Клубящуюся пелену прорезали вспышки противотанковых орудий, ударили несколько пулеметов. Зазвенели, набирая высоту, мины. Мгновенно ответили стволы, имевшиеся в распоряжении штурмовой группы.
В течение четверти часа длилась ожесточенная перестрелка. Взрывы снова заволокли все вокруг дымом. Степан Кондратьев объединил в одну батарею тяжелые полковые и 82-миллиметровые батальонные минометы.
Накрыли противотанковые 75-миллиметровые пушки. Из четырех орудий два вскоре замолчали, остальные стреляли реже — была выбита часть расчетов. Лейтенант Усков, стараясь перекричать грохот взрывов, убеждал Ольхова:
— Давай команду на прорыв. В этом дыму мы проскочим и сомнем заслон.
— Вас из «фаустпатронов» сожгут. Стой на месте… пока.
Перебежками продвигались вперед разведчики, саперы и пехота. Требовалось захватить и уничтожить минометы, которые вели беглый огонь из глубины вражеской обороны. Маленький сержант Рябков выкатил свой «горюнов» под защиту рухнувшего вяза и ровными очередями бил по вспышкам ближнего к нему пулемета.
На войне люди быстро показывают, чего они стоят. Невидный из себя колхозный плотник Игнат Рябков имел отсрочку от призыва по состоянию здоровья. На фронт попал летом сорок четвертого. В своей деревне, как и в собственной семье, веса не имел, подчиняясь жене и начальству.
— Пропадешь ты, Игнашка, на этой войне, — плакала на проводах подвыпившая жена, баба толстая, в два раза крупнее Игната. — Девчонки сиротами останутся, никому не нужные.
Девок в семье было трое. Самой старшей шестнадцать.
— Ниче, пробьемся, — храбрился Игнат.
А сейчас считался лучшим пулеметчиком в роте, разумно командовал расчетом, а на груди мерцала серебряная медаль «За отвагу». Замолк немецкий «МГ-42», который вместе с расчетом прикончил сержант Рябков. Сменив позицию, торопливо затягивался самокруткой, высматривая новую цель, не забывая напоминать третьему номеру расчета:
— Ленты набивай. Шевелись…
Ольхов, оторвавшись от бинокля, похвалил сержанта и показал на вспышки с краю траншеи.
— Еще один «МГ» работает. Бери его в оборот.
— Сейчас, — разворачивал Рябков хорошо смазанный, надежный пулемет Горюнова.
Атака захлебывалась. Не таким уж большим был вражеский заслон, но пулеметов и новых автоматов «МП-43» в нем хватало. Кондратьев хоть и сумел заглушить часть минометов, но мины продолжали сыпаться. В самый неподходящий момент проявился бронеколпак, откуда повел огонь 15-миллиметровый пулемет.
Пули весом семьдесят граммов: бронебойные, зажигательные, разрывные, пробивали кочки, деревья, пулеметные щитки и наносили смертельные раны.
И хуже всего, что нельзя было обойти этот узкий коридор, проложенный в минной заградительной полосе. Оставалось ползти или атаковать в лоб, как делали всю войну, проламывая оборону людской массой, телами солдат.
По бронеколпаку вели огонь два расчета противотанковых ружей. Поединок длился недолго. Одно ружье перебило надвое и прошило пулей первого номера. В другом расчете очередь из колпака тяжело ранила обоих бронебойщиков.
Медсестра Шура, сумев добежать до воронки, перевязывала их, разрывая все новые индивидуальные пакеты. Кровь из ран размером с пятак не удавалось остановить ни жгутами, ни бинтом. В отчаянии рыжая двадцатилетняя девчонка заплакала. Кинулась было за помощью, но ее взяли на прицел — пули расшибали бруствер, жутко свистели над головой. Шура снова сползла на дно воронки к своим раненым.
Расчет орудия «ЗИС-3» сумел попасть двумя снарядами в бронированный колпак, но не пробил его. Снаряды рикошетили. А затем на пушку посыпались трехкилограммовые мины, расчет частью погиб, другие были контужены, разнесло оптику.
— Долго мы в этом сраном лесу людей терять будем? — матерился Савелий Грач. — Надо пускать танки. Слышишь меня, Василий? Пехота ничего не сделает, только людей погубим.
Капитан хорошо слышал старого друга. Крикнул подружке Шуре, все пытавшейся вылезти из воронки:
— Сиди там, Шурка. Никуда не лезь, мать твою. Пришибут!
Вызвал Павла Ускова и Якова Малкина.
— Яков, быстро формируй два десантных отделения по десять человек. Одно возглавишь ты, второе — Сергей Вишняк. Отобрать людей поможет Савелий Грач.
Затем повернулся к Ускову:
— Паша, нет другого выхода. На полной скорости вперед. Один танк впереди, ты — следом.
— Я впереди, второй — следом, — с легкостью распоряжался своей жизнью красивый двадцатилетний орденоносец Павел Усков, командир роты из двух машин.
— Ты ротный командир, пойдешь вторым, — оттолкнул его Василий Ольхов. — Тебе управлять танковой атакой.
Два десантных отделения уже сформировали. Бойцы стояли возле работающих на малом ходу «тридцатьчетверок». Было заметно, что нервничал и пытался что-то сказать Яков Малкин.
— Ребята, пойдете в прорыв под огнем, — хрипло объявил капитан Ольхов. — Только не вздумайте прыгать раньше времени. Без вашей помощи танки уничтожат «фаустпатронами». Броня многим спасет жизнь. Если начнете соскакивать на ходу, вас постреляют, как куропаток. Пробиваться будете не одни, следом пойдет в атаку вся штурмовая группа, включая меня с ординарцем и старшину.
— И повар побежит? — хохотнул кто-то.
Смех не поддержали. Савелий Грач теребил Ольхова за рукав и шептал:
— Ты зачем Малкина посылаешь? Толку от него! Я возглавлю десант, там тяжко придется. Я…
— Ты — мой заместитель, — оборвал его капитан. — Будешь там, где укажу. А парторга посылаю, чтобы все видели.
Ольхов запнулся, подбирая нужные слова.
— В общем, прорываться будем любой ценой. Атакуем в лоб не от хорошей жизни. Времени для обхода и фланговых ударов нет. Десанту занять свои места! Движение начинаем по зеленой ракете. Сигнала к отступлению не будет. В этом коридоре дорога только в одну сторону.
«Тридцатьчетверки» с десантом на броне, набирая скорость, неслись вперед. Вели огонь орудия, пулеметы, стреляли десантники, сидевшие на броне. Головная машина проскочила противотанковую мину, которая рванула метрах в трех позади.
Взрывной волной сбросило на землю сразу двоих десантников, а в танк выстрелили из «фаустпатрона».
Заряд прошел мимо. Сергей Вишняк дал длинную очередь вдоль траншеи, откуда показались несколько массивных касок.
На бруствере мостили еще одну трубу с набалдашником. Гранатометчик выстрелить не успел. Пули угодили ему в голову звякнула пробитая каска.
Командир танка, молодой лейтенант, действовал расторопно. Он круто развернул машину и погнал ее вдоль траншеи, навстречу опасности. Еще один неосторожно поднявшийся гранатометчик свалился, пробитый пулями. Вишняк понял, что теперь можно спрыгивать и вести бой самостоятельно.
— Ребята, прыгай! Гранаты к бою.
Команду заглушил взрыв противотанковой гранаты. Но головному танку пока везло, граната не долетела.
Отделение Вишняка, хоть и не в полном составе, расстреливало с брустверов находившихся в траншее немецких солдат. Сергей сумел опередить пулеметчиков, которые шарахнулись прочь от русского танка, а теперь снова разворачивали станковый «МГ-42». Очередь опрокинула командира расчета, пробило плечо второму номеру.
Бежавшие следом десантники угодили под автоматный огонь. Один сорвался с бруствера и тяжело рухнул в глубокую траншею. Второй выронил «ППШ» из пробитой руки и успел уйти от трассеров, прорезавших задымленную пелену.
Машина лейтенанта Ускова летела на бронеколпак. Пули калибра 15 миллиметров звенели о броню, вспыхивали фиолетовыми огоньками. Шлепок о живую плоть сбросил с брони десантника, до последнего стрелявшего из автомата. Снаряд, выпущенный наводчиком Лукьяновым, отрикошетил от верхушки бронеколпака.
Якова Малкина ударило в лодыжку. От сильной боли он на секунды потерял сознание, его удержал сержант-десантник. Он поглядел на ногу лейтенанта. Яловый сапог разорвало, ступня была вывернута. Из разлохмаченного отверстия текла кровь. Малкину требовалась срочная помощь.
Танк лейтенанта Ускова встряхнуло. Заряд «фаустпатрона» врезался в лобовую броню. Запасные звенья гусениц, старательно закрепленные механиком Антоном Долгушиным чуть ниже его люка, ослабили удар и спасли жизни части экипажа.
Но не спасли механика. Его тело прожгло, разорвало на уровне пояса, а смерть была мгновенной. Наводчик Лукьянов не чувствовал ног, внизу что-то горело. Его подхватил лейтенант Усков, помог добраться до люка.
Контуженый стрелок-радист задыхался в густом дыму и тщетно рвался наружу. Ядовитая гарь душила его, прерывая дыхание. Павел Усков и Никита Лукьянов успели выбраться прежде, чем огонь заполнил машину и начали детонировать снаряды.
Они отползали прочь, а Никита в отчаянии крикнул:
— Где мои ноги? Слышь, Паша?
