нужные позиция в каталоге и дожидаясь доставки. Капиталистам пинать СССР и его элиты напрямую выгодно, и этот рассказ может быть выдумкой, но я почему-то уверен, что почти так номенклатура и жила. Я и мои родственники, например, жить так начал очень быстро, и счел это несправедливым. Но сейчас дела обстоят, прости-господи, справедливее: если есть деньги, хотя бы рубли, можешь из тех самых заграничных каталогов себе что угодно выписать. И выписывают так, что капиталистические мощности буксовать начинают — пришел дефицит оттуда, откуда не ждали.
Во дворе, как и положено, суетился обслуживающий персонал: у мангала я узнал двоюродного брата моего азербайджанского ресторатора, а среди официантов — работника головного «Потемкина». Калымит, наверное. А раньше в «Праге» работал, и, раз перевелся к нам — а мы брали сильно не всех — значит у нас работать лучше. Чего еще от неэффективного государственного пищепрома ожидать? Чаевые до сих пор считаются унижающей человеческое достоинство работника общепита процедурой — и отчасти это так и есть, вот в Америке, например, официанты чисто за чаевые пашут, ну что это за хрень? — но у нас народ «забытые» клиентом-кооператором рубли кладет в кубышку, честно ждет возвращение одумавшегося клиента двое суток, а потом распределяет между собой в соответствии с отработанными человекочасами. За месяц неплохая премиальная часть набирается, без всякого урона достоинству — получается не подачка или подарок, а что-то вроде кассы взаимопомощи, только «донат» в нее капает из вне, а не от сотрудников.
Дверь дома открылась, и оттуда выглянул одетый в брюки и лишенную галстука белую рубаху с закатанными рукавами, Виктор Васильевич. Мы ему помахали, он махнул в ответ — сейчас — и скрылся в доме снова. К нам тем временем подошел официант и проводил до умывальника — не ёмкость с «пимпочкой», а нормальный кран с металлической раковиной за беседкой, у нас тут везде водопровод.
На улице заревели приближающиеся движки.
— Это мой дедушка Юра в коробчонке едет, — повеселил я Виталину, и мы отправились занимать места в беседке и смотреть, как товарищ Гришин чуть ли не в припрыжку идет встречать реально дорогого гостя.
Ох уж эта вертикаль.
* * *
На златом крыльце (в беседке) сидели: Царь Царевич — деда Юра, Король Королевич — я! — Сапожник (просто потому что почетные титулы в считалке кончились) — Гришин, портной (по тому же принципу) Александр Николаевич Шелепин. Выбирать можно только варианты появления на «семейном ужине» последнего, но я пока не буду — подожду, пока Андропов привычно потянет время и скажет сам.
Дамы были усланы вкушать шашлык на веранде — не шовинизм, а допуска не хватает. По этой же причине после первичной сервировки персонал был отодвинут на другой край двора, черную икорку (натурально!) на хлеб мы и сами намажем, чай не бояре.
Почка почкой, но диету дед по привычке старается соблюдать: шашлык из белого мяса, никакого алкоголя — это актуально для всех присутствующих, что немного жаль, зато вдоволь кислой капусты и клюковки.
Знакомство началось со знакомства — с Шелепеным видимся впервые. Далее последовало первичное утоление голода под Боржом и разговоры о семье.
— У вас заночую, завтра с внуком посижу, — объявил Андропов о намерениях.
— Я на всякий случай тоже рядом побуду, — заявил я.
Поржали.
— А вы, Александр Николаевич, Сталина видели? — задал я стандартный вопрос.
— И видел, и развенчивал, — кивнул он. — Осуждаешь?
— Осуждаю резкие переобувания в масштабах страны, — честно ответил я и приложился к «Буратино». — XX съезд был бы полной фигней, если бы после «развенчания» страна взяла курс типа как сейчас, — обвел рукой.
— Дело прошлое, ну его, — пресек политический диспут Андропов.
— Согласен — чего уж теперь, — сделал я хорошую мину при плохой игре.
Интересно же — еще один источник бесценных сведений, а припасть не дают!
— Надо жить и работать, — поддержал начальника Виктор Васильевич.
Макнув в капиталистический продукт кетчуп кусок шашлыка, я отправил его в рот и заел зеленым лучком.
— Я бы работал, но работа-то кончается, — развел я руками. — Сопутствующих товаров к «Звездным войнам» на тридцать с хвостиком миллионов капиталистических денег продали, а девать это некуда. Можно мне договор с какой-нибудь американской строительной фирмой? — выкатил деду просьбу. — Пусть строителей нагонят, по три с половиной сотни на нос наскребу.
Андропов поморщился.
— Не на атомку же, — оправдался я. — Дома колхозникам строить. Представь, какая дивная пропагандистская картина? Особенно если не одна бригада, а тысяч десять народу. И они все вернутся в Америку.
— С послом договоришься — подмахну, — кивнул дед.
— Инициатива — инициатора, — признал я справедливость его слов.
Договорюсь — куда они денутся? Посол же американский политик, а значит любит брать деньги. Пусть возьмет у строителей, пролоббирует интересы.
— Что за столкновение было у Брежнева с Шелепиным? — задал я вопрос и сам же ответил. — Конфликт плохого с еще худшим.
Мужики, включая главного героя анекдота, хохотнули.
— Клевета! — отмахнулся Александр Николаевич. — Жил бы народ хорошо — я бы и не дергался.
— Не будем о прошлом, — понял я намек.
— Будем о будущем, — подсуетился товарищ Гришин. — Надо бы Москву расширять, Юрий Владимирович.
— А говорят, «не резиновая», — шутканул я.
Хохотнули.
— Если вы так считаете, Виктор Васильевич, значит надо, — выразил доверие Андропов.
— Со Звенигорода начнем, — продолжил Гришин. — Плюс все новые районы будем строить с учетом новейших наработок мировой урбанистики, опробованных в экспериментальном городе Хрущевске.
— А какой у Хрущевска опыт? — повернулся ко мне Андропов.
— Каждый район самодостаточен, — коротко объяснил я. — Весь, извиняюсь, рот в досуге — через двор коробка, через три — футбольное поле. Спортивные центры для всех возрастов, школы-магазины-поликлиники-парикмахерские. Если народ селить в «спальники», он и будет спать — порой накачавшись водкой. Бытие формирует сознание: если предоставить людям среду для любой созидательной деятельности, ею он и будет заниматься. Ну и зелени много — бегом и прогулками заниматься.
Ничего особенного, но в эти времена за «передовые наработки» прокатит.
— Хрущевск недавно занял первую строчку в рейтинге самых приятных для жизни городов планеты, — добавил международного веса Гришин.
Двадцать тысяч долларов мистеру Уилсону, и рейтинг опубликовали аж в трех журналах.
— И Третье транспортное кольцо, — добавил