Леха слушал так внимательно, что не получалось жевать. Петя за глаза часто поругивал Семенова, обзывал то «нанодинозавром», то «нанотроглодитом», но уважал его, это было заметно. Они с Семеновым успели основательно потрудиться на тонкой доводке девятой серии, по большей части переделывая или «всаживая» то, что криво выходило у непосредственных подчиненных Рыбникова. Бывшая лаборатория Деда играла в Нанотехе роль «скорой помощи», в нее тащили все проблемные узлы. Сейчас был период затишья, но Петя не унывал: рано или поздно свалится такая заковыристая работа, какой во всем институте не сыщешь.
А еще Петя много знал о пятой серии, боготворил Деда и был совершенным фанатом репликаторов. О сложностях и парадоксах репликации мог говорить бесконечно. Проходя мимо модели «пятерки», замедлял шаг и вздыхал. «Пятерка» была для него чем-то вроде фетиша. По словам Пети, она символизировала не просто научный прорыв — это была дверь в новый мир. Тот мир, в котором, по всем понятиям, должны были жить нынешние поколения — а им не дали. Запретили. И навязали другую жизнь, красиво раскрашенную, только совершенно чужую. Петя был старше Лехи лет на двенадцать, но думали они одинаково. Под белой форменной робой Петя носил футболку с издевательским лозунгом: «Я люблю государственно-монополистический капитализм!» Однажды он на проходной столкнулся с Михалборисычем, тот прочел, что на Пете написано, и сказал: «Смело. Молодец, что не боишься заявить о своих политических взглядах. Хвалю. А вот я на самом деле люблю эту фигню! Только никому не говори!»
В общем, Петя был парень свой. Леха сам не заметил, как, нарушая запрет Семенова, выложил Пете все, что знал о пятой серии и ее непростой истории. Программист оказался благодарным и внимательным слушателем. И в свою очередь, точно как Семенов, посоветовал с кем попало о «пятерке» не болтать. Потому что институт большой, люди попадаются разные, и помимо стукачей службы безопасности тут могут бродить по этажам самые настоящие тайные агенты ФСБ. Нехороший случай с Гуревичем имел место, по историческим меркам, вчера. И пострадать за одну только мечту о репликаторах очень даже можно…
— Приятного аппетита! — раздалось сверху. Леха поднял глаза.
Рядом со столиком остановился румяный дядька в халате с синей врачебной эмблемой. «Зарецкий Антон Сергеевич», — прочел Леха на бэдже. Фамилия показалась ему знакомой.
Петя в ответ на приветствие что-то неразборчиво хмыкнул, Леха кивнул.
— Вы как себя чувствуете, Алексей Викторович? — спросил Зарецкий.
— Э-э… Хорошо, — неуверенно отозвался Леха. — А что?
— А ничего, — сказал Зарецкий. — Совершенно ничего. Почему все так напрягаются, едва увидят доктора? Уж от вас-то, Алексей Викторович, не ожидал. У вас доктор фактически дома прописался. Могли бы привыкнуть.
Он забавно сморщил нос в улыбке, заложил руки за спину и покачался с пятки на носок.
— Мы, кстати, с этим доктором вместе тут начинали!
— Ой! — воскликнул Леха. — Ну конечно. Папа рассказывал о вас. Здравствуйте. Вы же теперь…
— Да, так получилось, — Зарецкий кивнул. — Напрасно Витя уволился, ну да ладно, дело прошлое. Зато ему не надо слоняться по институту и напоминать сотрудникам, что на дворе осень и по городу уже пополз грипп. Он в этом году неожиданно ранний. Мы, конечно, всех привьем, но на подходе свеженькие мутировавшие штаммы. А вы, господа, у нас не абы кто, трудитесь в микротехнологической лабе. Поэтому убедительно прошу, Алексей Викторович, при малейшем недомогании, особенно если подскочит температурка, никакого геройства, сразу звоните мне по внутреннему. А то вы чихнете на Семенова, а он подышит на предметное стекло…
— Да какое у нас предметное стекло… — буркнул Петя.
— Ну, вы поняли. Договорились, Алексей Викторович? Сразу звонок мне, и встречаемся в санчасти.
— Ага, — сказал Леха, не слишком довольный таким интересом к своей персоне. Он к докторам привык, естественно, но они его слегка утомили за последние восемь лет. Вот пока болел смертельно, не утомляли, а как выздоровел — задолбали просто.
— Петр, это и вас касается, — бросил Зарецкий и удалился.
— Немедленно отыщу предметное стекло и зачихаю его до потери прозрачности, — сказал негромко Петя, едва доктор отошел.
Леха сгорбился, давя в себе хохот.
— Болтун — находка для шпиона, — добавил Петя.
— В смысле?..
— Это же у него в отделении утечка была.
— А-а… Слышал.
— Хотя не обязательно утечка, — Петя задумчиво помахал ложкой. — Могли какой-то реальный баг замаскировать. Пустили дезу, а весь институт ее и слопал… Они тут мастера тень на плетень наводить. А какой-то баг точно был, ведь не просто так «яму» тормознули и «девятка» встала на модификацию. На модификацию, ха-ха. Не помню случая, чтобы в Нанотехе чего-то улучшали. Обычно исправляют. Зря я, что ли, у Семенова который год сижу, к нам все концы сходятся, мы тут, считай, местное МЧС. Но сейчас Рыбников сам работает. Значит, или баг ерундовый, или, наоборот, это такой секрет фирмы, что даже Семенову лучше не знать…
Леха кивнул. По институту давно ползал слушок, будто добровольцы, на которых обкатывали «девятку» в экспериментальной клинике, отмечали резкое улучшение самочувствия и общий эмоциональный подъем. Об этом шушукались по углам: добровольцы-то здоровые, куда им еще лучше себя чувствовать?.. Последовало устное разъяснение строго для служебного пользования: был отмечен непредвиденный побочный эффект, имеющий психологическую, а не «нанотехнологическую» природу. И тут же новый слух: якобы один из врачей проболтался, что добровольцев натурально пёрло целую неделю, а потом началась у них депрессуха, вроде похмелья… А теперь вот даже остановлена поточная работа. Значит, чего-то перемудрили и теперь переделывают.
— А если не «даже Семенову», а именно Семенову лучше не знать, что там случилось? — спросил Леха первое, что пришло в голову.
— Почему? — удивился Петя. — Чем Семенов такой особенный? Да он проверенный сто раз, человек-могила. Вон когда Гуревича замели, его же оставили… Нет, там у Рыбникова, наверное, какая-то хитрая фича, и он над ней трясется. Рыбников секретами делиться не любит. Мы ведь целой работоспособной «девятки» так и не получили в руки, только по частям. Я все надеялся на нее посмотреть вблизи — а фигушки…
— Семенов особенный тем, что он личный техник Деда, — напомнил Леха. — Он видел такое, чего тут никто не видел.
— И?..
— Допустим, он может что-то разглядеть в «девятке», что-то понять… Такое, что Рыбников хотел бы скрыть.
— А я и говорю: у него там ноу-хау на Нобелевку, вот он над этой фичей как царь Кощей над златом чахнет… — Петя осекся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
