Лицо его, покрытое коркой грязи и подсохшей крови, напоминало маску. Одежда, располосованная птеродактилем и прошитая множеством пуль, превратилась в лохмотья.
Но он не чувствовал боли и не боялся терять кровь. Это был стальной человек, оживший памятник, безжалостный голем. Воин, о каком мечтали все диктаторы во все времена, но созданный отставным палачом после заката человечества.
Анатолий не пытался пустить в ход оружие.
Гэмэчел все равно выстрелит раньше.
Может быть, снять противогаз, чтобы Гриша увидел его лицо и услышал не искаженный резиной голос? Впервые он оказался с этим монстрочеловеком лицом к лицу… С таким родным — сколько боев, сколько дорог вместе пройдено — и совершенно чужим. Нездешним. Неподземным.
Толя опустил ствол. И вдруг вслед за ним то же самое сделал и Гриша. Почему? Узнал в Толе бывшего командира? Узнал собрата по эксперименту? Или просто как бездушный механизм перестал идентифицировать Анатолия как врага, как цель?
Толе показалось, что между ними образовалась какая-то незримая, тонкая связь. Поэтому гэмэчел и не…
И тут из кустов выпрыгнул Краб, как чертик из табакерки.
— Не стрелять! — отчаянно крикнул Анатолий, но опоздал.
Увидев Толю и гэмэчела, Краб без всяких предисловий выпустил очередь точно в спину Грише. Тот сделал шаг вперед, зашатался, но удержался на ногах.
Ситуация вышла из-под контроля. Гэмэчел развернулся на пятке и в движении, не целясь, ответил Крабу короткой, точной очередью. Все пули достигли цели: вор выронил автомат, взмахнул руками и упал на спину.
В пылу схватки все забыли о птеродактиле, который воспользовался царившей внизу неразберихой, чтобы выбрать наиболее легкую и доступную добычу. Середину сквера накрыла огромная тень. Летающий ящер в полете сбил Гришу на землю, вцепился когтями в неподвижно лежавшего Краба и оторвал его от земли. Толя, боясь задеть Краба, с опозданием начал прицельно бить по крылатому монстру. Птеродактиль уже успел набрать приличную высоту. Ранить чудовище удалось лишь тогда, когда оно отлетело на достаточно большое расстояние. Однако крылатый ящер все же выронил свою добычу. Тело Краба, выглядевшее издали как темная точка, стремительно приблизилось к земле и пропало в руинах полуразрушенных сталинских многоэтажек.
Сердце Анатолия болезненно сжалось. Ощущение было такое, будто это он сам рухнул на землю вместо своего товарища. Он повернулся к Грише, и вдруг хлопнули выстрелы. У него на глазах череп гэмэчела разлетелся на куски, а обезглавленное тело, сделав несколько шагов назад и вперед, рухнуло на землю, заливаясь кровью. Ошарашенный стремительным развитием событий Анатолий с ужасом понял, что череда кошмаров продолжается. Он без сил опустился перед Гришей на колени.
— Стрелять точно в башку — самый надежный способ прикончить этих суперменов, — самодовольно заявил Аршинов, выходя из-за мемориального камня. — А куда подевался Краб? Мы разделились, чтобы быстрее найти тебя, а теперь его ищи-свищи…
Анатолий молча смотрел на прапора: тот блаженно улыбался, гордый своей победой. Воистину, не ведает, что творит. Анатолий устало махнул рукой:
— Никого искать не надо. Краба больше нет, его унес ящер. Здесь никого больше нет. Двое ушли под землю и заперли дверь изнутри.
— А я тут зачем? — Аршинов снял с плеча рюкзак и тряхнул им. — Взрывчатки столько, что через пять минут я эту будку к едреной фене разнесу! Потопали, нечего тут рассиживаться. У нас еще дел по горло. Эх, давненько же я не брал в руки тротиловых шашек.
Слова Аршинова, его бодрый голос заставили Толю сдвинуться с места.
Всего несколько минут назад потерял сразу двоих друзей.
Корбут и Никита должны ответить за гибель его ребят.
Аршинов знал свое дело. Анатолий едва успевал следить за ловкими движениями профессионала. Заряд был заложен по всем правилам подрывного искусства. Прапорщик велел Анатолию отойти за угол ближайшего здания, забросил рюкзак за спину, чиркнул самодельной зажигалкой и присоединился к товарищу.
В последнее время было слишком много треска и грохота, поэтому взрыв показался Анатолию не слишком громким. Тем не менее свою задачу взрыв выполнил: металлическая дверь с грохотом упала на землю. Толя собирался сразу рвануть вниз по лестнице, но ему пришлось убавить прыть — мешала поднятая взрывом туча пыли. Как только она рассеялась настолько, что стала видна стальная лестница, Толя первым начал спуск в подземелье.
На восьмом, последнем пролете диверсанты сняли противогазы, перчатки и остановились перед знаменитой второй дверью. Анатолий надавил на рычаг, чтобы узнать, понадобится ли взрывчатка. Дверь послушно приоткрылась. Подоспевший прапорщик распахнул ее ударом ноги и в воздухе очертил полукруг стволом автомата. Никого. Анатолий остановился на середине бетонного куба. С ненавистью посмотрел на дверь, которая вела к подземному Лубянскому кладбищу.
Ворвался в коридор…
Корбут стоял у двери лаборатории, прижимая к груди стопку папок и бумаг. При виде бывшего подопечного профессор переменился в лице, охнул и уронил свою ношу. Листки с чертежами и формулами разлетелись по полу, и Толя пошел к профессору прямо по ним.
— Эвакуируетесь, Михаил Андреевич? — спросил он. — Задержитесь на минуточку, сделайте милость. Как-никак бывший пациент в гости зашел!
Корбут был явно перепуган до смерти. Он пытался что-то ответить, но издавал только невнятное мычание. Совсем недавно Толя мечтал о том, как переломает экспериментатору ребра прикладом, но теперь боялся пришибить его одним ударом и тем самым лишить себя удовольствия поговорить по душам.
Наспех обыскав ученого, Анатолий схватил его как нашкодившего мальчишку за ухо и вздернул его вверх. Профессор встал на цыпочки, как дрессированный пудель. Заведя профессора в лабораторию, Толя толчком усадил его на ближайшую кровать и придвинул штатив с капельницей.
— Ну, профессор… Вы столько рассказывали мне о пользе превращения… Неужели самому неинтересно попробовать?
Глаза Корбута округлились от ужаса.
— Р-р-ради всего с-с-вятого… — Профессора начала бить дрожь. — Только не это…
— Да бросьте! Вы же станете генетически совершенным существом. Сможете покорять просторы, лежащие на поверхности! Будете неуязвимы для моих пуль. Может статься, вообще никогда не умрете…
— Не надо… Зачем вам это?..
— Зачем это вам, профессор? Зачем вам было лишать меня моей жизни, моих верных товарищей? Зачем было превращать живых людей в механизмы? Зачем вам переделывать человека?
— Вы не имеете права!
— А какое право у вас было?
— Право ученого! Право гения! Я изменю мир!
— Увы. — Анатолий покачал головой. — Увы.
Он поднял Корбута за шкирку с кровати и силой впихнул его в распахнутую барокамеру.
— Вам не доведется изменить мир. Но мир сейчас изменит вас.
Он захлопнул дверцу барокамеры, крутанул вентили запоров…
— Не напрягаемся, — подмигнул он профессору.
Стены аппарата заглушали истерические вопли Корбута. Но за толстым стеклом иллюминатора было видно лицо безумца с распахнутым ртом и вздувшимися жилами.
В коридоре послышались выстрелы.
Аршинов! Толя оставил Аршинова наедине с двумя самыми опасными головорезами!
Прапор был опытным бойцом, однако устоять против гэмэчела и энкавэдэшника в узком коридоре не смог бы. Черт побери! Толя бросился к двери.
Никита, отстреливаясь из пистолета, пятился к лаборатории. Чтобы не получить пулю от Аршинова, Толя дождался, пока толстяк поравняется с дверью, и втащил его за шиворот внутрь, сделав ему подножку.
Тот быстро оправился от неожиданности, через миг уже поднявшись на ноги. Отточенным движением провел бросок через бедро. Анатолий кубарем покатился по полу. Когда он встал, Никита уже держал его на мушке. Ситуация повторилась до мельчайших деталей. Черный зрачок пистолета завораживал и лишал воли. Сердце у Анатолия готово было вырваться из груди, в голове бухали молоты. Аршинов, кроя матом, спешил на помощь, но опаздывал в любом случае. Автоматом Толя тоже не успел бы воспользоваться.
— Вот и все, — сказал Никита.
И выстрелил.
Целился он ровно в середину лба. Шансов выжить — ноль.
Толя видел, как сгибается пухлый указательный палец, как уходит немного вниз ствол…
Конец.
Но в самый последний миг рука Никиты вдруг отскочила в сторону, и это дало Толе самую последнюю крошечную спасительную возможность. Толику показалось, что он видит закругленную головку покидавшей ствол пули. По крайней мере, он точно знал направление полета свинцовой пчелы и, отклонившись, на несколько миллиметров сторону, почувствовал колебание воздушного потока у своего виска.
