Это происшествие заставило нас прервать дальнейшие выемки. Тем более что многое уже было достигнуто. В наших руках оказались десятки документов Пентагона исключительной важности. И среди них, как писала после провала Джонсона и суда над ним американская печать, наиболее сенсационные — операционный план главнокомандующего войсками США в Европе № 100-6, где были изложены подробности развертывания новой войны против Советского Союза, и руководство по ядерному оружию, которое включало список целей в СССР, странах Восточной и Западной Европы. А в заявлении Пентагона по этому поводу говорилось: «Невозможно точно определить нанесенный нам ущерб. Некоторые потери непоправимы и не поддаются оценке… не раскрой мы это дело, если бы началась война, потери вполне могли бы оказаться фатальными».
Такие оценки не случайны. Эксперты сошлись на том, что никакой другой объект США в Западной Европе не был более жизненно важным для Вашингтона, чем Орли-Филд.
Мне остается лишь еще раз подчеркнуть, что разведчики расплачиваются огромным нервным напряжением за каждую операцию, будь она успешной или неудачной. Особая тяжесть ложится на плечи руководителей разведки любого ранга. Сколько раз, отправляя разведчика-нелегала на задание, я испытывал колоссальное напряжение, пока не получал долгожданное известие: «Все в порядке, приступил к работе». Во много раз легче рисковать самому, чем ждать, когда твой товарищ благополучно преодолеет препятствия на пути к успеху. Не это ли сжигает многих из нас раньше времени? А как же Джонсон? На некоторое время осторожности ради мы прервали связь с ним, когда же восстановился контакт, оказалось, что его перевели на другое место службы, которое представляло для нас гораздо меньший интерес. Надо было опять предпринимать шаги для внедрения агента на какой-нибудь новый объект, где он располагал бы большими разведывательными возможностями. Но тут вмешался слепой случай, который нельзя было предусмотреть. В 1964 году американская контрразведка раскрыла Джонсона с помощью сведений, которые сообщила его жена, заболевшая психическим расстройством. Наш агент был арестован и осужден на длительный срок тюремного заключения.
Глава 9. В нейтральной Австрии
В морозный январский день 1966 года в аэропорту Шереметьево председатель КГБ В.Е.Семичастный ожидал прибытия венгерской делегации. Вместе с ним был А.М.Сахаровский, а я сопровождал своего начальника как человек, курирующий отдел международного сотрудничества.
Вылет самолета задерживался из-за неблагоприятных метеоусловий в венгерской столице. Председатель коротал время в разговорах с начальником ПГУ. Зная, что Александр Михайлович обязательно постарается использовать оказию для обсуждения служебных проблем, я старался не мешать собеседникам и стоял поодаль.
Вдруг Сахаровский обратился ко мне с каким-то вопросом. Я подошел. Выслушав мой ответ, начальник ПГУ, продолжая разговор с председателем, сказал, что внешняя разведка испытывает большие трудности с подбором резидентов. Так, длительное время не удается найти подходящей кандидатуры в Вену: прежний резидент отозван, а исполняющий его обязанности работник явно не справляется с делом.
— Ну, Александр Михайлович, не может быть, чтобы среди руководящего состава разведки не было подходящих людей, — сказал председатель. При этом он, как мне показалось, полушутя указал на меня: — Вот, например, разве это не готовый резидент?
Сахаровский воспринял замечание всерьез и тут же спросил: мог бы я поехать в Вену? Не придавая значения такому мимолетному разговору, я отреагировал, как это обычно де лал всегда:
— Если нужно, то начальник разведки знает, я никогда не отказывался ни от какого назначения.
Но при этом добавил, что занимался в основном англосаксонской линией, немцев знаю слабо, а языка немецкого никогда не изучал. Этот довод, видимо, не произвел впечатления. И Александр Михайлович, обращаясь к председателю, спросил, не возражает ли он, если мы примем такое решение.
Разговор прервало сообщение о посадке самолета из Будапешта, и все направились к трапу.
Занимаясь с венгерской делегацией, я довольно быстро забыл об этом эпизоде. Но через несколько дней Сахаровский позвонил мне и спросил: обдумал ли я предложение председателя о назначении в Вену? И не дожидаясь моего ответа, сказал, что если у меня нет серьезных возражений, он отдаст указание начать оформление.
Так как вопрос принимал вполне серьезный оборот, я посчитал нужным еще раз высказать, что предпочел бы более близкие мне англоговорящие или по крайней мере франкоговорящие страны.
— Других оснований для отказа у меня нет.
— На том и порешим, — сказал начальник разведки. И, видимо желая меня подбодрить, добавил: — Мы вполне удовлетворены вашей работой, а вы должны рассматривать настоящее решение как естественную ротацию руководящих кадров. Резидентура в нейтральной стране сейчас становится местом активного притяжения сил, в том числе и враждебных нам, поэтому Вене отводится роль одной из ведущих точек резидентур. Ее эффективная деятельность очень важна для всей внешней разведки, — продолжал начальник ПГУ. — А вот уже год как она не справляется с поставленными задачами. Этого дальше терпеть нельзя. Ну да мы еще поговорим об этом, — добавил Александр Михайлович.
Так казавшийся случайным разговор в аэропорту решил мою дальнейшую судьбу. Я не испытывал эйфории, но и не особенно огорчился. Не сомневался я и в искренности А.М.Сахаровского, когда он счел нужным положительно оценить мою работу в руководстве разведкой. Правда, оставались сомнения в подлинных мотивах предложения В.Е.Семичастного: было известно, что председатель стремился сменить как можно больше руководящих работников внешней разведки, чему упорно сопротивлялся А.М.Сахаровский. Что касается меня, то я «не кадил никогда кадилом лести», держался позиции начальника разведки, в том числе и при докладах амбициозному председателю комитета, что едва ли могло ему нравиться.
Смущало меня главным образом то, что, имея опыт в работе с англосаксами и хорошо зная их образ мышления, я слабо представлял себе австрийцев. Был, правда, двенадцатилетний опыт работы по линии нелегальной разведки, когда мы перебрасывали через Германию на Запад многих разведчиков, а в ГДР вели их языковую подготовку. Частые, хотя и кратковременные, поездки в ГДР и в Австрию давали возможность составить определенное представление об этих странах. Но все же… Кроме того, слабой стороной я считал отсутствие опыта по оперативным делам в области политической разведки в этом регионе; исключение составляли те дела против Федеральной разведывательной службы в Западной Германии и государственной полиции в Австрии, в которых мне пришлось участвовать.
Вспоминая свое тогдашнее настроение, должен сказать, что главное было, готовность активно работать, тем более что за плечами имелся немалый опыт руководства оперативным со ставом Я мог рассчитывать на то, что сумею организовать эффективную деятельность подчиненных, так как и сам был готов участвовать в ответственных операциях.
Сложнее обстояло с Клавдией Ивановной. Она страдала прогрессирующей гипертонической болезнью, и, хотя была готова всюду следовать за мною, меня ее состояние беспокоило. Да и врачи поставили условие, чтобы она прошла курс профилактического лечения. Пришлось Клавдии Ивановне, несмотря на ее крайнее нежелание, провести в госпитале почти весь февраль. За это время она заметно окрепла, и в марте 1966 года мы выехали к новому месту работы, полные замыслов и надежд.
Вена была новым местом не только по форме, но и по со держанию. Мне предстояло осваивать незнакомый географический район, непривычные языковые и этнографические особенности, вплотную соприкасаться не только с активно действующим в этом регионе ЦРУ, но и сравнительно новой для меня западногерманской ФРС. Тем более, что обе эти мощные разведывательные организации располагали в Австрии значительно большими возможностями, чем наша внешняя разведка.
Период с марта 1966 года по октябрь 1970 года, когда в Австрии я руководил одной из крупнейших зарубежных резидентур КГБ, оказался одним из интереснейших отрезков моей жизни. О том, как строились служебные дела в Вене, пока, к сожалению, можно писать мало: еще многие люди — оперативные работники и агенты продолжают активно действовать. Тем не менее я постараюсь коснуться тех эпизодов, которые могут представить интерес для читателя.
Поскольку резидентура ежедневно проводила до десяти разных операций, особо ответственные дела приходилось в основном решать в столице и ее окрестностях. Руководству надо было вникать в малейшие детали организации оперативной работы, особое внимание уделяя при этом выбору мест встреч с агентурой. Об этом напоминаю для того, чтобы читатель правильно понял наш интерес к « туристскому раю».
