Я отключаюсь первая, испугавшись собственных слов. Роняю телефон из ослабевших пальцев. Невидящим взглядом выхватываю детали рисунков, разбросанных по столу.
У Неймана на портрете не каменные черты статуи. Память остро помнит самые важные моменты. И, кажется, я жалею, что нет возможности изменить прошлое. Но не будь его, мы бы никогда не встретились, не столкнулись.
Может, как раз именно это и нужно: не сожалеть, а, отбросив всё в сторону, попытаться дышать иным воздухом?..
Это были странные дни, наполненные ожиданием, теплом живого камина, скрипучим голосом Моти, что завела много новых правил.
Мы грелись у живого огня, закутавшись в клетчатые пледы. Если какую-то очень простую еду – нередко готовили сами или ненавязчиво выказывали свои пожелания Лии, а она только поджимала неодобрительно губы, меряя меня презрительным взглядом.
Я гадала: спал Нейман с ней или нет? Наверное, да, иначе не понятно, откуда в этой женщине столько ко мне неприкрытого пренебрежения. Не злобы, нет, не ненависти. Что-то другое. Словно превосходство. Знание какой-то тайны, общей у них на двоих с Нейманом.
Я ловила себя на мысли, что хочу спросить прямо. В лоб. А потом трусила и думала, что лучше ничего не знать. Зачем мне прошлое? Если оно прошлое, конечно. Я ведь тоже… тщательно маскирую свои тёмные углы. Важнее настоящее и та правда, на которую мы с Нейманом негласно согласились.
По вечерам мы зажигали свечи. Мотя вязала для меня шарф. Не знаю, откуда взяла нитки и спицы. Но полотно из-под её не очень ловких пальцев выходило ровное, красивое, будто фабричное. Я любовалась им и жмурилась от «почти счастья».
Чертяка любил сидеть на коленях или спал рядом, свернувшись на стуле блестяще-плотной колбасой, а мы по очереди наглаживали его потолстевшие к зиме бока.
Мы много гуляли, правда, не выходя за границы участка, прилегающего к дому. Но нам хватало. Всего хватало. Кроме одного. И Моте, и мне. Мы обе ждали, хоть и не говорили об этом вслух.
Нейман больше не звонил и на звонки не отвечал. Я всё же решилась на один-единственный смелый поступок – набрала его на четвёртый день отсутствия.
«Телефон абонента отключён или находится вне зоны доступа», – поведала механическая девица. И я сдулась. Это была единственная робкая попытка не просто проявить инициативу, а сделать крохотный шажок навстречу.
Он не появился ни на пятый, ни на седьмой день своего отсутствия. Время снова замерло. Дом погрузился в мрачное напряжение. Я видела, как хмурится Дан, который то появлялся, то исчезал.
Охраны стало больше раза в два – это я тоже заметила и боялась делиться собственными страхами с Мотей. Но какое счастье, что она больше не замыкалась, не уходила в себя, иначе впору сойти с ума.
Я переживала. Тревожилась. Злилась. От бессилия и собственной никчемности. Подумалось вдруг: «Я ведь этого хотела? Чтобы у него были неприятности. А лучше – кто-то другой до него добрался бы. Мне тогда бы не пришлось лежать на холодном ветру с винтовкой в руках и целиться ему в сердце». От этих мыслей тошнило. И становилось только хуже.
Потому что я больше не желала его смерти. Я… хотела узнать, что было в том прошлом. Что случилось между ним и Владом. Что они не поделили. И виноват ли Нейман на самом деле.
По ночам мне не спалось. Я уходила в малую библиотеку. Читала. Рисовала. Думала. Мои рисунки валялись на столе, под столом, лежали на полках. Я сама здесь мыла полы и вытирала пыль, запрещала прислуге заходить в эту комнату. Удивительно, но меня слушались. И даже стали спрашивать. Та же Лия, когда поджимала губы, интересуясь, что мы с Тильдой хотим на обед или ужин.
Непривычно и странно. Но, кажется, дом Неймана принял меня, начал считать своей.
– Хозяйка, – услышала я однажды, как судачат за моей спиной женщины, что занимались уборкой дома. – Вишь, кот за ней как привязанный ходит, тенью скользит. Верный признак. Коты они чувствуют.
– Девчонка ж совсем, – вздохнула вторая.
– Для этого возраст не нужен, – возразила первая. – Тут другое работает. А она такая. Посмотрит – как прикажет. Да и не абы кто, а невеста. Попомнишь моё слово: хозяин на ней женится.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В голосе её сквозило некое уважение. А от твёрдого «женится» я запаниковала. Вдруг поняла: все в доме знают, что я «невеста» Неймана. Уж не знаю только, откуда.
Тянулась одиннадцатая ночь без него. Уже три дня я ночевала в библиотеке – перестала возвращаться в свою комнату. Обосновала диванчик. Перетянула сюда подушку и одеяло.
Засыпала тяжело. Сны снились страшные или муторные, но я не позволяла себе думать о плохом. Внутри будто кусок льда застрял и не хотел таять. Но, может, это и к лучшему: ничего не чувствовать – это тоже хорошо.
Далеко за полночь я вдруг решила навести порядок. Собирала рисунки, расставляла книги на полках. Не знаю, в какой момент всё изменилось. Воздух стал другим. Зазвенело от напряжения. Я разогнулась и подняла глаза.
– Вот ты где, – сказал Нейман, что стоял у порога, сложив руки на груди. Так, словно никуда не уезжал. – А я тебя везде ищу.
Тишина. Показалось: я потеряла слух от невероятного напряжения. А затем услышала, как с тихим шорохом опускаются на пол осенние листья. Это падали, рассыпаясь веером, рисунки, выпавшие из моих ослабевших пальцев.
Глава 50
Ноги словно в пол вросли. Я вдруг поняла, что не смогу подойти. Если попытаюсь, то упаду. Он шагнул мне навстречу сам. Подхватил, заглядывая в глаза. А затем шумно выдохнул и прижал к себе. Целовал быстрыми жадными поцелуями моё лицо, попадая то в висок, то в нос – куда дотягивались его нетерпеливые губы.
– Скучала? – шептал он, и я слышала жар и требовательность в его голосе, какое-то исступление. Что-то такое неведомое ранее. – Признайся: скучала по мне?
И, может, его настойчивость не давала мне раскрыться, ответить искренне, так, как я чувствовала. Он словно пытался меня раздеть, а сам оставался наглухо, по самые уши, даже не в одежде, а в броне.
– А ты? – выдавила из себя, понимая, что невольно подставляю шею под его горячие сухие губы, впитываю его сумасшедшие поцелуи. И нет, он сейчас не был тем самым холодным и отстранённым Нейманом, но мне этого было мало. А ещё я хотела и боялась увидеть его глаза.
Он на миг замер, остановился. Только губы его где-то там, возле моего уха, рассылали импульсы по телу.
Забыть бы обо всём… Побыть девочкой в его объятиях. Обычной, каких, наверное, немало у него было. Тех, кого он покорил, подчинил себе, сумел расплавить или отогреть. У него для этого много разных методов – сам говорил. Может, так было бы правильно. Вот только я не желала быть одной из тех, кто были и прошли, исчезли и растворились во времени.
Он поднял на меня глаза. Всмотрелся пристально. Тоже, наверное, искал какие-то ответы в моём взгляде.
– Конечно, Ника, – произнёс он медленно и сделал недвусмысленное движение бёдрами. То, что он меня хочет, не новость. И, может, именно это помогло избавиться от наваждения.
– Если ты только это вкладываешь в «скучал», то нет, Нейман. Я не скучала, – произношу быстро, чтобы не передумать и не дать ему меня очаровать окончательно и бесповоротно. – Наверное, я бы хотела, чтобы это было где-то повыше, – касаюсь ладонью его груди.
Я лгу, конечно, потому что одно очень сложно отделить от другого. Но я выбираю ту правду, которая была бы для меня ценнее. Грустно всё сводить только к половым инстинктам. Тем более, когда я толком не знаю, что всё это значит. Мой опыт общения с мужчинами ничтожно мал, а тот, что был, не всегда со знаком плюс.
Он замирает. Дышит надсадно. Наверное, это мой маленький триумф: со мной он забывает о ледяной сдержанности, но мне этого мало. Слишком мало, чтобы осесть у его ног послушной и безвольной куклой.
Пока он стоит и то ли думает, то ли приходит в себя, я тихонько ускользаю. Оставляю его одного.
Сердце рвётся назад. Не знаю, что я оставила там, в приглушенном свете библиотеки. Только это больно, безумно больно. Тянет сдаться и вернуться. Кинуться ему на шею, обнять ногами. Любая нормальная девчонка сделала бы это. Но я не могу. Лучше умирать.
