кабинете, валерьянку пила. На весь этаж теперь воняет.
Я взяла свою записную книжку, чуть подумала и прихватила ещё мой Розовый Блокнотик Мести. Был у меня такой, куда я всех обидчиков выписывала. Вдруг пригодится.
В кабинете Ивана Аркадьевича было накурено, хоть гирлянды вешай. Что свидетельствовало о крайней степени его сердитости.
Ну и ладно.
После того, вчерашнего разговора с Будяком, меня словно отпустило. И сейчас я шла к шефу без внутреннего трепета, мне было как-то пофиг, выгонит, значит, так и будет.
— Иван Аркадьевич, вы меня вызывали?
— Садись, — сердито буркнул он, не отрывая взгляда от вороха бумажек.
Я села и приготовилась ждать. Иван Аркадьевич читал эти бумажки, перекладывал их туда-сюда, наконец, пробормотав себе под нос что-то явно экспрессивное, он схватил верхний лист, порвал его на мелкие-мелкие кусочки и швырнул в корзину для мусора. Клочки бумаги, кружась, медленно опускались в корзину, а я, как завороженная следила за ними.
— Что скажешь? — спросил Иван Аркадьевич, затянувшись сигаретой.
— Красиво как падают, — сказала я, не отрываясь от листочков, — словно осенние листья.
— Я тебя не о поэзии спрашиваю! — сердито сделал мне замечание Иван Аркадьевич, — я о работе.
— Всё идёт как положено, показатели выдерживаем, план выполняем, сроки не срываем, — отрапортовала я.
— В ОБХСС ты стукнула? — спросил вдруг Иван Аркадьевич.
— Я, — равнодушно пожала плечами я, — и в газету информацию, если что, тоже я слила.
— Да ты! Да как! — задохнувшись, Иван Аркадьевич рванул узел галстука. Он побагровел, на него было страшно смотреть.
Наконец, он справился с собой и начал кричать. Минут двадцать он метал громы и молнии. Я сидела в кресле, смотрела на него, воспринимая это всё как-то отстранённо и думала, что нужно успеть ещё заскочить в институт. Методист на кафедре вроде до шести работает. Неохота, конечно, но никуда не денешься. В любом случае, диплом о высшем образовании мне нужен. Если он сейчас меня уволит, в школу я идти не хочу, это будет не честно, там ведь зов души и призвание нужны, а вот в газету перейти на основную работу было бы неплохо. А еще лучше в какой-то специализированный журнал устроиться. Можно попросить Ивана Тимофеевича рекомендацию…
— Лидия, ты меня слушаешь? — гневно рявкнул Иван Аркадьевич, видя моё отрешенное лицо.
— Ага, — кивнула я.
— Я перед кем тут распинаюсь⁈
Я пожала плечами.
— Ты что, совсем страх потеряла? — Иван Аркадьевич так удивился моей реакции, что перешел на нормальный тон.
— Думаю да, — кивнула я и добавила, — Иван Аркадьевич, а давайте вы меня сейчас прям уволите, а то мне еще в институт заскочить нужно — сессия на носу.
— Прекрати! — от негодования он стукнул кулаком по столу так, что чашка аж подпрыгнула, — паясничать она тут вздумала! Шута горохового изображать! Ты зачем это сделала⁈
— А как мне было с ними бороться? Как⁈ Вы поставили меня замом, в курс дела почти не ввели, сами через две недели уехали. А я тут сама должна выкручиваться!
— А как меня поставили замом, думаешь, мне легче было⁈ — возмутился Иван Аркадьевич.
— А у вас тоже все эти Альбертики с Герих были, да? — вызверилась я на него в ответ. — Вас тоже подставляли на каждом шагу и подсиживали⁈
— Нет, при мне такого не было, — успокоившись, покачал головой Карягин. — Работы, конечно, было очень много, завал по всем направлениям. Но коллектив был хороший, дружный…
— А при вас стало болото, да? — съязвила я, не удержавшись.
— Не забывайся! — осадил меня Иван Аркадьевич, — старые кадры уходили, а потом пришел Семёнов, ты его не застала, он перед Бабаниным был, и вот он их начал стягивать. А когда стал Бабанин, ему было чихать и никого он менять не стал. А я — не успел.
— Тогда почему вы на меня кричите?
— Потому что ты поступила неправильно и глупо!
— Иван Аркадьевич, а как мне надо было поступить? Альберт мне открытым текстом грозил увольнением. Вы — в Москве. Мой кабинет то Герих захватывала, то Урсинович. А подставляли сколько раз, вы даже не представляете… финт с отчётом Гриновскому — это по сравнению с тем, что они творили, так, детский лепет.
— А почему ты молчала, Лида?
— Я пыталась. Пыталась сообщить вам, пыталась достучаться до них. Не получалось. Ну вот и решила защищать, как смогла…
— Мда, — почесал затылок Иван Аркадьевич, — наворотили мы с тобой дел, что и делать теперь?
Я пожала плечами.
— Не все ты сделала правильно, Лида. Не всё, — вздохнул он и подкурил сигарету, — но винить тебя не буду. Это я должен был лично всё контролировать…
Он выпустил дым и молча смотрел, как тот тает в воздухе.
— И что теперь будет? — прервала молчание я.
— Ничего не будет, — Иван Аркадьевич стряхнул пепел в пепельницу и снова затянулся, — у меня друг Юрка, мы с ним в детдоме вместе были, он в ОБХСС работает. Замнёт, куда он денется.
— А с газетой?
— А вот раз заварила кашу — думай теперь, какое мероприятие провести, чтобы пригласить журналистов из этой газеты, пусть хвалебное интервью теперь пишут!
— Но Иван Аркадьевич, у меня сессия на носу…
— А вот не надо было выпендриваться. Теперь делай, что хочешь, но статья в газете должна выйти на следующей неделе. Большая статья. И хвалебная!
— Хорошо, — вздохнула я.
— Что-то ты без огонька, Лида, — заметил Иван Аркадьевич.
— Да надоело всё, — пожаловалась я, — пашешь, пашешь, а оно всё на одном месте стоит.
— А ты что думала? — хмыкнул Иван Аркадьевич, — что оно как в сказках должно быть? Махнула одним рукавом — сделалось озеро, махнула вторым — и поплыли по озеру хрустальные лебеди…
— Да нет, не думаю, — нахмурилась я, — но меня злит, что бьешься, бьешься с обстоятельствами, а всё на одном месте.
— В Москву надо, — вдруг сказал Иван Аркадьевич.
— В Москву? — я думала, что ослышалась.
— Да, — кивнул Карягин. — Я вот сейчас был в Москве. И не просто так же. Ты, небось, думаешь, что я как школяр там на уроки ходил и задачки решал? А вот и нет! Я, между прочим, продвинул проект, что депо «Монорельс» в Москву переедет. Главное управление. А здесь отделение останется. Нам же расти надобно, расширяться. «Наверху» инициативу одобрили. Надо нам с тобой, Лида, смотреть вперёд.
— И когда на Москву? — я была в шоке от новостей, всё как-то свалилось неожиданно.
— Ну ты же сама канючишь, что засиделась, — хмыкнул Иван Аркадьевич. — Вот и будет теперь чем заняться.
— Я не канючу!
— Канючишь, — не согласился он, — сплошное нытьё и дамские нервы у тебя, Лидия. Так что готовься.
— Но Иван Аркадьевич, — попыталась посопротивляться я, — это как-то совершенно неожиданно. У меня Светка в первый класс через три дня идёт. Уже группа составлена, у нее тут друзья. Музыкальная школа. Учитель сольфеджио такой хороший, не хотелось менять. У Риммы Марковны подруги тут…
— А у тебя? — насмешливо прищурился Иван Аркадьевич.
Я промолчала, говорить было нечего.
— Вот то-то же! — удовлетворённо констатировал он, но, видя, моё смущение, добавил, — да ладно, не переживай так. Это дело не быстрое. Не один год пройдёт, пока мы все до ума доведем.
И я вздохнула.
— Так что иди работай спокойно, Лида, — велел Иван Аркадьевич, и в спину мне уже крикнул, — и про мероприятие не забудь!
Я вышла из Института и столкнулась с нашей почтальоншей, тётей Валей.
— Ой, Лида! — обрадовалась она, — а у меня тебе письмо. Хорошо, что я тебя здесь встретила. Теперь не придется тащиться на Ворошилова.
— Что за письмо? — спросила я.
— Заказное, — важно ответила тётя Валя, — отдаю лично в руки и распишись.
Я черканула загогулину и взглянула на адрес. Незнакомый, из Москвы. Неужели Велимир или, что еще хуже, Инна Станиславовна? Хотя откуда бы ей знать мой домашний адрес. Мимолётно отметив мысль, что вопрос с Велимиром не решен, я торопливо разорвала конверт, стараясь не повредить его.
Внутри оказался еще один конверт, с иностранными марками. Сердце моё нехорошо ёкнуло. Я разорвала конверт и вытащила письмо от «демонической» Олечки.
— «Лидия», — писала она, — «сообщаю, что семейная жизнь у меня не сложилась. Оставаться в Чехословакии сейчас тоже не могу — из-за незнания языка меня не взяли в театр. Поэтому в октябре я планирую вернуться обратно. Насколько я помню, квартира от Валеева осталась за Светланой. Так что мы с дочерью будем там жить. Приготовь, пожалуйста, документы на квартиру. Мне будет некогда, я уверена, что меня с радостью возьмут в наш драматический театр и у меня будет плотный график гастролей».
Ольга.
Эпилог
Солнце
