– Потом, Кларисса, потом. Я буду ждать вас у кинотеатра «Аврора».
Далее Руслан позвонил Зимину. Он был не только его приятель, но еще и занимал ответственный пост в управе. Обратился к нему со скромной просьбой – срочно нужен билет на ближайший самолет в Турцию. Тот пообещал сделать все, что от него зависит, хотя был крайне удивлен просьбой. Только после этого Руслан тронул машину с места. Колеса понесли его к Берте Станиславовне.
У многоэтажного дома пришлось подождать – не знал код. Когда из подъезда вышла девочка с собачкой, Руслан вихрем взбежал на четвертый этаж и остановился отдышаться. Несколько раз позвонил в добротную дверь. Показалось, дома никого нет, успел посетовать на неудачу, но вскоре послышался неясный скрип. Образовалась щель, перекрытая цепочкой, а на Руслана смотрела пожилая женщина, сидевшая в инвалидной коляске. Он представился, сказал, что хочет поговорить с Бертой Станиславовной.
– Это я, – удивленно ответила она.
– Вы не могли бы меня впустить? У меня к вам длинный разговор.
– Позвоните в соседнюю квартиру, – неожиданно попросила она. Он исполнил просьбу. Когда на площадку вышел мужчина, Берта Станиславовна предупредила его, указав на Руслана: – Этот молодой человек пришел ко мне, запомни его.
Тот покивал, оглядев чужака с ног до головы, посмотрел удостоверение, только после этого Берта Станиславовна впустила Руслана. Квартира, где он очутился, была трехкомнатная, заставленная старинной мебелью и дорогими вещами. «Богато», – подумал Руслан, рассматривая огромные вазы, картины в массивных рамках и множество всяких мелочей, покоившихся на полках. Берта Станиславовна, внимательно изучая его, сказала:
– Вы извините, но это меры предосторожности. Меня однажды пытались ограбить и убить, но только ноги пострадали, после этого я стала осторожной. Как видите, у меня есть что взять.
– Понимаю, – ответил он и перевел взгляд на нее.
Это была сухопарая женщина с орлиным носом, цепкими черными глазами, аккуратно уложенными седыми волосами и совсем не соответствующая восьмидесятилетнему возрасту. Правда, моложе она не выглядела, но держалась так, словно ей лет шестьдесят. Признаков старости в ней не наблюдалось: ни заторможенной речи, ни трясущихся рук, ни тем более маразма, ни ярко выраженной немощи. В молодости она была наверняка красивой женщиной, сводившей с ума мужчин. Это угадывалось и по ее внешности, и по манере разговаривать, хоть и произнесла она всего несколько фраз, и в поведении. Ее не сломила даже инвалидная коляска, сидя в ней, Берта Станиславовна держалась уверенно и с достоинством.
– Безусловно, у вас дома настоящий музей, – между тем произнес Руслан, лихорадочно соображая, как расположить к себе этот памятник старины глубокой. Наверное, надо проявить уважение, сочувствие – старики любят, когда к ним внимательны. – Кто же вам помогает? Ухаживает за вами, убирает квартиру?
– Эти вопросы связаны с вашим визитом? – подловила его Берта Станиславовна, так как поняла, что начал визитер издалека, а ей не терпелось узнать, зачем он пришел.
– Да нет, – несколько смутился Руслан, – просто поразительно, что женщина в инвалидной коляске содержит в таком идеальном порядке дом.
– Да, вы правы, – не без гордости ответила она. – Это трудно. Но сложить крылышки – значит умереть, а я собираюсь пожить еще лет десять, потому что мне нравится жить, даже в инвалидной коляске. Кое-что я делаю сама, ведь с помощью инвалидной коляски я в основном передвигаюсь, это быстрее, чем на своих искалеченных ногах. А вообще-то ко мне приходит домработница и… как же это называется… – прищелкнула она пальцами, припоминая. – Ну, женщина приходит из… за пенсионерами и инвалидами ухаживают…
– А! Соцобеспечение?
– Ну да, кажется. Никак не могу привыкнуть к этим ужасным словам.
– Чем же они ужасны?
– Безликостью, – сразу ответила она. – Госстрах, Минздрав, Соцобеспечение… не слова, а конвейер, за ними не чувствуется человеческого участия. Как только произносят эти слова, мне кажется, что меня хотят наказать, а не помочь. Раньше-то вообще все сокращали: ГТО, ГОЭЛРО, Продмаг… Разве это можно воспринимать на слух? Кстати, вы не сдавали на разряд ГТО? Это кошмар какой-то.
– Я? Нет. А вы?
– У меня, знаете ли, было темное прошлое, поэтому мою кандидатуру всюду браковали, считая недостойной участвовать в великих достижениях.
– У вас темное прошлое? – искренне удивился Руслан. – Никогда бы не подумал.
– А ведь было, – лукаво подмигнула она. – Я из так называемых бывших. Куда меня только не заносило мое происхождение! На лесоповале в Сибири работала! Очень неплохо работала, кстати. И что удивительно – выжила и я, и мама. А прачки не выжили. Думаю, слишком нежными были для лесоповала. А потом работала у… новых русских, учила их детей манерам, французскому языку, как держать вилку и нож. За деньги, которые мне платили, выкупала везде, где находила, фамильные вещи. Знаете, часто из-за этого голодала.
– Вы сказали «новые русские»? Они же только недавно появились.
– Голубчик, они были всегда. Любой чиновник, что в двадцатые годы, что в сороковые или позже, становился «новым русским», потому что умел жить за счет других. Извините, я разболталась. Живу затворницей, никуда не выхожу. Что же заставило вас приехать в такую даль и ко мне лично?
– Берта Станиславовна, вы позволите взглянуть на ваш паспорт?
– Весьма странная просьба. Уж не сомневаетесь ли вы, что я – это я?
– Нет, что вы! Мне нужно кое-что сравнить.
Она ловко подъехала на коляске к старинному бюро, достала паспорт и подала Руслану. Он внимательно прочел все отметки – полное совпадение с данными в копии договора. Осталось выяснить…
– Вам знаком этот документ? – протянул он копию договора, естественно, предполагая ответ.
Берта Станиславовна достала очки, не надевая их, посмотрела на заглавие и первую страницу, вернула договор со словами:
– Помилуйте, голубчик, какой договор?! Какие репетиции? Я не выхожу из дома лет десять, а не танцевала лет пятьдесят.
– Тогда прочтите последнюю страницу. Там данные вашего паспорта, адрес.
Она в недоумении приподняла брови, перекинула листы и уставилась на последнюю страницу. Прочитав, пожала плечами, затем вернула копию договора:
– Даже не знаю, что вам ответить.
– Разрешите вам задать несколько вопросов? Может, они помогут прояснить, каким образом ваше имя попало в договор.
– Скажите, а что вас так заинтриговало в этом договоре? Кто-то воспользовался моим именем, заключил договор аренды, ну и что? Этот человек не расплатился?
– Расплатился, – заверил он. – Просто возникли некоторые недоразумения, я приехал их выяснить. Так вы позволите задать вам несколько вопросов?
– Пожалуйста, вы же за этим приехали.
– Кто ваша домработница? Это первое…
– О, только не она! Ей пятьдесят семь лет, и я знаю ее чуть ли не с рождения. Живет недалеко, взять у меня без спроса она ничего не могла.
– А женщина из соцобеспечения? Она брала когда-нибудь ваш паспорт?
– Случалось. Да вы бы видели ее! Это большая женщина, я имею в виду – толстая. С такой комплекцией вряд ли она умеет танцевать.
– Чтобы заключить договор аренды, уметь танцевать необязательно, – улыбнулся Руслан. – Значит, она иногда брала ваш паспорт.
– Ну, да. Потом, голубчик, она порядочная женщина. Когда делает покупки, приносит мне все чеки, сдачу отдает до копейки, никогда не берет на чай. Кстати, по профессии она флейтистка, а вот работу по специальности не нашла. Интеллигентная женщина! Использовать чужое имя… нет, она не могла этого сделать.
– А еще кто заходит к вам?
– Соседи, разумеется. Это прекрасные люди, кроме одной сплетницы, но она не вхожа в мой дом, я никогда ее не принимаю.
– Скажите, Берта Станиславовна, а близкие у вас есть?
– Вообще никого. Впрочем… как вам сказать… у меня есть одна знакомая, ставшая мне очень близкой. Милочка, то есть Людмила. Скажу по секрету, я написала завещание на нее. Только она об этом не знает. Мы познакомились с ней двенадцать лет назад. Она тоже одинока, часто бывает у меня, даже Рождество мы отмечаем с ней вместе. Это стало традицией. Но, дорогой мой, Милочка богатая женщина, имеет магазины, фирменный салон по пошиву одежды, спортивный клуб. Благодаря ей я еще живу на этом свете. Вы правы, содержать такую квартиру не по силам старухе-инвалидке с мизерной пенсией. Так вот Мила тратит на меня уйму денег. И на ремонт, и на лечение, и домработнице платит, хотя та поначалу отказывалась брать деньги, она из человеколюбия заботится обо мне. Но Мила считает, что не платить за работу неприлично. Она одевает меня, а я, знаете ли, привередливая, что попало носить не стану, хоть и сижу в кресле. Так скажите на милость, зачем ей какая-то аренда, какие-то танцы? Она без них живет в свое удовольствие. Никогда не слышала о ее любви к танцам. К мужчинам она питает страсть, но это естественно. Красивой и одинокой женщине простительно. А к танцам… это, извините, абсурд.
