что, про что… про пустыню. В которой Мухаммед проповедовал. И будешь ты, Витя, одним из его радиоактивных эмиров. Обещаю.
Майор мрачно полюбовался растерянным другом, подхватил автомат и похромал встречать родную морскую пехоту, преобразившуюся временно в подземных червей. Но на то она и морская пехота: после моря ни высоты, ни подземелий не боится!
Глава 18
День двадцатый и последний
Замполит обреченно смотрел в небо. В зимнее ясное небо, грозу и смерть военных. Для военных лучше всего низкие тучи, желательно с туманом, снег с дождем сутки напролет и подвал поглубже. И тогда есть вариант, что выживешь. А посреди поля при ясном небе — верная смерть. Которая почему-то не приходила. Хотя, казалось бы — чего проще? Вот вам группа бойцов на минном поле, бери любой дрон и гоняй их, как испуганных зайцев. Не попадут под сброс, так нарвутся на мину. Если нечего сбросить на головы трем дуракам, тоже не беда — просто передать координаты артиллеристам. Уж один снаряд им не жалко. И туранской артиллерии хватает, гремит не смолкая всего километрах в трех от Кара-су.
Но день тянулся себе неторопливо и даже как-то мирно, а смерть не спешила.
Замполит вздохнул и с тоской понял, что придется действовать самому. А какой красивый был вариант достойно уйти! Командир бригады, конечно, сволочь конченая, но со своими представлениями о справедливости. Достойно оценил вклад штурмовиков в прорыв туранской обороны, которые имели глупость выжить в сумасшедшем штурме, где полегла половина бригады. Не расстрелял предателей-офицеров у ближайшей стенки, не загнал под позорный трибунал с лишением званий, наград и денежного довольствия. Просто приказал разминировать один из выходов на трассу Кара-су — столица. Днем. Великодушно дал возможность погибнуть офицерами и героями.
Одного не учел командир бригады — некоего сержанта Грошева. Чертов коммуняка занимался разминированием, как будто родился с щупом минера в руке. Еще и глазами недоуменно похлопал, мол, любой офицер обязан владеть всеми солдатскими специальностями. Всеми! Миндец. И ведь он реально владеет. А еще стреляет так, что уже седьмая туранская птичка упокоилась на минном поле. А сейчас ему с майором, видите ли, непременно надо отдохнуть, поболтать о том о сем! Вот и уселись на краю воронки, свесили ноги и болтают…
— Вниз!
Грошев и майор резво скатились в воронку, пригнулись. Замполит сжал зубы и остался сидеть на месте. Но не смог — майор с силой дернул за ногу и стащил вниз. И тут же грохнули прилеты, три в стороне и один совсем рядом. Замполит отстраненно оценил: если б остался сидеть на месте, была бы верная, легкая смерть. Не дали, суки, уйти легко… И туранцы суки, могли бы кассетником вдарить!
Он выбрался из воронки, зажмурился и пошел на минное поле. И шел, пока грубо не схватили за плечи.
— Сдурел? — рявкнул майор.
— Пусти, — тихо прошипел замполит в ответ.
— Понятно, — неодобрительно сказал майор. — Но знаешь что? Ты эти замполитские штучки насчет офицерской чести оставь для гражданки, хорошо? Когда погибнем, тогда и погибнем, а самому нарываться — это некошерно.
— Тебе, может, без разницы, — буркнул замполит. — А я должен погибнуть офицером. Без моей пенсии дочкам на что жить? На зарплату мамы-продавщицы⁈
— Вот с-сука… — озабоченно пробормотал майор. — Так… давай так: живем спокойно до вечера, договорились? А там либо ишак сдохнет, либо султан помре… или нас прибьют. Хорошо? На крайняк сам тебя пристрелю, обещаю! Веришь? Вот и топай обратно, не стой тут, как указатель «на Берлин»!
После чего грубо развернул друга и потащил обратно к воронке. Замполит попробовал вырваться, но безуспешно. Медведь — он и есть медведь. В тельняшке.
На край воронки замполит опустился на остатках воли. Вдруг затрясло всего, и в ногах такая слабость, что шага не сделать.
— А Замполлитра у нас, оказывается, герой, а не придурок! — как ни в чем не бывало сообщил майор и уселся рядом. — Так на чем мы остановились? На лучших сортах сала? Ах, не, на коммунизме! Вот скажи, коммуняка — а я в вашем коммунизме смог бы жить? Я не именно про себя, а обобщенно! Простым, как дважды два, в вашем мире место есть — или все жутко идейные и гениальные?
— Тебе? — переспросил Грошев и рассеянно поглядел на небо. — Тебе… а почему нет?
— Потому что не коммунист! В гробу я видал вашу идеологию!
— В гробу ты видал не нашу, а вашу коммунистическую идеологию, — заметил Грошев хладнокровно. — Так я ее видал там же. Мертворожденная конструкция. А мы… ушли далеко и сильно не туда, если коротко.
— И вашу в гробу видал! И любую другую!
— Но со мной как-то уживаешься? — улыбнулся Грошев. — А я вообще-то не самый компромиссный тип. Страж закона, холодное сердце, стальные руки, верность коммунарским принципам! До сих пор не прибил — значит, с коммунарами ты совместим. И вообще наши адаты основаны на простой, понятной человечности. Действуй по совести и не ошибешься.
— Но я не гений, — сказал майор уже серьезно. — Я простой дубовый офицер, таким и на гражданке останусь. Ваши коммунисты утверждают… м-да… ладно, «не ваши» коммунисты утверждают, что каждый человек талантлив в чем-то своем! Так вот, вранье это! Большинство людей бесталанны, вокруг себя вижу, и не переубедишь! И что им у вас делать? Жить своими мелкими страстями? А как? Обогащаться нельзя, за зависть, клевету и грязные сплетни, если не врешь, у вас сразу морду бьют… и работать надо! Вот что я, лично я буду делать в вашем счастливом будущем? Я же простой российский офицер, в вашем понимании вообще никто, потому что «не владею всеми солдатскими специальностями» и не желаю владеть! А у вас же, в будущем, все без исключения ЛИЧНОСТИ!
— Это ты в меня сейчас плюнул? — спокойно уточнил Грошев. — Да, я творец. И что? Знаешь, сколько от этого проблем? А люди у нас разные, это обязательное условие выживания цивилизации. Тупых нет, научились эту гадость лечить, а в остальном… разные мы. Хватает и очень простых, без них никакого коллектива не получится.
— Ох и скользкий ты, как юго-восточная жаба! — пожаловался майор, потянулся поскрести подбородок и с сожалением передумал. — Поллитра, чего молчишь? Помогай его прижать! Ладно, буду конкретно бить! Как я могу у вас
