Со стены ее окликнул часовой, однако она даже не остановилась, а только ответила, что далеко не пойдет. Ей хотелось побыть одной, чтобы не слышать страшного крика Юэна и не видеть этих отвратительных зеленых глаз.
Мейрин дошла до стены и остановилась. Нет, дальше нельзя. Должно же где-то здесь найтись укромное местечко.
Спасение пришло в виде старой постройки в самом дальнем углу двора. В окружении полуразрушенных каменных стен даже сохранилась скамейка. Согнувшись, Мейрин протиснулась сквозь покосившийся дверной проем и села, ощущая одно-единственное желание: как можно дольше не возвращаться в ненавистный замок и не видеть никого из новых сородичей.
Наконец-то нашлось убежище, где она могла отвести душу и всласть оплакать постыдное поведение супруга.
Глава 22
Юэн понимал, что бежать вслед за женой, да еще на глазах у подданных, ни в коем случае нельзя. Девочка просто не понимает, что натворила. Надо дать ей время остыть и успокоиться, а потом можно будет растолковать важнейшие правила жизни клана.
Маккейб повернулся и окинул взглядом зал. Герти уже накрывала на стол к ужину. Судя по аппетитному запаху, охота сегодня выдалась удачной.
— Я восстановлен в должности, лэрд? — с надеждой в голосе спросил Артур.
Юэн устало кивнул:
— Конечно. Ты отлично справляешься с лошадьми. И все же пора прекратить бесконечную перебранку с Магнусом. Как видишь, ссоры очень огорчают госпожу.
Артур мрачно кивнул и пошел к своему месту. Магнусу явно не терпелось немедленно сцепиться с Артуром снова, однако грозный вид вождя заставил его сдержаться. Он тоже сел за стол — как можно дальше от врага.
Юэн занял почетное место во главе стола, и трапеза началась. Мэдди подошла, чтобы наполнить блюдо, однако Маккейб остановил ее:
— Как только закончишь обслуживать воинов, немедленно отнеси ужин госпоже. Она в своей комнате.
— Хорошо, лэрд. Сейчас же к ней поднимусь.
Довольный тем, что хотя бы на некоторое время в доме наступил мир, а супруга не останется голодной, Юэн с аппетитом занялся солидной порцией жаркого.
Возможно, после ужина Мейрин смягчится, и к тому времени, как он поднимется в спальню, буря уже уляжется. Вождь поздравил себя с глубоким пониманием сокровенных тайн женского характера и потянулся за новым куском тушеной оленины.
Однако полчаса спустя, когда Мэдди вернулась и с нескрываемой тревогой доложила, что госпожи в комнате нет, стало ясно, что обобщать женский характер, по меньшей мере, опасно.
Непредсказуемость поведения супруги заставляла Юэна усомниться в собственной мудрости, но самым обидным казался тот факт, что все усилия обеспечить ее безопасность заканчивались крахом. Подобные размышления выбивали почву из-под ног, а ведь Юэн Маккейб с детских лет твердо верил в собственную непогрешимость. Знал, как выучить армию и повести ее в бой. Умел выиграть битву, даже если противник обладал пятикратным численным преимуществом. Но вот сладить с хрупкой девочкой ему до сих пор никак не удавалось. Поражение не укладывалось в голове и грозило свести с ума.
Маккейб встал из-за стола и пошел в ту сторону, где скрылась Мейрин. Раз наверху ее не оказалось, значит, проскочила мимо лестницы, в боковую дверь.
— Госпожу не видел? — окликнул он часового.
— Видел, лэрд, — отозвался Родрик. — Прошла с полчаса назад.
— В какую сторону?
— В старую баню. Грегори и Алан ее караулят. Плачет, а в остальном все хорошо.
Юэн поморщился и вздохнул. Хорошо? Да ничего хорошего! Лучше бы сердилась и возмущалась — и то было бы легче. Но что делать со слезами? Этого доблестный воин не знал.
Он пошел к полуразрушенной бане. Грегори и Алан действительно стояли возле уцелевшей стены. При виде вождя оба откровенно обрадовались и вздохнули с облегчением.
— Наконец-то вы пришли, лэрд. Нужно срочно ее успокоить. Все плачет и плачет. Так ведь и заболеть недолго, — растерянно вздохнул Алан.
Грегори нахмурился.
— Вредно столько плакать, особенно молодой женщине. Если вы что-то ей пообещали, то скорее выполните обещание!
Юэн поднял руку.
— Благодарю за дежурство. Можете идти. Я позабочусь о госпоже.
Воины поспешили уйти, а Юэн прислушался к доносившимся из развалин отчаянным всхлипам. Черт возьми, что же делать?
Он вошел и растерянно оглянулся: в бане было совсем темно. А когда глаза постепенно привыкли к сумраку, Юэн отважился шагнуть туда, откуда доносились звуки, и вскоре обнаружил жену. Мейрин сидела на скамейке возле дальней стены. В небольшое окошко проникал серебряный свет луны, так что можно было разобрать смутный силуэт: склоненная голова, печально опущенные плечи.
— Уходите.
Голос прозвучал глуха и враждебно.
— Ну, милая, — прошептал Юэн и сел рядом, — не надо плакать.
— А я и не плачу, — ответила Мейрин, и сразу стало ясно, что именно это она и делает.
— Обманывать грешно, — заметил Юэн.
— Постоянно кричать на жену тоже грешно, — печально отозвалась Мейрин. — Вы обещали обо мне заботиться, но, видит Бог, особой заботы пока не заметно.
Маккейб вздохнул.
— Но ведь ты постоянно испытываешь мое терпение и, судя по всему, намерена продолжать и впредь. Как же мне не кричать? И пообещать тебе ничего не могу, так как вовсе не уверен, что сдержу слово. Зачем же лгать?
— Вы унизили меня перед подданными, — тихо, но упрямо произнесла Мейрин. — Перед этим тупым конюхом. Его к лошадям и близко подпускать нельзя.
Юэн осторожно заправил за ухо Мейрин непослушный локон и с грустью заметил, что глаза ее распухли от слез, а по щекам текут ручьи.
— Послушай, дорогая. Артур и Магнус ругаются всегда, сколько я себя помню. Начали, наверное, еще задолго до моего рождения, а прекратят только тогда, когда лягут в сырую землю. Да, старики приходили ко мне и просили рассудить, но я велел им разбираться самим. Отдай я лошадь кому-нибудь одному, они тут же найдут следующий повод для спора. Лошадь, во всяком случае, вполне безвредна.
— А я забрала ее у обоих, — призналась Мейрин. — Животное, конечно, старое, но заслуживает лучшей участи, чем служить яблоком раздора для двух дураков.
Юэн усмехнулся:
— Да, они тут же пришли и пожаловались, что ты украла кобылу, да еще и уволила Артура с работы.
Мейрин придвинулась ближе и доверчиво взяла мужа за руку.
— Но как же этот… живодер может отвечать за всю конюшню? Он ведь выгнал на холод свою собственную лошадь. Разве можно доверить ему боевых коней — самое ценное, что есть у воинов?
Юэн снисходительно улыбнулся. Сколько в этой девочке душевного тепла и нерастраченной энергии! Она уже считала замок своим домом и была готова отчаянно сражаться за справедливость.
