Предположение о том, что Эрик Магнуссон убийца или один из убийц, разлетелось вдребезги. Тупиковая версия. Уже в четверг после обеда он понял, что Магнуссона нельзя обвинить в убийстве по той простой причине, что он его не совершал.
Его алиби подтвердила мать невесты, пожилая дама, сомневаться в искренности которой не было ни малейшего повода. Она плохо спит по ночам. В ночь убийства Эрик Магнуссон мирно храпел в ее квартире.
Деньги, которые он вернул ростовщику в Тогарпе, он выручил от продажи машины, подержанного «крайслера», и покупатель, плотник из Ломмы, подтвердил, что он заплатил тысяче- и пятисоткроновыми купюрами.
Почему Эрик Магнуссон солгал, что не знает своего отца, парень объяснил очень просто: он сделал это ради матери, он был уверен, что та не хочет, чтобы стало известно, что его отец — Юханнес Лёвгрен. Когда Валландер рассказал ему, что у Лёвгрена было большое состояние, он искренне удивился.
И вот опять нуль.
Когда Бьёрк предложил отвезти Магнуссона домой и исключить его из числа подозреваемых, никто не возражал. Курт Валландер испытывал тягостное чувство вины: ведь это он завел следствие в тупик. Только Рюдберг выглядел невозмутимым. Впрочем, он с самого начала сомневался, что они на верном пути.
Расследование рухнуло. Остались одни руины. Надо начинать все сначала.
В ту же ночь повалил снег.
А в ночь на субботу 27 января разразилась настоящая снежная буря.
Через несколько часов трасса Е-14 была полностью блокирована. Снег шел шесть часов без перерыва. Снегоочистители не справлялись, дорогу заносило прямо на глазах.
В течение суток полиция только тем и занималась, что не позволяла общей неразберихе перерасти в окончательный хаос. Потом снегопад прекратился так же внезапно, как и начался.
Тридцатого января Курту Валландеру исполнилось сорок три. Он отпраздновал день рождения тем, что назначил себе здоровую диету и вновь начал курить. К его большой радости, вечером позвонила Линда. Она была в Мальмё. Сказала, что едет в Стокгольм учиться. Обещала навестить его перед отъездом.
Курт Валландер бывал у отца, как и решил, трижды в неделю. Сестре он написал, что женщина, помогающая отцу по хозяйству, совершила чудо. Помрачение сознания, толкнувшее его на ночную прогулку в Италию, больше не возникало. Регулярное присутствие женщины в доме стало для отца спасением.
Через несколько дней после дня рождения он позвонил Аннет Бролин. Еще раз извинившись за тот вечер, он предложил показать ей Сконе зимой. Она согласилась, и в воскресенье 4 февраля он прокатил ее на машине по окрестностям, показав наиболее примечательные места — знаменитые мегалиты — «Камни Але» — и построенный в начале шестнадцатого века замок Глимменгехус. Потом они ужинали на постоялом дворе в Хамменхёге, и Курту начало уже казаться, что это не он, а кто-то другой пытался в пьяном виде ее облапить.
Однако недели шли, а расследование стояло на месте. Мартинссон и Неслунд получили другое задание, но Валландеру и Рюдбергу дали возможность сосредоточиться на убийстве в Ленарпе.
Как-то ясным, совершенно безветренным холодным днем в середине февраля к Валландеру пришла дочь Юханнеса и Марии Лёвгрен, та, что жила в Гётеборге. Она приехала установить камень на могиле родителей. Валландер сообщил ей, что они все еще не могут выйти на след убийц. На следующий день он поехал на кладбище и постоял у черного камня с золотой надписью.
Февраль ушел на то, чтобы расширить и углубить зону поисков. Рюдберг, молчаливый и замкнутый, заметно страдал от боли в ноге. Он в основном сидел на телефоне, в то время как Валландер мотался как угорелый. Они проверили все отделения всех банков в Сконе. Дополнительных ячеек у Лёвгрена не обнаружилось. Валландер поговорил не менее чем с двумя сотнями родственников и знакомых Юханнеса и Марии Лёвгрен. Он бесконечно пересматривал материалы дела, возвращался к давно пройденным этапам, он доставал старые протоколы и читал их снова и снова. Ничего.
Как-то холодным февральским вечером он посадил в машину Стена Видена и отвез его в Ленарп. Они долго стояли на конюшне, наблюдая, как кобыла управляется с охапкой сена. Похоже, лошади известна какая-то тайна. По пятам за ними ходил новый хозяин кобылы — Нюстрём, получивший ее в подарок от дочерей покойных соседей.
Дом Лёвгренов стоял заколоченный. Усадьбу выставили на продажу, документы передали риелтору. Валландер стоял на ветру и смотрел на кухонное окно. Вместо стекла желтел кусок фанеры. Попытка возобновить контакты со Стеном Виденом, прерванные на одиннадцать лет, натолкнулась на полное равнодушие старого приятеля. Валландер отвез его домой. Он понял, что их дружбе пришел конец.
Закончилось предварительное следствие по делу об убийстве сомалийского беженца, и Рюне Бергман предстал перед судом в Истаде. Журналисты осаждали здание суда. Хотя было уже доказано, что стрелял Вальфрид Стрём, Бергман обвинялся в соучастии в убийстве. Судебные психиатры признали его полностью вменяемым.
Курт Валландер выступал свидетелем и несколько раз слушал, как Аннет Бролин ведет допросы и выступает в прениях. Рюне Бергман уже не молчал, как раньше, хотя вытянуть из него что-то было нелегко. На судебных заседаниях стало известно о существовании нелегальной расистской организации с идеологией, близкой к ку-клукс-клану. Рюне Бергман и Вальфрид Стрём действовали на свой страх и риск, но связи их с этой организацией были несомненными.
Валландер не мог избавиться от мысли, что Швеция на пороге серьезнейших перемен. И в какие-то моменты невольно соглашался с аргументами против приема беженцев, зазвучавшими в СМИ в связи с судебным процессом. Знает ли правительство и Иммиграционное управление, что за люди приезжают в Швецию? Кто из них в самом деле беженец, а кто — просто авантюрист или, хуже того, преступник? Как их различают?
Долго ли может продолжаться такая неразборчивая благотворительность? Пока не разразится полный хаос? Существуют ли какие-то пределы?
Пытаясь разобраться во всем этом, он вдруг осознал, что, как и многие другие, разделяет общую смутную тревогу. Тревогу перед неизвестностью, страх перед чужим.
В конце февраля суд закончился. Рюне Бергман получил большой срок. Ко всеобщему удивлению, он не стал обжаловать приговор. Приговор вступил в силу.
Снег больше не выпадал. Как-то ранним утром в начале марта он пригласил Аннет Бролин прогуляться по побережью. Птичьи стаи возвращались домой из дальних стран, где светит Южный Крест. Валландер вдруг взял спутницу за руку, и она ее не отдернула. Во всяком случае, сделала это не сразу.
Ему удалось сбросить четыре килограмма. Но он понял, что вряд ли уже будет таким поджарым, как тогда, когда Мона ушла от него.
Они иногда говорили с Моной по телефону. Курт Валландер чувствовал, что ревность понемногу испаряется. И шоколадная красотка, долго являвшаяся ему во сне, больше не показывалась.
В марте Сведберг снова подал заявление о переводе обратно в Стокгольм. Рюдберг уже две недели лежал в больнице. Поначалу все думали, что дело в его ноге. Но Эбба рассказала ему по секрету, что у Рюдберга рак. Откуда она это знает и что за форма рака — выяснить не удалось. Когда Валландер навестил его, Рюдберг сказал, что лег на плановое обследование. Подозрительное пятнышко на рентгеновском снимке, возможно, язва толстого кишечника.
Валландеру стало невыносимо грустно при мысли, что Рюдберг тяжело болен. А сам он продолжает заниматься делом о двойном убийстве с нарастающим чувством безнадежности. В отчаянии он шваркнул папку с материалами о стену. Долго сидел, опустив руки, и смотрел на бумаги, разлетевшиеся по всему полу. Потом ползал на коленях, собирая и сортируя протоколы. Надо было все начинать сначала.
Чего-то я не вижу, думал он. Где-то прячется разгадка, а я ее не вижу. Какая-то подробность — деталь, ключ, который надо повернуть. А куда повернуть? Влево? Вправо?
Иногда он звонил Йорану Буману. Хотелось облегчить душу. Тот помогал ему с этим делом по собственному почину. Собрал, например, все сведения о Нильсе Веландере и других возможных подозреваемых. Два дня подряд Валландер вел долгие разговоры с Ларсом Хердином, но не продвинулся ни на йоту.
