– Не раньше следующего месяца.
Его ответ прозвучал так, как будто ему не терпится поскорее попасть за океан. Это было ужасно. Кэтрин казалось, что рушится вся ее семейная жизнь. На эстраде певец пел песню «Лечу на луну на крыльях из осенней паутинки...». «Из осенней паутинки, – подумала Кэтрин. – Моя семейная жизнь соткана из осенней паутинки».
– У нас еще уйма времени до моего отъезда, – успокаивал ее Ларри.
«Уйма времени для чего? – горько спрашивала себя Кэтрин. – Уйма времени, чтобы завести детей, свозить их в Вермонт на лыжную прогулку, состариться вместе?»
– Чем бы ты хотела заняться сегодня вечером? – спросил Ларри.
«Я пошла бы с тобой в окружную больницу и попросила, чтобы тебе ампутировали большой палец на ноге или проткнули барабанную перепонку». А вслух Кэтрин ответила:
– Пойдем домой и займемся любовью.
Она действительно жаждала этого.
* * *
Прошел месяц. Стрелки часов неумолимо бежали вперед, словно в кошмарной выдумке Кафки, дни превращались в часы, часы в минуты, и наконец наступил ужасный день, последний день Ларри в Вашингтоне. Кэтрин отвезла его в аэропорт. Ларри был разговорчив и весел. Она затихла, помрачнела и чувствовала себя несчастной. Последние минуты прошли в спешке... оформление... торопливый прощальный поцелуй... посадка в самолет, которому предстояло унести от нее Ларри... и взмах руки – знак расставания. Кэтрин стояла на летном поле и смотрела, как, разогнавшись, самолет поднимался в воздух, становился все меньше... меньше... превратился в едва заметную точку в небе... и исчез. Кэтрин целый час простояла, глядя ему вслед. Начало темнеть. Наконец она повернулась, пошла к машине и вернулась домой в пустую квартиру.
В течение года после нападения на Перл-Харбор союзники участвовали в десяти крупных сражениях с японцами на море и в воздухе. Союзные войска выиграли только три из них. Тем не менее две победы из трех – в битвах за атолл Мидуэй и остров Гуадалканал – оказались решающими.
Кэтрин до последней строчки прочитывала газетные сообщения о каждом сражении, а потом обращалась к Уильяму Фрэзеру за дополнительными подробностями. Она ежедневно писала Ларри, но получила от него первое письмо только через два месяца. Оно было волнующим и полным оптимизма. Письмо подверглось строгой цензуре, поэтому Кэтрин не знала, где он и чем занимается. Где бы он ни служил и какие бы задания ни выполнял, она чувствовала, что он, по-видимому, доволен своим положением. В долгие ночные часы, лежа в постели, Кэтрин ломала голову, стараясь понять, что же заставило Ларри отправиться на войну и рисковать жизнью. Нельзя сказать, чтобы он искал смерти. Кэтрин никогда не встречала человека, в котором было бы столько жизни. Наверное, это просто оборотная сторона медали. Жажда жизни в нем так сильна, что может полностью проявиться только в столкновении со смертью.
Кэтрин пообедала с Уильямом Фрэзером. Она знала, что он пытается пойти в армию, но в Белом доме решили, что на своем посту он принесет больше пользы. Фрэзер был страшно огорчен, но ни разу не упомянул об этом. Сидя сейчас за обеденным столом напротив Кэтрин, он спросил:
– Ларри пишет тебе?
– Да, на прошлой неделе я получила от него письмо.
– О чем он написал?
– Судя по его письму, война – это что-то вроде футбольного матча. Мы проиграли первую схватку, а теперь ввели в игру лучшие силы и добиваемся преимущества.
Фрэзер кивнул:
– Это похоже на Ларри.
– Но не похоже на войну, – спокойно заметила Кэтрин. – Война ведь не игра в футбол, Билл. Она унесет миллионы жизней.
– Когда участвуешь в войне, Кэтрин, – мягко возразил он, – лучше, мне кажется, относиться к ней как к футболу.
Еще раньше Кэтрин решила пойти работать. В армии создали женскую службу сухопутных войск. Поначалу Кэтрин думала поступить туда, но почувствовала, что может принести больше пользы на интеллектуальной работе. Она претендовала на нечто большее, чем вождение автомобиля и ответы на телефонные звонки. К тому же она слышала, что на женской службе всякое творится.
Обедая с Биллом Фрэзером, она обратилась к нему:
– Я хочу поступить на работу, чтобы хоть чем-нибудь помочь фронту.
Он взглянул на нее и согласился:
– У меня есть кое-что специально для тебя, Кэтрин. Правительство пытается продать облигации военного займа. Полагаю, что ты могла бы наладить это дело.
Через две недели Кэтрин приступила к работе. Ей предстояло организовать пропагандистскую кампанию по продаже облигаций военного займа с участием знаменитостей. Казалось, что это смехотворно просто. Однако вскоре выяснилось, что Кэтрин ожидает немало трудностей. Она убедилась, что звезды ведут себя как дети. Они от всей души хотели внести свой вклад в борьбу за победу над врагом, но были крайне безалаберны, необязательны и часто опаздывали. Приходилось то и дело менять расписание их поездок и выступлений. Нередко планы срывались не по их вине, а в связи с производством кинокартин, в которых они снимались, или нарушением графика съемок. Кэтрин постоянно курсировала между Вашингтоном, Голливудом и Нью-Йорком. Она привыкла к тому, что ей сообщали об очередной командировке за час до вылета самолета или отхода поезда, и успевала побросать в чемодан необходимую одежду. Она встречалась с десятками знаменитостей.
– Вы правда виделись с Кэри Грантом? – поинтересовалась секретарша Кэтрин после ее возвращения из Голливуда.
– Мы завтракали вместе.
– Он на самом деле такой обаятельный?
– Если б он умел себя подать, – ответила Кэтрин, – то был бы самым богатым человеком в мире.
Все вышло как-то само собой, почти незаметно для Кэтрин. Полгода назад Билл Фрэзер поведал ей, что у Уоллеса Тернера возникли трудности с выполнением одного из заказов на рекламу, которым Кэтрин когда-то занималась. Тогда она подготовила новую рекламную кампанию с использованием комических эффектов, и клиент остался очень доволен. Через несколько недель Билл попросил ее помочь с другим заказом. Не задумываясь, она пошла ему навстречу. Постепенно она стала проводить в его рекламном агентстве половину своего времени. Кэтрин взяла на себя работу над пятью-шестью заказами и успешно справилась с ней. Фрэзер назначил ей высокую зарплату плюс комиссионные. За день до Рождества, в полдень, Фрэзер зашел к ней в контору. Остальные сотрудники уже отправились домой, а Кэтрин заканчивала работу.
– Так увлеклась, что не можешь оторваться? – спросил он.
– Зарабатываю на жизнь, – улыбаясь, ответила она и с чувством добавила: – И довольно много. Спасибо тебе, Билл.
– Не благодари меня. Ты вполне заслуживаешь этих денег и еще кое-чего. Вот про это «кое-что» я и хочу с тобой поговорить. Я предлагаю тебе стать моим компаньоном.
Она удивленно посмотрела на него:
– Компаньоном?
– За последнее полугодие ты обеспечила нам половину новых заказов.
Фрэзер задумчиво глядел на нее и молча ждал ответа. Она поняла, как это для него важно.
– Считай, что у тебя есть компаньон.
У него просветлело лицо.
– Ты не представляешь себе, как я рад.
Фрэзер неуклюже протянул ей руку. Она замотала головой, возражая против такого жеста, обняла его и поцеловала в щеку.
– Теперь, когда мы сделались компаньонами, – сказала она игриво, – я могу поцеловать тебя.
Кэтрин почувствовала, что он старается крепче прижать ее к себе.
– Кэти, – начал он, – я...
Кэтрин приложила палец к его губам.
– Не говори ничего, Билл. Давай оставим все как есть.
– Ты же знаешь, что я так люблю тебя.
– И я тебя люблю, – тепло произнесла Кэтрин.
Ведь это не одно и то же, подумала она. Какая бездонная пропасть между «я так люблю тебя» и «я тебя люблю».
Фрэзер улыбнулся:
– Обещаю, что не буду надоедать тебе. Я уважаю твои чувства к Ларри.
– Спасибо, Билл. – Она слегка запнулась. – Не знаю, утешит ли тебя это, но знай, что, если мне суждено связать свою судьбу с кем-то еще, им будешь ты.
– Это огромное утешение. – Он широко улыбнулся. – От твоих слов я не засну всю ночь.
10
Ноэль
Париж, 1944 год
Уже в течение года Арман Готье не заговаривал с Ноэль о женитьбе. В начале их совместной жизни он считал себя хозяином положения. Теперь его роль в корне изменилась. Во время интервью для прессы вопросы задавали не ему, а Ноэль, и всюду, где они появлялись вместе, она оказывалась в центре внимания, Готье же оставался в тени.
Ноэль была идеальной любовницей. Она по-прежнему создавала ему все удобства, вела хозяйство, ухаживала за ним, и многие завидовали ему. Однако при этом он не знал ни минуты покоя. Готье понимал, что Ноэль никогда не будет полностью принадлежать ему, что она своенравна и непостоянна и что в один прекрасный день она исчезнет из его жизни так же внезапно, как появилась. Когда он вспоминал, что однажды она уже бросала его, ему становилось не по себе. Несмотря на весь свой ум, опыт, знание женщин и высокомерное отношение к ним, Готье был по уши влюблен в Ноэль. Он ночи не спал, ломая себе голову, чем бы порадовать ее, и, когда ему это удавалось, получал в награду улыбку, поцелуй или нечаянную радость секса. Стоило Ноэль взглянуть на другого мужчину, как Готье тут же охватывала ревность, но у него хватало ума не говорить ей об этом. Однажды после очередной вечеринки, на которой Ноэль увлеклась беседой с известным врачом, Готье разозлился и устроил ей сцену. Выслушав его гневную тираду, Ноэль спокойно ответила:
