Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы должны остаться.
— Должна, как же! Вперед! Я за вами!
Подъем оказался болезненным, как она и предполагала. Она преодолела боль, охнув и крепко стиснув зубы. Ковыляя мимо стола Шенберг, она поставила кофе и прихватила с собой конверт, в котором лежала та фотография. Шенберг уже надписала его аккуратным бисерным, почерком, поставила точную дату и обстоятельства обнаружения.
Сунув конверт за пазуху, Алекс двинулась дальше. Дэвис уже скрылся за углом — обыкновенный парень, у которого вышло время дежурства. Или только заступает. Она прошла мимо знакомого полисмена, тот бросил на нее беглый взгляд, увидел табличку посетителя и пропустил.
Успеть бы выйти на улицу, пока не вернулась Шенберг!
— Хоббс!
О Господи, совершенно некогда думать! Придется решать. Можно обернуться, улыбнуться, вернуться за стол — и оставить Дэвиса одного, под прицелом, как раненого зверя, у которого не осталось ни одного надежного убежища.
Он должен увидеть эту фотографию. Должен.
Дэвис неторопливо смешался с толпой закончивших дежурство и выходящих из здания полисменов.
Шенберг громко окликнула ее еще раз, но Алекс упрямо шла вперед, проталкиваясь сквозь толпу к выходу и ожидая услышать топот ног за спиной, громкую команду "Стой!".
Она на мгновение обернулась.
Шенберг стояла к ней спиной и кричала в пустую комнату. В сторону двери никто не смотрел.
Алекс не поняла, радоваться этому или пугаться. Впрочем, это не помешало ей вывалиться на крыльцо, проковылять мимо очередного полицейского, который кивнул ей, мимо припаркованных машин и выйти на улицу.
Габриэль Дэвис спокойно сидел на автобусной остановке, дожидаясь ее. Она плюхнулась рядом, шипя от боли, и вытянула ногу перед собой.
— Какие будут предложения? — поинтересовался Дэвис.
Алекс молча извлекла из-за пазухи фотографию.
Он взглянул, на лице ничего не отразилось, но Алекс уже научилась понимать его чувства по малейшим движениям. Она определила отчаяние. И боль.
Он взял фотографию в руки, перевернул. Прочитал текст.
И молча вернул обратно.
— Думаю, вам лучше вернуться, — сказал Дэвис. Механический голос был неимоверно далек от того, что он мог чувствовать на самом деле. Алекс убрала снимок в конверт, конверт — в сумку, под револьвер, который Шенберг так удачно "забыла" конфисковать.
Автобусная остановка казалась слишком открытой. Алекс бросала нервные взгляды по сторонам, ожидая подъезжающего автобуса, фургона, бегущих полицейских. Пока — никого.
— Что? — спросила она.
— Это дом Рашели. Моей бывшей жены.
Дом моего сына, хотел сказать он, но побоялся. Дом Джереми.
Ржавые качели за домом. Марджори Кассетти, с улыбкой цепляющая булавкой фотографию к кофточке.
— Давно? — произнес Дэвис. Это уже напоминало разговор.
— Она дала мне ее часа два назад.
— Слишком поздно. — Взгляд его сделался страшно тяжелым, ей даже стало трудно дышать. Тщательно и ровно выговаривая каждое слово, он продолжил: — Для опытного человека расчленить ребенка — дело пяти минут. А может, и меньше.
Ты говоришь про своего сына, хотела сказать Алекс, но не смогла. Про своего собственного сына.
Он всё прекрасно понял. Она могла судить об этом по его дрогнувшим пальцам, по напряжению плеч. Очевидно, он уже неоднократно мысленно рисовал себе эту картину.
Он действительно всерьез испугался. И от этого сделался беззащитным.
Она — единственное, что у него осталось.
— Надо ехать, — негромко сказала Алекс. Дэвис молча кивнул. — А если она ждет тебя там?
— Я перережу ей глотку.
Автобус не годился. Слишком медленно. Алекс кивнула на телефонную будку в конце квартала, предлагая вызвать такси. Дэвис заметил, что его бумажник остался в полицейском участке.
Алекс, нагруженная деньгами и оружием, только пожала плечами.
Они ждали такси, стоя под деревом, как парочка, собравшаяся в парк на пикник. Как две жертвы, подвергшиеся хулиганскому нападению.
В кондиционированном салоне такси она вздохнула с облегчением, избавившись от уличной жары и посторонних взглядов. Проезжая мимо полицейского участка, она заметила Мишель Шенберг, которая стояла у своей машины и глядела куда-то вдаль.
Извини, пробормотала Алекс, обращаясь к ней., и откинулась на прохладное кожаное сиденье.
Поездка заняла тридцать шесть минут. Открыв глаза, Алекс увидела, что они едут по тихой аллее, по обе стороны которой виднеются дешевые ветхие дома. Водитель остановил машину у тротуара. Впереди, на холме, стоял дом, изображенный на фотографии.
Дэвис уже выскочил из машины. Алекс протянула водителю шестьдесят долларов. Ждать он отказался. Пришлось выбираться. Оставшись на обочине, она посмотрела, как машина исчезла за ближайшим поворотом.
— Можете остаться здесь, — ровным голосом предложил Дэвис.
Она перебралась на тротуар и посмотрела в сторону дома. Подъем показался вполне умеренным.
— Нет, не могу. — Ей пришло в голову, что утверждение в равной степени относится и к его предложению, и к перспективе забираться в гору. Если последнее — она нытик. Этого допустить нельзя.
Передернув плечами, она поковыляла вперед. Дэвис быстро обогнал ее. Издалека она видела, как он оказался у двери, рванул на себя. В мгновение ока исчез в доме, не позаботившись прикрыть дверь.
"Подожди!" — хотела крикнуть она, если бы хватило дыхания. Нет, ждать нельзя. Кое-как одолев четыре ступеньки покосившегося крыльца, Алекс осторожно просунула голову внутрь.
Темная неприбранная комната. В углу — гора бумажного мусора как минимум недельной давности. На всех горизонтальных поверхностях мебели — разбросанные журналы; между ними, на оставшемся пространстве, — светлые пятна пыли. Ничего особенного. Обычный дом, занятая мать, обитатели любят читать.
На полу лежала раскрытая книга. Листы тихонько шуршали от ветра, врывающегося в открытую дверь. Подойдя ближе, она поняла, что это какой-то роман.
В другой комнате скрипнул пол. Алекс задохнулась от неожиданности и схватилась за сумку, дрожащей рукой вытаскивая револьвер. Навести на цель и спустить курок, напомнила она себе. Но только не на Рашель или Джереми Дэвиса.
И не на Габриэля, разумеется.
Если только…
Алекс боялась двигаться дальше, боялась покинуть уже ставшую знакомой комнату, где телевизор пялился на нее большим черным глазом, где ничто не выглядело странным или угрожающим. Где-то здесь должно быть послание от Марджори Кассетти.
— Алекс! — От того, как прозвучал его голос, она вздрогнула. Габриэль показался из двери кухни. На бесстрастном лице глубокими черными ямами выделялись большие глаза. — Проверьте наверху.
Она хотела сказать, что не может, но ноги уже сами понесли ее к лестнице. Лестница была застелена старым вытертым голубым ковром, потрепанным по краям — видимо, грызла собака. В разных местах виднелись пятна — следы пролитого кофе или еще каких-то напитков. Ногу жгло дико.
Вся дрожа, она задержалась на лестничном пролете и осторожно заглянула за угол. Ничего. Никто не бросился на нее ни из дверного проема, ни сверху. Внизу слышались шаги — Дэвис нетерпеливо переминался с ноги на ногу, глядя на нее от двери кухни.
Он слегка кивнул ей, как бы говоря — продолжай. Нервно сглотнув слюну, она чуть не поперхнулась и еще крепче стиснула рукоятку револьвера. Только не на курок! — прикрикнула она себе, чуть не опоздав.
Четыре ступеньки. Три. Одна.
Холодный ветер в лицо, словно где-то включили кондиционер. Над плечом она увидела выключатель и зажгла свет. Коридор. Он уходит налево, видимо, там две спальни. Небольшая ванная комната — прямо. Сначала она решила заглянуть сюда.
Выключатель оказался под рукой. Старая, пожелтевшая от времени кафельная плитка на стенах. Ярко-зеленая, веселая занавеска над ванной. Пока ничего подозрительного, ничего страшного. С колотящимся сердцем она отдернула занавеску.
Ничего особенного, кроме крупного сливного отверстия в ванне.
Она попятилась, вернулась в коридор и повернула налево. Коридор показался неестественно длинным. Спальня. Приоткрыв дверь, она заглянула туда. Через окно в крыше проникал дневной свет. Неприбранная постель, стопка белья. Выключатель здесь был справа. В ярком свете ей сначала показалось, что на кровати лежит тело. Но нет, всего лишь одеяла и простыни, сбитые в кучу. Алекс осторожно огляделась и опять не нашла ничего подозрительного. Белье на полу было чистым. В основном — простыни и полотенца. Судя по желтевшим складкам, лежит здесь давно.
По стенам развешены фотографии. Джереми в годовалом возрасте. Джереми — крепыш лет пяти-шести. Джереми на коленях у матери.
- Красный дракон - Томас Харрис - Маньяки
- Лик смерти - Коди Макфейден - Маньяки