Бахтиари сразу же принялся звонить по телефону, и когда Маркони услышал названия телекомпаний, газет и радиостанций со всех концов страны, на лице его отразилось изумление размаху этой сети. Звонок следовал за звонком, и Бахтиари стал обретать чувство уверенности. Заполнялся единственный пробел — неосведомленность, какими уликами располагает Лоуэлл. Устные показания олимпийцев не беспокоили… Лоуэлл — убийца, никто не поверит его невероятной истории о секретной группе в высших сферах правительства. Разве «Уотергейт» не обнажил все? Разве что-то осталось необнаженным?
Бахтиари знал, что Лоуэлл выполнил десятки щекотливых заданий. Знал, что каждую пленку с записанным телефонным разговором, каждую фотографию документа он переправлял «дезертирам», а Маркони отсылал их через сеть курьеров Бахтиари к олимпийцам. Эти документы были взрывоопаснее всего, раскрытого в уотергейтском деле. Лоуэлл был профессионалом, но не подозревал, что его использовали профессионалы более высокого класса — олимпийцы. Обнародование этих документов было бы пагубным, даже роковым.
Бахтиари сделал последний звонок.
— Совершенно верно. Телекомпании под контролем… Мы наблюдаем и за местными, так что не беспокойтесь…
Когда он положил трубку, Маркони спросил:
— Из-за чего такая тревога? Чтоб не допустить выступления по телевидению?
— Помимо всего прочего, — ответил Бахтиари. — Должен сказать, что твой друг детства причинил нам больше хлопот, чем кто бы то ни было за многие годы.
— А теперь?
Бахтиари встал.
— Теперь… его улики в руках у нас.
— Как же вы…
— Пойдем в зал связи, — сказал Бахтиари, — я покажу тебе.
Маркони с признательностью вышел вслед за ним из кабинета. Это означало, что его оставят в живых.
Олимпийская резиденция Бахтиари находилась не в маклинской штаб-квартире ЦРУ, а на шестом этаже здания «Ринг билдинг», на Коннектикут-авеню. Она занимала весь этаж и функционировала под вывеской «Страховая компания Гаррисон энд Гаррисон» — там действительно были страховые агенты, обученные на средства олимпийцев.
Кабинеты их находились рядом с лифтами.
Мало того, никто из посетителей не мог бы проникнуть в резиденцию из-за препятствия — стены. Лишь когда в кабинете одного из «страховщиков» отпирался замок, стена отъезжала. Персонала в конторе было немного; несколько человек, работавших там, были питомцами ЦРУ. Двое старших служащих, в прошлом агентов, проводили здесь полный трудовой день. Только Бахтиари, третий человек в организации олимпийцев, до сих пор служил в управлении.
Он привел Маркони в зал связи. Маркони здесь никогда не бывал. У одной стены телексы, на наклонных полках до самого потолка включенные по замкнутому каналу телевизоры, карта США, ключевые города на ней обозначены лампочками, простой стол и несколько стульев. Маркони догадался, что на стол направлена телекамера, потому что, сев за него, Бахтиари поправил галстук.
Маркони оглядел все телевизоры. Ничего, кроме расплывчатых изображений. Потом заметил, что под каждым телевизором стоит название какого-нибудь крупного города. Бахтиари повернулся к пульту управления, находящемуся на расстоянии вытянутой руки от его кресла. Пульт был усеян кнопками и ручками настройки.
Бахтиари нажал одну кнопку и сказал Маркони:
— Смотри телевизор у правой стены, третий с конца.
Под телевизором была надпись: «Детройт».
— Что за черт? — сказал Маркони, увидев, как изображение человека за письменным столом стало резким. Но речь его была совершенно невнятна!
Бахтиари нажал еще две кнопки, и телевизоры ожили, на экранах появились люди, произносившие неразборчивые слова. В комнате стояла какофония звуков. Маркони захотелось зажать уши!
— Что происходит? — крикнул он, перекрывая шум. Четкие лица на экранах несли невнятицу. Безликие люди докладывали по вызову со всех концов страны. «Господи, — подумал Маркони, — если все районы докладывают по этим телемониторам, значит, дело Лоуэлла всерьез насторожило „контору“».
Бахтиари нажимал кнопки, экраны телевизоров темнели. И в полумраке Маркони непонятно почему ощутил страх. Господи, во что он ввязался? Эта организация гораздо более мощная, чем ему представлялось.
— На каком языке они говорили? — спросил он.
— На английском, разумеется. Чему тебя учили в «конторе»?
— Но ведь изображение было ясным.
— А мы удалили звук с каждой пленки! Это нетрудно. К счастью для тебя, мы вовремя перехватили материалы Лоуэлла. Хочешь посмотреть их на экране?
— Конечно.
— Прокрути материалы Лоуэлла, — сказал Бахтиари по селектору киномеханику. А Маркони сообщил:
— Первую пленку получили всего час назад.
На одной стене опустился экран, он ярко осветился, и на нем появился нервный молодой человек, Лоуэлл, стол его был завален документами, под рукой стоял магнитофон.
Лоуэлл говорил:
— Я — Аллен Лоуэлл, известный вам как убийца. Сейчас я покажу вам тайно сфотографированные документы и прокручу пленки с подслушанными телефонными разговорами, я делал это по заданию организации, еще неизвестной вам… опаснейшей группы заговорщиков, когда-либо существовавшей в нашем правительстве. Они именуют себя олимпийцами…
18
Приказ по радио из управления арлингтонской полиции:
Всем автомобилям… отправиться к Арлингтонскому кладбищу и поступить в распоряжение мистера Уильямса из министерства юстиции и мистера Джарвиса из штаб-квартиры ФБР.
Разговор по радио между летчиком Клеем Монаганом с полицейского вертолета № 78 и руководителем полетов Джеем Пирсоном:
Монаган. Все в порядке, мы выловили его из воды. Он цел и невредим. Какие будут инструкции?
Пирсон. Вас понял. Доставьте его на берег и высадите. Затем немедленно отправляйтесь на Арлингтонское кладбище. Человек в сером деловом костюме будет Уильямс. Любой другой, приближающийся к нему, будет убийцей. Уильямс говорит, что прошлой ночью видел убийцу, на нем коричневая рубашка и джинсы.
Монаган. Вас понял. Вы мне уже говорили это.
Пирсон. Вас понял. Напоминаю еще раз, непонятливый ирландец.
Монаган. Связь кончаю.
19
В маленьком полицейском вертолете Монаган повернулся к Аллену, державшему его под дулом пистолета. Второй пилот был в наручниках, с кляпом во рту.
— Порядок? — спросил Монаган.
— Нужно было рассмеяться его шутке.
— Попробуй рассмейся, когда на тебя наведен пистолет. Эй, что ты делаешь, черт возьми?
Аллен раздевал лежавшего на полу второго пилота, тот пытался нанести ему удар скованными руками. Летчик обернулся, и вертолет понесся вниз. Аллен присел на карточки, целя Монагану прямо в голову.
— Я убил немало людей, — сказал он.
Монаган повернулся и выровнял вертолет. Он соображал, что можно предпринять.
Как-то подать сигнал? Выбросить что-нибудь — записку, да мало ли что? Но нужно соблюдать осторожность. Настоящего убийцу он мог распознать. Лоуэлл был мастером этого дела. Потом он услышал вздох, оглянулся и увидел, что второй пилот обмяк.
Этот парень оглушил его рукояткой пистолета или приемом каратэ.
— Смотри вперед! — приказал Аллен.
Десять минут спустя рядом с летчиком сел человек в полицейской форме, но на сей раз вторым пилотом был Аллен.
— Часто выходишь на связь? — спросил он.
— Четкого расписания нет, — ответил Монаган.
И получил пистолетом по скуле. Пошла кровь.
— Каждые четверть часа, — сказал Монаган, — но необязательно с точностью до минуты.
Вертолет неторопливо пролетал над Потомаком, слева виднелся мемориал Линкольна, машины на Рок Крик Парквей, прямо по курсу — обелиск Вашингтона, белая, устремленная в небо шпага, серые правительственные здания на Пенсильвания- и Конститьюшн-авеню, красивые зеленые лужайки Молла, потом свернул к югу, промелькнул самолет, садящийся в Национальном аэропорту, и впереди показался склон холма, люди на нем, завидя приближающийся вертолет, стали прятаться. Их сотни, подумал Аллен. Там, должно быть, сотни полицейских. Но где же Уильямс?
Вертолет с двумя полицейскими на борту ни у кого на земле не вызывал подозрений.
Справа кружил еще один вертолет. Монаган запросил по радио:
— Участок. Есть новые распоряжения?
— Вас понял. Наблюдать местность возле особняка и могил. Видите Уильямса?
— Нет. Где он?
— Сейчас должен быть у особняка Ли.
Вертолет спустился к крыше особняка. Уильямса там не было. Тут по их каналу заговорили с другого вертолета:
— Вижу Уильямса. Он идет к кладбищу.
— Ведите пристальное наблюдение за местностью.
— Вас понял. Но там через каждые десять футов постовые.
