слон и отсоединился, я тут же набрал номер Лени.
– Слушаю, – сказал химик, – это кто?
– Ваня Подушкин, – представился я.
– О, привет, – слабо оживился он, – сколько лет, сколько зим!
– Леня, помнишь, ты рассказывал мне о своем изобретении, некоем лаке, который делает предметы невидимыми?
– Не совсем так, – занудил Леня, – никаких лаков! Речь шла о краске!
– Это одно и то же! – опрометчиво заявил я.
– Вовсе нет! – возмутился химик. – Сейчас объясню разницу!
Понимая, что беседа рискует затянуться на пару часов, я быстро воскликнул:
– Леня, у тебя есть немного той краски?
– Увы, – грустно ответил Леня, – она никому не нужна. Непригодна для оборонных целей, на радары не влияет, действует лишь визуально, при определенном угле падения света…
Я шел к метро, молча слушая Леню – перебить его невозможно, пусть уж выговорится. Перед входом в подземку я сумел вклиниться в лекцию приятеля:
– Если я правильно тебя понял, предмет, выкрашенный чудо-эмалью, делается невидимым для зрителя?
– Да, но только если свет падает прямо.
– Отлично! Дай мне баночку краски!
– Бери, – неконфликтно согласился Леня, – краска никому не нужна, я ее дорабатываю, мелкие частицы…
– К тебе приедет парень по фамилии Морелли, – невоспитанно перебил я ученого, – объясни ему, как наносить состав.
– Ладно, не беспокойся, – сказал Леонид, – если больше говорить не о чем, тогда пока, мне надо работать.
Я стал звонить Маре. Леня уникальный человек, наверное, единственная абсолютно нелюбопытная личность на свете, ему нет никакого дела до того, что за предмет собрался красить Ваня Подушкин. Я завидую Леониду, он настолько поглощен своей работой, что не видит ничего вокруг. Интересно, он заметил отсутствие Кати, сообразил, что жена его бросила, или до сих пор считает себя главой семьи?
Выйдя на перрон, я растерялся. И куда теперь ехать? Где искать Ивана Павловича Подушкина? Ситуация с Ниной Чижовой прояснилась до дна. Школьницы Люда и Варвара решили отомстить мне, ни о каком другом сыне писателя они не слышали. Здесь нить оборвана, вернее, ее и не было. Нюра Кондратьева, которая предположительно родила моего брата, мертва. Найти кого-то из ее знакомых затруднительно, да и не откровенничала она с ними, не хотела никому сообщать правду, наверное, потому и поменяла комнату в центре Москвы на окраину. Какими бы ни были соседи, они начнут шушукаться, увидев, как у незамужней девицы растет живот. Это в нынешние времена дитя вне брака не является позором, а в 60-х годах прошлого века матери-одиночки подвергались остракизму. Чтобы избежать пересудов, Нюра съехала, а на новом месте ее никто не знал, можно смело рассказывать женские истории про мужа-летчика, который трагически погиб во время выполнения задания. В документы ведь никто заглядывать не станет, поверят на слово. Ну и кто еще был связан с Подушкиным-2? «Пресс-секретарь» больницы имени Рычагова Зинаида Семеновна? Ну, во-первых, как выяснилось, она всего лишь простая санитарка, а во-вторых, несчастная попала под машину. Директриса Центра «Мария» Эвелина утверждала, что она никогда не видела щедрого мецената, и я отчего-то верю даме. Да и в приют мне после оплошности Слона совать нос нельзя. Так с кем побеседовать? Еще раз съездить к библиотекарше Ольге Ивановне? Она любила моего отца и, узнав, что видит перед собой его сына, стала откровенной. Но, боюсь, ничего нового я не узнаю. Правда, можно порасспрашивать о Раисе Сувориной, жене Юрия Кондратьева. Интересно, каким образом маменьке удалось трансформироваться в Николетту? Но уж не знаю, поверите ли вы в это, только мне нет дела до тайн матери. Я знаю ее как Николетту и не собираюсь копаться в ее грязном белье. У каждого в шкафу есть скелет, я случайно наткнулся на тайну Николетты и дальше рыть не стану. Вот только осталось искреннее недоумение: а отец знал о прошлом жены? Ладно, хватит размышлять на пустые темы, Николетта тут точно ни при чем, я ее единственный ребенок, произведенный на свет с одной целью: заставить Павла Ивановича жениться на ней.
Вернемся лучше к библиотекарше Ольге Ивановне. Стоит ли тратить время на еще одну беседу с ней? Похоже, нет, с мальчиком Нюры она встретилась всего единожды, на книжной ярмарке, тогда же видела в последний раз и Павла… Стоп!!!
Я замер с поднятой ногой. В ту же секунду на меня налетела толстая тетка с громадной сумкой в руках.
– Че застыл? – начала возмущаться бабища. – Понаехали в Москву, метром пользоваться не умеют! Шевелись, убогий!
Но я не обратил внимания на ругань. Ольга Ивановна стала со мной откровенной лишь после того, как поняла: перед ней сын любимого писателя. А как Рязанова удостоверилась в моей личности? Стала задавать вопросы, сначала о месте нахождения нашей дачи, а потом, под самый конец, спросила:
– У вас с отцом в Переделкине было некое секретное место, можешь назвать его?
Я рассказал про тайник в печке и нашу игру в записки. Тогда-то лицо Ольги Ивановны разгладилось, она бросилась меня целовать. Понимаете, что меня насторожило? Нет? Это же элементарно, Ватсон!
Я очнулся и бросился к вагону.
Глава 30
– Ванечка! – с неподдельной радостью воскликнула старуха. – Вот радость! Не ждала тебя!
– Я очень надеялся, что найду вас на службе, – тоже честно признался я.
– Где же мне еще быть? – вздохнула Рязанова. – Сижу здесь, читателей караулю, и никого нет! То ли дело раньше!
– Ольга Ивановна, когда вы последний раз общались с моим отцом? – не церемонясь, задал я вопрос.
– Я уже говорила, дружочек, очень давно, на ярмарке!
– А потом вы не встречались?
– Нет, Ванечка, не довелось.
– Но в вашем музее есть книги с автографами разных лет!
– Верно, я прибегала на творческие встречи и просила сделать росчерк на титульном листе, но разве это считается общением? – ловко вывернулась она.
